— Да, мам? — ответил я, вытирая влажные дорожки от слёз. Со спины за круглое пузо меня обнимала Софочка.

— Рафаил, здравствуй, ты чего не отвечал весь вечер?

— Я… — пардон, я просто громил в ярости дом любимой женщины, которую недавно изнасиловал, а у тебя как дела? — Я в ванной был и не слышал.

— Перезвонить-то не судьба?

— Я потом сразу спать лёг.

— Ладно. Я хотела сказать, что сегодня к обеду загляну к тебе в гости.

— Чт… вы же с папой в Аризоне…

— Мы решили разделиться, папа поедет любоваться Гранд каньоном, а я сначала загляну к любимому сыночку, и на следующее утро отправлюсь туда же. Или ты матери не рад?

— Рад… безмерно… — промямлил я.

— Через четыре часа я приеду. Встречать не обязательно, доберусь сама, приготовь что-нибудь, мама с ночи не ела.

— К… конечно…

— До встречи, сынок!

Она отключилась, а я рухнул на диван. Затем вскочил и в панике стал искать свою уцелевшую одежду.

— Что такое? — спросила Софа.

— Мама через четыре часа приедет сюда, а я как бы живу в чужом доме, чью хозяйку истязаю, а у себя не был лет двести и оставил там лютый срач! Господи, надо бегом валить домой, успеть прибраться, обед приготовить, и… чёрт, я поправился? Определённо поправился, фак, она это заметит! Так, где мои джинсы? Или я их порвал вчера? Господи, точно, я же теперь оборотень, а если она зубы увидит или хвост?!

— Рафи, спокойно, — Флейм взяла меня за щёки и чмокнула в нос. — Ни зубов, ни тем более хвоста никто днём не увидит. Твоя одежда в шкафу в нашей спальне, мы с тобой сейчас соберёмся и придём, я приберусь а ты сбегаешь за продуктами.

— Милая, я… после всего, что я натворил, мне совесть не позволяет от тебя помощь принимать.

— В жопу совесть, творил не ты, а инстинкт. Одевайся, я сложу нам с собой завтрак.

— Ты святая, — я сильно её поцеловал. — Святая София.

— Засмущал, — покраснела она. — Ну же, иди.

Через сорок минут мы с Софочкой были в моём доме. И как же я радовался, что живность не держу, иначе пришлось бы реанимировать ещё и ферму. Я сгонял до магазина, а когда вернулся, девушка уже успела вымыть пол, протереть пыль и окна и даже укрыть стол принесённой из дома скатертью. Софочка поцеловала меня и попросила нарезать мясо, а сама стала возиться с фруктами и овощами. Через два часа во всём доме стоял запах запеченной курицы и жаркого. Когда мы стали накрывать на стол, я не удержался и стянул кусочек из мясной нарезки и подъел салат.

— Рафи! — Софа слегка пихнула меня в бок. — Ну рано ведь ещё!

— Я голодный, — виновато сказал я.

— Сильно?

— Да.

Она вздохнула, взяв меня за живот и поглаживая его. Ласково похлопала.

— Бедное голодное пузечко. Ладно, сейчас жаркое положу.

— Спасибо, сладенькая, — я потянулся её поцеловать.

— Но не очень много, — она нежно остановила меня указательным пальчиком. — Если наешься сейчас, потом места для обеда не останется.

— Для обеда место всегда найдётся, — улыбнулся я, обнимая её.

— Да? — игриво улыбнулась она. — А для десерта?

— Для него тем более, — я чмокнул её щёчку.

— Какой у тебя животик вместительный, — Софа меня по нему погладила. — И ненасытный.

— В него вместится и одна сладкая булочка, — я стал поглаживать Софу по бочкам. Какая же она мягонькая и добрая. — Я съем тебя.

— Даже после жаркого, обеда и десерта? — посмеялась она. — Мне стоит получше тебя кормить, чтобы ты не хотел есть меня, мой пирожок.

— Таких вкусных булочек всё равно больше не бывает. Софа, я… я не могу понять… почему у тебя такой сильный запах?

Она смутилась.

— Помнишь, я про течку говорила?

— Частично. А чт… стой… у тебя? — Софа кивнула. — Это… это типа…

— Нет, не как пмс. В обычном виде от меня просто сильно пахнет, а в виде волчицы… как бы приличней сказать…

— Ладно, не надо, до меня дошло. Но почему сейчас?

Софа стала рассказывать про брачный сезон, альф, бет, омег и стаю, феромоны и проклятие, что мы с ней получили от одного и того же оборотня.

— … и таким образом мы получили агрессивного самца, то бишь тебя, который подрался из-за меня с конкурентом. — завершила она. — Я понимаю, что ты мало помнишь себя в теле волка, но ты такой… такой… — она прикусила губу. — Такая булочка.

— Я?!

— Ага. У тебя на всём теле мышцы, ты высокий и статный, и венчает это великолепие твоё пузико.

Я расстроено захныкал.

— Почему даже в теле безжалостного убийцы у меня это дебильное пузо?

— Оно не такое большое, как сейчас, и очень миленькое. Садись, сейчас накормлю.

— Софа, я хотел ещё кое-что узнать. Когда я… ну, превратился… я никого не убил?

— Не успел, — она выкладывала кусочки мяса. — Картошки поменьше?

— Да можно вовсе без неё. В смысле «не успел»?

— Без неё нельзя, невкусно будет. Не успел, потому что ты только под утро прибежал в город, и я затолкала тебя домой.

— Ясно… спасибо, — разочарованно сказал я. Ещё бы немного, и я убил бы человека. Какой же кошмар. — Мясо невкусным не бывает.

— Упрямый ты бублик, — буркнула Софа, оставляя картошку на месте, а на тарелку выкладывая кусочки мяса. Она заметила моё приунывшее лицо, подошла и приобняла, чмокая в щёку. — Рафи, сладенький.

— Да?

— Тебе непросто это всё принять, я понимаю, я сама через это проходила. Очень нелегко принять, что у тебя есть или было «я», которое ночами бродит в поисках крови. Пожалуйста, пухленький, если тебе будет сложно и тяжело, или даже страшно, скажи мне об этом. Я не осужу, ты же знаешь. Я люблю тебя, я постараюсь помочь. Вместе мы со всем справимся, мой сладенький пончик.

— Я тебе поражаюсь. Но я не думаю, что у меня есть право идти к тебе и искать утешения.

— Почему, милый?

— Я тебя насиловал, я орал на тебя, я с тобой как с вещью обращался. Сейчас я понимаю, что это было из-за феромонов и проклятия, но я себя за это никогда не прощу. Когда я тебя касаюсь, а тем более целую, мне кажется, что тебе противно, что тебе… что ты ещё меня боишься. Я не хочу доставлять тебе дискомфорт. Тебе и твоей искалеченной психике.

Она обняла меня со спины и прильнула к моей щеке.

— Я тебя не боюсь, любимый. Да, у меня всплывают неприятные воспоминания и ассоциации от некоторых движений, но сейчас ты прежний. Ты мой милый, добрый, нежный Рафи. Если мне станет неприятно, я тебе скажу, только сам себя не накручивай, ладно?

Я сглотнул и кивнул, лаская её руку.

— Только честность? — слабо улыбнулся я.

— Только честность, — улыбнулась Софочка в ответ. Обняла мой живот. — Теперь кушай, мой розанчик, — она поставила передо мной тарелку с жарким, от которого поднимался горячий пар.

— Я люблю тебя, дорогая, — я поцеловал её, принимая из рук вилку.

— И я тебя. Приятного аппетита. Ой, только аккуратнее, оно только из духовки, не обожгись.

— Мгм, — я уже куснул один кусочек, предварительно на него подув. Софа стала протирать бокалы, а я, довольно объедаясь, решил задать новый вопрос. — Софочка, пышечка, насчёт оборотней.

— Да, милый?

— Ты сказала, что я не успел никого убить. А что станет, если я убью? Я стану есть его?

— Это полнолуние будет длиться ещё одну ночь, и потом луна станет убывать. Если ты съешь человеческое мясо, то оборотнем останешься навсегда. А если нет, то проклятие потеряет силу и ты снова станешь человеком.

— Гм. — я задумчиво отправил в рот очередные несколько долек. — Тогда получается, ты останешься… ай!!! — я взвизгнул и схватился за пузо, чувствуя, как по пищеводу вниз спускается раскалённое мясо.

— Что такое? — встрепенулась она.

— Ааа, мамочки, живот-живот-живот!!! Дай воды быстрее!

— Я же сказала, что оно горячее! — Софа метнулась к крану.

Жар в животе накапливался, я чуть не вопил благим матом от неприятных и болезненных ощущений и выпячивал брюхо, пытаясь отделить его от себя вместе с обжигающим мясом внутри. Когда я пил, я чувствовал нежные мягкие ручки на круглом чреве. Софочка целовала меня, а её ладони массировали мне пузцо, расслабляя жирок и заставляя успокоиться, отдаться её ласкам и ни о чём не думать. Внутренние стенки живота обволакивала приятная прохлада, погасившая жар от подлого мяса, я ахнул и облизал губы. Никогда до этого не думал, что вода такая вкусная.