— Софа? — позвал я, идя по коридору. — Софочка, дорогая, ты дома?

Я услышал движение на кухне. Спустился на первый этаж и обнаружил девушку там. Она стояла в наушниках и жарила блины. Я тихонько подошёл к ней и аккуратно взял за руку, дабы не напугать. Софа повернулась ко мне, вынула наушники.

— Рафи? Сладенький, доброе утро, кушать хочешь?

— Немного. Софа, — я поднёс к себе её руку, — я хотел… извини… я почти не помню, что я делал, но я точно тебя обидел, прости меня пожалуйста, я не специально. Ты не поверишь, но это как будто был не я, и…

Она остановила меня, притянув к себе и поцеловав, а свободной рукой лаская мне живот. Господи, как же хорошо, как я обожаю, когда она так делает. Софа отпрянула и прижалась ко мне. Она улыбалась.

— Поверю, мой сладенький. Мой любимый сахарный пухленький мальчик, мой пончик с шоколадной глазурью, мой розанчик, пирожочек, как же я тебя люблю.

— Ты… я… я что-то пропустил? — растерялся я, смущаясь столь милых эпитетов. Мне очень нравится, когда она меня так ласкает, но от неожиданности я даже покраснел.

— Пропустил, — она сильно поцеловала мою щёку. Её глаза блестели от слёз.

— Софочка, сладенькая, ты чего? Не нужно плакать, всё же хорошо. Или нет? дорогая, — я взял её под руки, — скажи, что я сделал? Я точно помню, что тебе было плохо из-за меня, но не помню, что я натворил. Пожалуйста, булочка, что я сделал?

Она поджала край губ. Потом она усадила меня на диван и взяла мой живот, начиная его поглаживать и массировать, запустив руки под халат. Боже, моя милая, не останавливайся! Я придвинулся ближе, отдавая себя в руки своей пышечки. Софа поцеловала меня в подбородок, и легла головой на моё плечо.

— Только помни пожалуйста, что я не злюсь и не виню тебя.

— Хорошо, — напрягся я. Я явно достаточно херни натворил.

— Чшш, не нервничай, — она нежно похлопала моё пузо. — Расслабь животик, всё нормально. Я очень тебя люблю, розанчик.

— Чем больше ты оттягиваешь, тем сложнее мне расслабиться, — сказал я нервно.

— Мой волнительный пирожочек, — Софа ещё раз меня поцеловала, без остановки массируя мне живот. Именно ради таких моментов я и не захочу худеть. — Видишь ли, сладенький, ты и сам заметил, что стал лучше слышать и различать запахи, правда? — я кивнул, выпячивая пузо к её ладоням. — Мой хороший. Месяц назад, когда тебя укусил тот оборотень, он передал тебе своё проклятие… он заразил тебя.

— Ч… а? — растерялся я.

— Только не волнуйся, мой сахарный. Полнолуние приближалось, способности оборотня в тебе росли, как и инстинкты и агрессия. Ты чувствовал мой запах и… ну в общем… — Софа оттянула от шеи красный платок. Там было три больших засоса. Это… это я оставил? — Тебя слишком привлекали феромоны и ты… Ты меня…

— Я тебя насиловал?!

Она опустила глаза. Я же в шоке таращился на неё, и тут в голове резко вспыхнули все воспоминания. Я орал на неё, я домогался, а она всё звала меня «Рафи, милый», «Рафи, сладенький», и слова плохого не говорила. К горлу подступил комок, в груди что-то кольнуло. Я её даже не спрашивал, я просто драл её как суку кобель, а она молчала и терпела. Мои руки стало потряхивать. Что я за выродок… что я натворил…

— Прости, — я опустился перед ней на колени и взял за руки. — Прости меня, слышишь? Я не хотел… господи, София, прости, умоляю! Я не… т-ты же такая нежная, ласковая, хрупкая…

— Вставай, — по её щеке скатилась слеза. — Вставай, не извиняйся, ты не хотел, я знаю.

— Не встану! — я прижал к себе её колени и начал целовать. — Софа, Софочка, почему ты никому в участке не сказала? Почему ты мне по шее не дала? Почему ты продолжала меня терпеть и улыбаться?

— Вставай, милый…

— Не зови меня так! Я с тобой как мразь себя вёл, почему ты продолжаешь быть со мной ласковой?! — навзрыд истерил я. Мне казалось, я сейчас заплачу от удушающего чувства вины и злости на себя. — Я же… в твоём же доме… на твоей кровати…

— Поднимайся, — она обняла меня, гладя по волосам. — У меня был выбор, либо это сделаешь ты, либо он. И уж лучше я потерпела бы тебя, зная, что ты придёшь в себя и всё будет нормально, чем меня бы выебал чужой оборотень, и ебал бы ещё очень долго.

— О ч-чём ты? — я шмыгнул носом.

— Ты ведь понял, что ты стал оборотнем, да?

— Д-допустим.

— Чувствуешь от меня запах?

— Очень хорошо, — всхлипнул я, льня к её колену.

— Это запах омеги, у которой течка. Он тоже это чувствует. И тоже хочет меня…

— Стой. Какой омеги?

— Ты понял, что ты превратился в оборотня, но не понял, что я такая же? — она бережно улыбнулась и вытерла мои слёзы.

Я сглотнул и снова всхлипнул.

— Тот, второй… Сэм говорил, что в лесу появился второй, который меня спас… это была ты?

— Я.

— И я тебя за это… господи… господи, что я наделал…

— Я самка, приходится терпеть.

— Ну да, конечно! Если бы тебя изнасиловал тот ублюдок, то это был бы пиздец, а так это сделал я, поэтому всё нормально, так что ли получается?! — она поджала губы, гладя меня по рукам. — Софа, милая, умоляю, прости… да о чём я, какое мне прощение? Ты мне жизнь спасла, ты обо мне заботилась и любила, а я в благодарность насиловал тебя месяц в твоём же доме!

— Не месяц, а две недели, — неловко подметила она.

— Ты смеёшься? Смейся, правильно делаешь… — я зарыдал, прижимая к себе колени несчастной девушки. — Скажи об этом в участке… пусть меня посадят. Или нет, пусть меня застрелят. Ударь меня, Софа. Избей меня, убей меня, как меня земля носит?! Какая же я мразь… я выродок, подонок, моральный урод, скотина…

— Рафи, — она тихонько взяла моё лицо в руки, вытирая слёзы со щёк. — Рафаил, милый, хватит. Послушай меня. В тебе говорили инстинкты и злость, ты не мог по-другому, и из-за того, что тебя укусили во время брачного сезона, гормоны и агрессия в тебе шарашили раз в тридцать сильнее. А тут рядом девушка, омега, у которой течка. Я прекрасно понимаю, что в здравом уме ты не стал бы меня трогать без моего согласия, но ты обращался в этот момент. Это был не ты, это были инстинкты. Сейчас ты прежний, адекватный, я не злюсь на тебя. Я прощаю тебя. Ты не хотел, я верю тебе. Успокойся пожалуйста.

Я упал лбом ей на колени. Наверное она права. А наверное, я пытаюсь себя оправдать.

— Я люблю тебя, Рафи, — она гладила меня по голове.

Святая женщина. По-настоящему святая. Я сглотнул горечь и поднял на неё глаза.

— Я найду самого лучшего психотерапевта для тебя, обещаю. Я… я всё для тебя сделаю, лишь бы травмы не осталось…

Она опустилась ко мне на пол и обняла. Я обнял её в ответ, поражаясь, как ей не мерзко от моих прикосновений, и тихо плакал, презирая себя. Я, огромный жирный мужик изнасиловал беззащитную девушку… а она после этого ещё и спрашивала, что я хочу на ужин…

— Рафи.

— Да?

— Можно спросить?

— Спроси конечно. Тебе всё можно.

— Тебя совсем не напрягло то, что я оборотень?

— Ну как тебе сказать, — я стал вытирать слёзы. — Ненависть к себе сейчас сильнее удивления.

— Сладенький, милый, я всё-всё понимаю, не вини себя. Через несколько дней тебе станет полегче, мы с тобой снова будем тискаться на работе, пока никто не видит, я снова буду заигрывать, а ты снова будешь рулить и нажимать на сигналку животиком.

— По-моему последнее — далеко не самое милое воспоминание.

— Это по-твоему. Я умиляюсь каждый раз. У тебя такой большой животик, мне всё кажется, что ему очень тесно и его нужно всего обгладить, обласкать, потискать.

— Может, пора бы всё-таки его хоть немного уменьшить?

— Я очень жадная, и ни с одним твоим килограммом расставаться не хочу. Тебя же станет совсем мало, кого мне обнимать потом?

— Я… я тебя люблю, — я уткнулся лицом в её плечо. Настоящий ангел. Я полюбил святую, простившую мне мою жестокость. Только сам себя я вряд ли за это когда-нибудь прощу.

Софа поцеловала меня в щёку, обнимая и лаская. На полу мы просидели немного, начал звонить мой телефон, который оказался в моих изорванных джинсах. Мама?