— Стой, — он приподнялся на локте, рассматривая меня. — Что у тебя на бедре?

Бля… бля-бля-бля!!!

— Это шрамчик… я в детстве с велосипеда упала и…

— Ясно. Ладно, иди.

Я вышла из спальни, закрылась в ванной, включила воду и всхлипнула. Больно. Долбанные феромоны, долбанная течка и долбанный оборотень!!! Я вылила на себя тюбики геля для душа, шампуня и бальзама, только бы сбить запах и не привлекать лишний раз его внимания. Потом я облилась всеми маслами и кремами, проглотила украденные антидепрессанты, накинула халат и вышла. Боль уже сошла на нет, и я могла ходить без помощи стен и дверей. Сглотнув, я вошла в спальню. Там Рафи надевал джинсы и старался застегнуть рубашку. Он тихо матерился. Не застёгиваются? Да, похоже на то.

— Ргх, да какого хера?! Недавно же нормально были!!! — ругался шериф. — Нахуй я их постирал? Нахуй они сели?!!!

Да, однозначно сели. Это же не ты поправился после частых вечерних отбивных и тортиков, твой большой животик явно не стал ещё больше, жирка в тебе не прибавилось, твои бока не стали шире, из-за чего ткани попросту не хватало и несчастные пуговки еле-еле держались на твоём пузе. Нет-нет, это другой размер, горячая вода, магнитные бури, но только не ты.

— Сладенький, что случилось? — спросила я.

— Это из-за тебя! Зачем ты новый порошок купила?!

— Милый, но ведь ты сам его взял.

— Ты женщина, ты должна за стиральные порошки отвечать, а не я!

Я сделала к нему два шага, рассматривая оголённый бледный животик, не прикрытый ставшей тесной и маленькой рубашкой.

— Сладенький, ты стал немножко толстоват для этой формы, новая ещё не пришла? – сказала я, попробовав соединить края рубахи и потерпев неудачу.

— Угадай!

— Дорогой, может, наденешь другую одежду? Пуговки явно не сойдутся, твой животик слишком большой. – я погладила его пузечко.

У него аж глаз дёрнулся.

— Ты меня сейчас животом попрекнула?

— Вовсе нет, милый, что ты? Я не ругаю и не упрекаю, ты же знаешь, я очень люблю твой животик, но рубашка правда маловата для тебя. И ремень тоже, и брюки. Ты у меня очень большой и сильный, давай купим тебе новую одежду?

— Да ты… да я…

— Любимый, пожалуйста, не нервничай. Давай не пойдёшь сегодня на работу? Я передам, что у тебя дела.

— У нас, — поправил он, ухмыльнулся и прижал меня к круглому животу. — Мы не идём на работу.

— Рафи?

— У нас есть дела поинтереснее, — его рука стала спускаться к моей попе. Господи…

— Р-Рафи, сладенький…

— Поехали в магазин. Заодно и тебе что-нибудь возьмём. Красное и кружевное.

— Милый, н-не нужно, у меня же всё есть, — мямлила я, стараясь давить на жадность. Если он собрался мне нижнее бельё покупать, то это значит, что в примерочной мне снова придётся получать.

— Нужно-нужно, хочу тебя побаловать.

— Медовенький, сахарный, ты очень щедрый, но…

— Давай, собирайся, — он открыл мне шкаф. — По дороге заедем за попкорном и остальной фигнёй для твоего сериала.

Господи боже мой…

====== Агрессия ======

В торговом центре нам встретился Сэм. Я не помню, была ли я так не рада его видеть когда-нибудь. Мы приветственно обнялись, и я пятой точкой почувствовала нарастающее недовольство Рафаила. Помимо агрессии и повышенной возбудимости он стал ещё и очень ревнивым.

— Я конечно рад вас видеть, но разве вам не надо на работу сегодня? — спросил Сэм.

— Оу, эм, понимаешь, мы просто… у нас сегодня выходной, — нервно улыбнулась я. Не говорить же, что мы не пошли, потому что на Рафи форма не застегнулась, а меня он заставил сюда ехать, чтобы осквернить очередной магазин.

— Да? — вскинул шатен брови. — Не знал.

— Теперь знаешь. Нам пора, — недовольно сказал Рафи, взяв меня за руку.

— Ты чего такой хмурый? Снова пузом на клаксон всю дорогу нажимал? — улыбнулся Локвуд.

Боже, нет! Раф хищно ухмыльнулся.

— Тебе зубы жмут?

— Ты чего?

— Рафи, х-хех, сладенький, пойдём. Нам пора, ты сам сказал, милый, идём, — я поглаживала его брюшко и за руку тянула в сторону, изо всех сил пытаясь сдвинуть с места. Сэма я жестами просила свалить куда-нибудь и не провоцировать. — Н-ну же любимый, дорогой, пойдём.

Локвуд, не будь дурак, понял мои жесты и сделал вид, что ему позвонили и отошёл в сторону. Раф пристально на него смотрел, пока тот не скрылся в толпе. Затем он повернул голову ко мне.

— Двигаем, — сказал он, и пошёл со мной в магазин.

— М-милый, ты не злишься?

— На тебя пока нет. Или должен?

— Нет, сладенький, вовсе н-нет.

— Чудно.

Мы пришли за одеждой. Там Рафи долго возмущался, что рубашка очень тугая, что пиджак неудобный, что джинсы сильно давят, а свитер колется. И потом, всё-таки набрав себе одежды поудобней, он решил одеть меня. Он купил мне ботфорты, короткую юбку, топ, несколько обтягивающих рубашек, джинсов, футболок, пеньюаров и два комплекта кружевного белья. Щедро, очень, но как же мне сука страшно возвращаться домой с горой шмоток, при примерке которых я видела, как он облизывался и тихо рычал.

В машине я сидела тише воды ниже травы. Нас сильно тряхнуло, Рафи ударился животом о руль и ругнулся.

— Господи! Любимый, очень больно? — заволновалась я, приобняв его.

— Терпимо… ссс, фак. Погладишь?

— Конечно, сладенький, — я робко легла головой на его плечо и обняла большой животик, гладя по кругу и легонько массируя.

— Гм, странно. Почему-то когда ты гладишь, боль уходит.

— Просто я люблю тебя, сахарный. — тихо сказала я и несмело улыбнулась.

— Я тебя тоже, — он накрыл ладонью мою руку на своём пузе, поворачивая руль. Я с ужасом услышала, как он принюхивается. — Запах. Твой запах усилился.

— Р-Рафи, милый, пожалуйста…

— Ты слишком сильно пахнешь! — Рафаил поднял мою руку и стал целовать и вдыхать запах кожи.

Дома меня спасло одно — он быстро устал. Рафи толком не успел ничего наделать и свалился на кровать.

— Нгх… мне плохо…

— В чём дело, любимый? Тебя не тошнит?

— Не знаю. Чёрт, мне просто плохо, во всём теле плохо!

— Ты не заболел случайно, пончик?

— Без понятия.

— Солнышко, сладенький, полежи, я за таблеточками сбегаю, — я тихонько чмокнула его щёчку и выскочила из спальни.

Когда я вернулась, он заснул. Рафи тяжело дышал, он будто задыхался. Началось? Но ещё три дня, ему так тяжело? Мой бедняжка, его ещё трое суток будет лихорадить! Значит, он не сможет толком есть, и в нужный момент он… нет, я буду рядом, всё пройдёт хорошо. Должно. Просто должно.

Рафи не вставал весь день, он спал и изредка шипел и морщился. Я измерила его температуру, 43 с половиной. Люди от такого умирают, а он… я не вполне уверена, что его теперь можно называть человеком. Мой милый, любимый, почему всё так получилось? Зачем он укусил тебя?

На часах было уже восемь вечера, с обеда он так и не проснулся. Ему нужно поесть, попить, иначе будет плохо. Я нажарила побольше мяса, сбегала за коньяком, и принесла это всё в спальню. Я села на кровать рядом с тяжело дышавшим Рафаилом и наклонилась к нему, поглаживая по груди и большому животу.

— Рафи? Рафи, зайчик, проснись пожалуйста. Открой глазки, сладенький, тебе нужно покушать. Любимый, ну же, просыпайся. Пожалуйста, сладенький.

Он ёрзал и тихо порыкивал. Я взяла его за руку.

— Дорогой, давай, открывай глаза. Я тебе мясо приготовила, как ты любишь, без костей и хрящей, остренькое. Ещё я коньяк принесла, твой любимый. Ну пожалуйста, Рафи, мышонок, проснись. Ты должен поесть.

Реакции особой не последовало. Сглотнув, я решилась на крайние меры. Я засучила рукав свитера и поднесла руку к его лицу. Сейчас учует и проснётся. Он стал принюхиваться. Затем резко распахнул глаза, схватил моё запястье и повалил на себя.

— Ты пахнешь едой, — настороженно сказал он.

— Я для тебя кушать готовила. — робко сказала я.

— Где?

— Вот, — я протянула ему поднос, который до этого лежал на прикроватном столике. — Поешь, милый. Приятного аппетита.