Так вот однажды Топоров высказался на тему того, что я, тварь такая, осмелела настолько, потому что влиятельного папика нашла. И, мол, это мне не поможет.

Я, конечно, посмеялась про себя. И как-то оправдываться не стала, разумеется. Пусть думает, что хочет. И даже лучше — пусть будет уверен, что у меня реально появился влиятельный поклонник. Так и хотелось спросить: что, мужик, завидуешь, что не ты?

Шли дни. Напряжение копилось, как я не старалась абстрагироваться. Давление усиливалось, и все усугублялось ещё тем, что пересидеть эту бурю в тихом месте не получилось бы.

Мы входили в важный этап, который Дарина метко окрестила «общественный резонанс». В противовес статейкам Топорова, которые шли по классической и давно откатанной схеме, мы работали с Интернетом и всем, что он мог предложить. Дарина вбрасывала знакомым и сочувствующим блогерам подробности, те разносили их по всей сети. И для того, чтобы все сработало, как надо, я должна была находиться на виду. Быть, так сказать, на острие атаки, насколько это возможно. Пусть это и было сопряжено с опасностью.

И такая тактика дала свои плоды.

Именно в Интернете сначала образовался, а затем разросся центр альтернативного мнения о Топорове и всей этой ситуации. Сеть помнит все, потому быстро повсплывали не самые приглядные факты о его биографии, а некоторые из пострадавших девушек даже решились высказаться. Конечно, нашлось много липовых жертв, жаждущих только минутной славы, не больше, но на общий процесс это не влияло.

Топоров терпел то, что называлось репутационными потерями, и я искренне наслаждалась даже теми отголосками бешенства, которые до меня долетали.

Дарина решила, что это тот самый идеальный момент, чтобы подать в суд. Так как я выступала официальным истцом, все делалось от моего имени и, конечно же, в моем присутствии. Когда все нужные бумаги были заполнены, чиновница отозвала нас в сторону и тихо сказала:

— Я вам очень сочувствую, правда. И потому должна сказать прямо: у него такие связи… Скорее всего дело вы проиграете. Но суд может предложить мировую, это лучшее решение, поверьте…

И так далее, и тому подобное. Не знаю, Топоров ли постарался, или женщина действительно как лучше хотела… Но даже звучало это все мерзенько.

— Спасибо, мы поняли, — вежливо поулыбалась Дарина и торопливо утащила меня прочь.

У нас был негласный договор не обсуждать вероятный проигрыш. Для себя я давно решила: мы нанесли репутации Топорова такой огромный ущерб, что даже если в остальном с треском проиграем… Я буду считать, что сделала все, что смогла.

Я вернулась на съемную квартиру усталая и в задумчивом настроении. В последнее время газетчики меня донимать перестали, потому здесь я жила уже несколько недель. Три? Или уже четыре? Черт, я вообще счет времени потеряла с этим дурдомом…

С трудом стащив с опухших за день ног туфли, я обессиленно сползла на пол.

Сколько бы Дарина не пела оды моей выдержке, но это не отменяло того, насколько постоянное давление изматывало. А впереди еще судебная волокита! Да, я бы в жизни не выдержала это до попытки суицида, как бы ни смешно это звучало… Я стала сильнее, но все равно уставала.

Ничего, ничего. Осталось совсем немного.

Иногда человеку нужно упасть на самое дно, чтобы потом оттолкнуться и вынырнуть лучшей версией себя.

Я собрала себя в кучу и решила, что короткий контрастный душ не помешает… А потом можно глянуть телевизор, что-то развлекательное, никаких новостей.

Например…

Я застыла с пультом в руках, изумленно всматриваясь в мужчину на экране.

Алексей Орлов, такой знакомый и одновременно такой чужой, со смехом рассказывал ведущему о своей последней книге. А разве он не?.. Впрочем, может его суицид был частью моих глюков. Не понимаю, правда, почему мое подсознание подсунуло мне именно Алексея, ведь он никогда ни был ни моим любимым писателем, ни уж тем более кумиром.

Но странное тепло, узнавание и ощущение родства присутствовало во мне несмотря на все доводы логики. Так что я не переключила, нет. Наоборот, сделала телевизор громче и удобнее устроилась в кресле.

Мне необъяснимо хотелось знать, что у него все хорошо.

— Приятно видеть вас в добром здравии! — с преувеличенным восторгом вещал ведущий, а после доверительно понизил голос: — А то знаете… Ходили слухи, что та авария не была случайностью… Ну… Вы же понимаете, да? — и жадно уставился на своего гостя.

Подозреваю, что мой взгляд был не менее жадным.

Значит, авария все же была? Это мой мозг не придумал? Что, реально Алексей пытался самоубиться? Может тогда?..

— Я похож на человека, который склонен к суициду? — с явной насмешкой ответил писатель, а потом улыбнулся: — Но стоит признать, что после подобных событий переоценка жизни идет очень быстро. Так что в каком-то смысле я не жалею.

Ведущий заметно потух. Явно рассчитывал на какой-то прокол со стороны гостя, чтобы раскрутить интересную историю, что подстегнет рейтинги. Но не на того напал.

— Значит, у тебя все хорошо, — прошептала я. — Ну и замечательно.

В принципе… На этом, наверное, и переключить можно. Мы ведь с этим мужчиной в реальности никогда не были знакомы… Слушать дальше о его прекрасной жизни у меня нет никакого…

— А могу я задать вам нескромный вопрос? — меж тем решил зайти с другой стороны ведущий. — О том скандале, который случился почти год назад.

Алексей нахмурился, и я резко передумала переключать канал.

Почти год?.. В моей памяти — ложной памяти, нужно почаще себе это повторять, а то совсем реальность потеряю, — Алексей Орлов погиб примерно за год до того, как я попыталась свести счеты с жизнью. Соответственно, если вычесть время на реабилитацию после аварии, да добавить те полгода, что прошли после моей неудачной попытки ухода… Выходит, он умудрился что-то вычудить сразу после выписки. Мне стало дико любопытно, что это могло быть.

— Скандал? — Алексей уже взял себя в руки и смотрел на ведущего с заметной иронией. — Мне кажется, вы сильно преувеличиваете. То, что некоторые люди, посчитавшие, что их ожидания обмануты, попытались затравить меня в Интернете, тянет на досадное недоразумение, не больше. Я даже не сразу вспомнил, о чем вообще речь.

Нет, ну каков нахал! Я даже совершенно искренне восхитилась.

Все он прекрасно помнит, и недоразумением явно не считает. Похоже, что бы это ни было, по нему…

Стоп.

Я опять?! Да откуда мне знать, как и на что реагирует настоящий Алексей Орлов?! Алена, очнись! Ты его не знаешь! Вообще! От слова совсем! Напиши на табличке и носи с собой всегда!

Черт возьми… Разберемся с мудаком Топоровым, надо будет спросить у Дарины, есть ли на примете толковые психотерапевты, а то что-то меня это все больше пугает.

— Но как же! — воскликнул ведущий в моем телеке. — Вы же выложили в сеть совершенно сырой роман!

Чего?! В смысле в сеть, да еще и сырой?! Его там что, об дерево башкой слишком качественно приложило?!

Я опять сосредоточилась на программе.

— Во-первых, в сети он и так лежал очень давно, — спокойно сказал Алексей. — Просто под псевдонимом, без моего официального авторства. Во-вторых, он не сырой. Он вполне себе дописан и вычитан… на тот момент, когда я его выложил впервые. В-третьих, я именно потому залил его бесплатно. Это начало моего пути, мой первый текст, вырванный из самого сердца. С ним связано множество воспоминаний… Как приятных, так и не очень. И я не стыжусь его. И не жалею, что открыл свое авторство. Те, кто понял подарок, приняли его с благодарностью. Остальные… — он безразлично пожал плечами. — Это их право злиться. Мое право — не обращать на их ядовитые высказывания внимание.

Что-то мне эта пламенная речь напомнила, но… Это опять же тянулось туда, в мой глюк, а я так отчаянно пыталась не воспринимать его реальностью…

— И все же, — не сдавался ведущий. — Почему именно спустя столько лет?.. Часто писатели, достигая определенной вершины, стыдятся своих первых текстов и очень хотели бы скрыть их с глаз читателей. Вы же поступили совершенно наоборот! Почему же? Алексей, я думаю всем нашим зрителям, и тем, что собрались в зале, и тем, что приникли к экранам своих телевизоров, безумно интересно! Правда же?