— Лёвонька, а купишь мне… купишь мне газету? — Она прижимает руки к груди.

— Что? — Я даже переспрашиваю, хотя всё расслышал.

— Газету. Читать хочу. Давно не читала. Хоть узнаю, что там в мире…

— Я могу, но… когда я выхожу, всё закрыто, когда возвращаюсь, уже закрыто. Только в воскресенье.

Она опускает руки и голову.

— Можно в воскресенье…

А мне кажется, что в воскресенье будет поздно.

— Я постараюсь, — говорю и ухожу.

На станцию прихожу первым. Вани нет. Я вздыхаю.

Жду. Жду его и поезд. Поезд приходит, но Вани нет.

Я оглядываюсь, люди заходят. Сглатываю. Решаю немного подождать. Не сажусь. Поезд уходит.

Достаю телефон и думаю, звонить ли. Написать?

— Прости! — разносится позади и его рука ложится на моё плечо. — Я опоздал. Поезд уже ушёл? Сел бы… — Он запыхался, дышит через рот.

Я разворачиваюсь к нему.

Стоит полусогнувшись. Лицо красное и мокрое.

— Облажался в первый день, — говорит.

— В первый день?

— Ну, — он щурит глаза, быстро осматривается по сторонам, — первый после того, как ты согласился быть со мной.

— В этом плане…

— А в каком ещё? — Он распрямляется. — Проснулся и заснул, только зубы почистил и подорвался. Думал, ты уедешь.

— Почему?

— Ну, почему? Тебе же на работу… а я тут, ну, не стою всей твоей работы.

С той стороны приходит поезд.

— Я мог подождать пять минут.

— Спасибо. — Он достаёт из рюкзака термос и отпивает, потом протягивает мне. — Будешь?

Я соглашаюсь. Тот же кофе, что и в первый раз.

— Тебе нравится? — спрашивает.

— Да, вкусно.

— Сам варил, — довольно говорит он.

Он рассказывал, что после учёбы, во второй половине дня подрабатывает баристой. Поэтому кофе варить умеет. И знает, что кофе – это он, а не оно. Он мне об этом сказал.

— Как твоя мама? — спрашивает.

Я отдаю термос.

— Странно, но, кажется, лучше. Сама есть начала – это очень странно.

— Разве это не хорошо? Ты типа рассказывал, что с ней прям вообще беда.

— Это как затишье перед бурей. Я об этом. Может стать в несколько раз хуже.

— Ну надеюсь, что такого не произойдёт, и ей просто будет хорошо. Ну, нормально хорошо, без всех этих плохих мыслей. Её, может, как-то поддержать надо? Раз она есть сама начала? Ну, чтобы видела смысл продолжать. Мне говорили, это называется «положительное подкрепление» – это когда ты поощряешь за нужный результат. Можно просто сказать, что она молодец там, купить ей что-нибудь, что её порадует, короче, как-то обрадовать её, чтобы она поняла, что не зря старается.

Поезд приходит, мы садимся.

— Наверное, она обрадуется, если я куплю газету.

— Газету?

— Она сегодня утром попросила. Я не ожидал. Но я не смогу купить её до воскресенья, в продуктовом рядом ничего такого нет. А киоски к этому время уже закрыты.

Ваня задумывается.

— Я могу купить, — говорит он, а меня это удивляет. — Сегодня куплю, завтра отдам, и ты завтра вечером ей передашь. Нормально же? Хоть не до воскресенья тянуть. Вообще, я бы мог тебя вечером после работы встретить и передать, хочешь так? Какую газету ей купить? Их дофига же. Она не говорила?

— Сомневаюсь, что она знает, какие есть. Любая подойдёт.

— О‘кей, берём любую. Когда её тебе отдать?

Я сам думал об этом: чем раньше, тем лучше.

— Тогда сегодня. Я в половину десятого приеду.

— Хорошо, у меня сегодня смены нет, так что подойду. Если подумать, то мы впервые встретимся не в метро! Круто. Я… я смогу проводить тебя до дома?

— Если хочешь. Тебе не жалко времени?

— Как мне может быть жалко времени?.. На тебя? — Он сводит брови. — Мы же, вроде как, — он опять приближается к моему уху, — встречаемся. Тем более, — он хихикает, щекочет воздухом ухо, — я рассчитываю тебя поцеловать.

Он говорит обо всём прямо.

Я не помню, когда последний раз целовался. Наверное, тогда же, когда играл на барабанах у друга. Я даже не помню его имени – Антон? Женя? Саша? Не помню той девушки, с которой встречался: какого роста она была, какого цвета были её волосы, какой был у неё голос.

— Не хочешь? — спрашивает он, отодвигаясь. — Я слишком тороплю события? Надо начать с чего-то попроще? Типа рук? Ну, я и это планировал сделать…

— Я просто задумался, что… у меня давно такого не было. Наверное, я и целоваться не умею.

— Это ничего, — он широко улыбается, оголяя зубы, — будто это самое важное.

Ваня осматривается, я тоже, рядом людей нет. Он кладёт руку на мою и сжимает. В том самом смысле, когда говорил, что я ему нравлюсь. И улыбается он не ярко, то есть ярко, но по-другому, как бы говоря, что это о наших отношениях. Потом ложится на моё плечо. От него веет теплом. Я пробую прижаться – наклоняю голову, чувствую его волосы на своей щеке. Чёрные, вьющиеся. Пахнут приятно – чем-то свежим. Ещё от него пахнет табаком и незнакомой примесью. Похожа на кофе, но не совсем. Я не разбираюсь. Ещё немного прижимаюсь к нему.

Рядом со мной давно не было человека, если не считать мать. А мать вообще считать не стоит.

Я закрываю глаза. Открываю тогда, когда людей уже много. Кажется, заснул. Если Ваня меня не будил, то он – тоже. Плечо затекло. Я тормошу его. Он тут же отрывается от меня.

— Заснул? — спрашивает.

— А ты нет?

— Нет, я просто лежал. Я бы разбудил, когда была твоя станция.

— Спасибо, — говорю и кладу руку на плечо, двигаю немного им. Боль совсем не такая, когда таскаешь коробки.

— Хочешь посмотреть аниме? У нас ещё есть время. Я бы хотел тебе другое показать, в нём тоже отпадная рисовка и история. Ну, кому-то она кажется заезженной, а мне нравится – не сёнэн в чистом виде, такая разбавленная концентрация. — Он достаёт телефон. — Хайпанул на девятнадцатой серии, потому что рисовка там вышла на совсем какой-то запредельный уровень, в Твиттере оценили, и разлетелось. Ещё после выхода аниме, продажи манги подскочили так, что никто угнаться не мог. Условно, за месяц там, у всех по пятьдесят тысяч продаж, а у них – двести, в четыре раза больше! А из-за того, что мангу быстро раскупали, её было сложно найти даже в какой-то период. Кто-то воровал, и это в Японии, прикинь? Первый опенинг там тоже потрясающий. Обожаю его. У певицы голос – просто шик. Так вот… посмотрим?

Я соглашаюсь.

Я понял, что для него классная рисовка – это когда много движений и всё крутится-вертится. А классная музыка – это активная и подвижная музыка.

Ваня отдаёт наушник.

На экране черным-черно, потом налетает снег.

Мальчик тащит окровавленную девушку на спине.

Снова субтитры.

— Извини! — говорит Ваня и останавливает. — Как я мог забыть? Боже, — он быстро включает другое видео, — просто тут такая озвучка… то есть японская озвучка, там такие крики, их надо слышать в оригинале. В переводе тоже постарались, но, я считаю, оригинал лучше.

Мы начинаем сначала.

История обрывается, и мы видим другую сцену.

— Это такой приём? — спрашиваю. — Сначала они показывают что-то эдакое, а потом возвращаются на пару часов назад?

— Да, точно, ты это верно заметил. В «Титанах» то же самое было. Это для интриги делается.

— Понятно.

Проходит немного и появляются дети. Трое.

— Их что, четыре? — спрашиваю.

Колоссальная цифра.

— Нет, шестеро.

Я чувствую, как у меня округляются глаза. Смотрю на Ваню. Ваня видит это и смотрит в ответ. Смеётся.

— Ну да, раньше и не такое было. Знаешь, чтобы потомство дальше выжило, нужно было наплодить как можно больше. Это не современный мир.

— А какой?

— Я читал, где-то тысяча девятьсот двадцатый, когда в Японию проникала западная культура, ты это потом увидишь.

Я только поражаюсь тому, сколько всего он знает. А это всего лишь сериал.

Почему-то в конце нас ожидает опенинг (там много разноцветных персонажей). Я спрашиваю, почему так.

— Это чтобы вначале не резать серию. На самом деле, я без понятия, почему так делают, но делают довольно часто. Как тебе? Понравилось?