Не сомневаюсь, что смогу. Держусь так долго, как позволяет здравый смысл, который, кажется, ускользает насовсем. Только кашель Вани приводит в себя, говорит о том, что мне надо остановиться, и я останавливаюсь. Я чувствую, как он дрожит. Как резко в нём сокращается всё – всё его тело: его спина, руки, ноги… Он кончил. Я это замечаю и начинаю двигаться. Он трогает рукой спереди, я упираюсь в его ладонь. Ощущаю это тонкое касание и возбуждаюсь ещё больше. Так я дохожу до пика – кончаю в его ладонь.

Тяжело дышу, Ваня тоже. Потом он поворачивает голову ко мне.

— Жесть, я на стену кончил, — так и говорит. — У тебя есть салфетки?

Я мотаю головой и при этом до сих пор держу его за бёдра, примостившись членом между ними.

Ваня выпрямляется. Несмотря на жару, мне становится холодно. Он отпускает.

— Жесть, мне так стыдно. — Он трёт нос сгибом локтя. — Я ещё никогда это в общественных местах не делал.

— А парадная, — спрашиваю, — это общественное место?

Когда говорю, понимаю, да, это вообще-то общественное место.

Ваня кивает. Пальцами натягивает трусы и шорты. Потом ладонью пытается собрать сперму со стены.

— И не спрашивай, откуда я это выдумал, — говорит он.

Я совсем не понимаю, о чём речь.

— Сумата, — говорит и смотрит в стенку, где цвет темнел.

— Это что-то японское? — спрашиваю я.

Ваня кивает.

— Секс без проникновения. Как мы только что делали.

Всё-таки это считается за секс. Я и не думал. Но было… приятно. Весь Ваня для меня приятен.

Он держит перед собой руки, а они блестят.

— Вернёмся ко мне, вымоешь, — говорю. — Тебе… понравилось? — спрашиваю. Кажется, будто бы впервые.

— Ага, — говорит он и широко улыбается, но с подтекстом. От глаз идут морщинки. — Нестандартный такой опыт.

Для меня тоже.

До Вани у меня вообще подобного опыта не было.

Я подтягиваю трусы и шорты. Закрываюсь, а Ваня, кажется, даже для самого себя незаметно облизывает губы. Это почти снова возбуждает, но я держусь. Не даю этим чувствам перевалить за край. Напоминаю себе, что надо возвращаться, что Ване надо помыть руки, что мы опять… вернёмся в общество живого серо-синего трупа.

Это меня остужает. Приводит в норму.

Через балкон возвращаемся к лифту. Ждём. Не говорим, но переглядываемся. Ваня продолжает улыбаться. Он действительно доволен. Руки держит перед собой вместе.

— Это капец неловко, — говорит. — Надеюсь, этого никто не увидит.

Мне не кажется, что там есть кому ходить.

Приходит лифт и мы спускаемся на шестой этаж. Я открываю дверь и придерживаю её, чтобы Ваня не тронул. Заходим в квартиру. Мать реагирует на наше появление:

— Как вы быстро! — говорит она, выглядывая из-за газеты. — Ничего не взяли? — и почему-то замечает то, до чего ей не должно быть дела.

— А мы пошли, а потом Лев сказал, что у вас дома это есть, да? — Ваня смотрит на меня.

Мне надо придумать, что такого у нас дома есть.

— Мороженое хотели купить, а у нас ещё целый брикет лежит.

Ваня часто кивает.

— Хотите? — спрашивает у матери.

— Ой, я, наверное, переела, потом бы съела.

— Если передумайте, присоединяйтесь. — Ваня вежливо улыбается и слегка толкает меня в бок. Смотрит на дверь ванной.

Открываю ему. Он тут же заходит и поворачивает кран. С явным облегчением моет руки. Наверное, я понимаю, что он рад, что больше не надо прятаться. И… стыдиться.

— Каким полотенцем можно вытереться? — спрашивает.

— Серым, — говорю.

Ваня вытирает руки и выходит, берёт под руку и отводит на кухню.

Мы снова закрываемся.

— Я буду мороженое, — говорит.

Я залезаю в морозилку, достаю. Нарезаю и раскладываю по тарелкам. Себе тоже беру. За компанию с Ваней.

Садимся за стол.

— Я, когда у бабушки на даче был, всё время такой пломбир ел, — говорит, — у неё ещё было черничное варенье, добавляешь, смешиваешь и вообще красота. У тебя нет?

— Нет, — говорю. — Можно купить.

— Да ладно, из-за одного раза оно того не стоит. Хотя можно купить разные… клубничное с клубникой тоже, наверное, кайфово. Надо будет попробовать. — Он довольно облизывает ложку. — А тебе как, нравится?

— Мне… — жму плечами.

— Без разницы?

— Да.

— Помню, ты говорил, что тебе мясо больше нравится. Можно будет что-то эдакое зафигачить. Кстати, как тебе роллы?

— Съедобно, — говорю, а Ваня смеётся.

Сам почему-то улыбаюсь. Будто знал, что именно такую реакцию вызовет мой ответ. Его смех заражает какой-то позитивной энергией. Он искренний. Честный такой. Я верю, что ему действительно смешно.

— Раз съедобно, оно определённо того стоило! — говорит и прижимается ко мне. — Потом ещё что-нибудь попробуем. Чтобы ты всё-всё знал и мог сказать, что тебе нравится, а что нет.

— Наверное, этого будет много?

— Ещё как, — но Ваню это не пугает. — Такой вот гастрономический тур у нас получается. Надо придумать, чтобы дальше попробовать. — Он отламывает кусочек мороженого, поддевает его ложкой и кладёт себе в рот.

Дальше… а я лишь надеюсь, что это «дальше» действительно будет. Что оно не окончится. Я… не готов к этому. Этого я не хочу.

Кладу руку на Ванино бедро и прижимаю его к своей ноге.

Что-то я да чувствую.

========== 12. ==========

Мы сидим ещё немного, прежде чем мать начинает стенать. Если бы могла, она бы подошла к двери и шаркала ногтями как кошка. Но она этого не может. Поэтому только повышает свой сухой голос. Расставаться с Ваней не хочется, кажется, он испытывает то же самое, но с пониманием смотрит на меня, говоря: «Всё в порядке».

Если бы всё было в порядке…

Перетаскиваю мать на кухню. Она просит мороженое. Я отрезаю кусок и ставлю ненадолго в микроволновку. Ваня смотрит, подняв брови. Я кидаю взгляд на мать, и это служит достаточным объяснением.

После звонка ставлю тарелку перед матерью и даю ей ложку. Жду, будто она сможет сделать всё сама. Но она не может. Поэтому я снова кормлю её на глазах у Вани.

Вот это я ощущаю, как неловко. «Стрёмно» и стыдно.

Мать, кажется, ест с аппетитом, растягивает улыбку из своих покоцанных губ и говорит, что вкусно. Я выполняю свою задачу. Работаю как автомат. Автомат, который, кажется, выходит из строя. Почему-то я так подумал о себе. Наверное, потому что в последнее время забота о ней даётся тяжелее, чем когда бы то ни было. Потому что в моей жизни появился Ваня и я хотел бы быть с ним, тратить время на него, а не на неё. Она… просто мешает. Мельтешит как мошка, которую не получается прибить.

Я замечаю, что сильно сжимаю ложку. Пытаюсь расслабить пальцы, но не получается. Когда я докармливаю её, она рассыпается в благодарностях, хочет ухватить за руку. Я вовремя встаю и ставлю тарелки в раковину. Вздыхаю. Смотрю на Ваню, он смотрит на меня, а потом на часы.

Похоже, ему пора, но он… почему-то не хочет уходить. Из-за меня? Опять из-за меня?

— Ваня, тебе пора? — спрашиваю.

Он опускает плечи, смотрит устало и улыбается так же.

— Немного, я бы хотел остаться. — Он путается пальцами в своих завитках. — Так… — и смотрит на меня, исподлобья.

Хочет что-то донести, не говоря слов, но я не понимаю.

Ваня встаёт, подходит ко мне, и мы вместе выходим. Закрываем дверь кухни.

— Я волнуюсь, что твоя мама опять начнёт, — шепчет мне на ухо, взявшись за ворот футболки.

— Я управлюсь с ней, — говорю.

— В этом-то я не сомневаюсь. — Он отпускает меня. — Просто волнуюсь.

Хочу сказать, что волноваться не о чём, но это не так.

Ваня берёт меня за руки. Жмёт пальцами, тянет к себе, а потом направляет ко мне. Качается.

— И уходить я не хочу, — выдавливает он. — Блин, ну почему всё так? — Он запрокидывает голову.

— Мы… увидимся завтра?

— Увидимся, — говорит Ваня и смотрит на меня. Уверенно. — Надеюсь, за это время ничего не случится.

Я киваю.