— Как это славно! Лёвонька, у тебя такой замечательный друг, — и снова жмётся ко мне своим телом, своей обвисшей грудью.

Я хочу забрать руку, но она цепляется, потом тянется к моему лицу и целует в щёку. Я смотрю на Ваню, а у самого глаза круглые как эти роллы. Мне стыдно. И я раздражён. Я поднимаюсь и выдёргиваю руку.

— Прекрати, — говорю ей, а она в непонятках смотрит на меня, будто всё сделала правильно.

— Лев, отойдём? — Ваня берёт под руку и, не получив моего согласия, отводит в коридор. Дверь кухни закрывает. — Ты как?

Я тру ладонью щёку.

— Не знаю, — говорю, а внутри раздражаюсь сильнее. Там всё болезненно шкрябает. — Я не знаю, что на неё нашло. Она обычно так себя не ведёт, — тру так, что болит скула. — Не понимаю, — говорю и продолжаю тереть.

Ваня берёт меня за руку. Останавливает.

— Выйдем прогуляться? — говорит. — Надо освежить голову.

— Да, — соглашаюсь я. — Только мать… я её в комнату отведу, а ты обувайся.

Ваня кивает. Я захожу на кухню, спрашиваю, будет ли она есть ещё, но она говорит, что нет. Поэтому я отвожу её. Усаживаю на диван и предвижу очередное движение в мою сторону – быстрее ухожу.

— А вы куда? — тянет она.

— Надо кое-что купить, — говорит Ваня и мы выходим.

Я запираю дверь, и мы идём к лифту. Ждём, потом едем под сопровождение монотонного гула. Только когда выходим из парадной Ваня говорит:

— Это странно, — и прикладывает руку к подбородку.

Вид серьёзный.

— Что?

— Твоя мама… она ведёт себя странно.

Я не понимаю, что он имеет в виду. То, что она не может сама ходить и есть, или что-то другое?

— Она так вешалась на тебя, — говорит и достаёт сигареты из кармана. — Будто она не твоя мама. — Достаёт две, одну отдаёт мне. Я принимаю. — Извини, это звучит… хреново, но… блин, не могу по-другому это назвать. — Он достаёт зажигалку и поджигает сигарету, потом отдаёт её мне. — То есть я понял, что без тебя она ничего не может – это ладно, её надо поднять, перенести, накормить, но вот… когда она тебя за руку брала или вот, когда прижималась, а потом поцеловала… она будто заигрывала с тобой. — Ваня нервно стряхивает пепел и разминает плечи. — Извини, звучит дерьмово, но это так выглядело…

— Раньше она себя так не вела, — говорю. — Только сегодня… Я сам… не ожидал такого. Не понимаю, зачем ей это…

— Она, правда, так больше себя не вела? — спрашивает Ваня. Его голос звучит строго.

Я смотрю на него. Не понимаю этой перемены. Слепо моргаю и мелко киваю.

— Хорошо. — Он выдыхает. — То есть не хорошо, конечно, с ней что-то… неладное. Я понимаю, она больна, но вот это – это слишком. Ты же её сын, зачем ей лезть к тебе так? — Ваня напрягается: всё его тело будто принимает оборонительную позу. — Слушай, это… мне кажется, это серьёзно. Если она так будет и дальше себя вести, отведи её к врачу… Или, если это не поможет, на крайний случай, ты можешь у меня перекантоваться. Не хочу, чтобы это во что-то вылилось.

«Что-то»… он подразумевает что-то большее, чем объятия и поцелуи в щёку? Я сглатываю. Если она так продолжит приставать ко мне… даже не хочу думать, во что это может вылиться, хотя всё уже представил. Секс. Ваня говорит о нём.

Она больна, но не настолько. Она просто не может так поступить.

— Извини, — говорит Ваня, — наговорил всякого… Блин, я, наверное, перегибаю палку. Я же её только в первый раз вижу, а уже такое думаю… Просто это странно. Вот, это всё, что я имел в виду. Извини.

Он прикрывает рот рукой, на меня не смотрит.

— Я понимаю… что ты имеешь в виду, — говорю. — Это действительно странно. И… тебе не надо извиняться. — Не считаю, что заслуживаю его извинений, даже за свою мать – это мне за неё надо извиняться. — Если бы я знал, что такое будет… я бы… предпочёл встретиться на улице.

— Ты не виноват. — Ваня хлопает меня по плечу. — Возможно, в ней что-то происходит. Не знаю, о чём это может говорить, но просто надеюсь, что хуже не станет.

Я киваю. Соглашаюсь. Я тоже не знаю, о чём это говорит и к чему может привести. Это что-то новое.

Я снова забываю о сигарете, Ваня на время тоже. Потом он замечает её в своей руке и усмехается. Курит. Делает он это… красиво. Пожалуй, красиво. Никогда ещё так не думал, но это слово кажется подходящим. Красиво то, как он держит её указательным и средним пальцем, как поддерживает локоть рукой, как, чуть вытягивая губы, выдыхает дым, а потом снова затягивается, прикрывая глаза. Он видит, как я на него пялюсь – это я и делаю. Хочу поцеловать его. Прямо здесь и сейчас, когда вокруг нас люди, а на детской площадке кричат дети. Мне кажется, будто Ваня это видит. Начинает курить быстрее, я тоже. Фильтры выкидываем в мусорку и заходим в парадную. Прячемся в лифте и целуемся. Я прижимаю его к стене и надеюсь, что тыкаю на самый верхний этаж. Ваня обнимает меня за шею, я хватаю его за бока. Не могу оторваться, не могу насытиться, хочу его всего. И понимаю, что возбуждаюсь, но не могу остановиться. Целую его глубже, проникаю языком, чувствую его и упиваюсь. Тяжело дышу и не могу остановиться. Ваня, кажется, тоже.

— У меня стоит, — говорю, когда на секунду мы отрываемся друг от друга.

— У нас времени не хватит, — отвечает он. — Куда бы нам?.. — думает.

Я облизываю губы и снова целую его. Он отвечает. Лифт ещё поднимается. И кажется, делает это слишком долго. Когда я думаю об этом, он останавливается. Я разрываю поцелуй. Оборачиваюсь. Никого нет. Ваня дышит через рот. Трёт рукой под волосами. Смотрит на меня исподлобья. Этот его взгляд только разогревает. Я беру его за руку и вывожу из лифта.

— Можно на лестнице, — говорю. — Этаж двадцать седьмой, навряд ли кто-то решится идти пешком, — выпаливаю. — Пойдёт?

Ваня кивает. Мы идём на балкон, а через него попадаем на лестницу. Тишина. Лучшее, что я мог услышать. Он целует. Я упираюсь спиной в стену. Опускаю руки и нащупываю его член. У него тоже стоит. Я стягиваю шорты, потом трусы. Ваня трогает меня и опускается на колени.

— Ты хочешь… так? — спрашиваю.

Ваня поднимает свои карие глаза. Красная нить браслета на руке цепляет взгляд.

— А ты нет?

Я не знаю. Кажется, хочу, но не так.

— Давай вместе, — говорю и кладу руки на его плечи. Тяну на себя, он поднимается. Беру его член в руку. Сосредоточенно смотрю на него. Не большой, но и не маленький. Средний. С проступающими венками.

— Я хочу кое-что попробовать, — говорит он и улыбается.

Встаёт к стенке и немного оттопыривает зад.

— У нас сейчас не получится, но ты можешь… между… чёрт, это стрёмно говорить, — Ваня заминается. — Я сожму бёдра, а ты между ними…

Дальнейшие изъяснения ни к чему. Я понимаю. Ваня немного скрещивает ноги, чтобы его бёдра касались друг друга. Я пристраиваюсь сзади. Приспускаю резинку трусов. Действительно стоит. Я думал, что мне показалось. Не думал, что всё настолько серьёзно…

Сам беру Ваню за бёдра, притягиваю к себе. Жмусь между его ногами. Он сжимает несильно, но достаточно, чтобы доставить удовольствие. Я двигаюсь. Как двигался тогда, у него в квартире. Когда был в нём. Вспоминаю, что было. Как я себя чувствовал, как чувствовал Ваню, подключаю эти моменты и воспроизвожу их, пока трусь о него, о его яйца, а иногда член. Немного, но это похоже на секс. Его руки упираются в стену, шаркают по ней ногтями, и я думаю, что он чувствует не так много, как я, поэтому сжимаю его снизу. Начинаю надрачивать. Но Ваня говорит:

— Лучше горло, — намекает, куда мне переместить руку.

И я слушаюсь. Сжимаю его. Буквально сразу. Ни о чём не думаю и кладу руку на его шею. Давлю и одновременно двигаюсь. Пытаюсь двигаться и не отвлекаться на то, что чувствую рукой. Но не получается. Я сосредоточен именно на его шее, на его дыхании и пульсе. И, кажется, именно поэтому, упускаю мимо себя всё то, что имеет значение. Ваня начинает кашлять. Звать меня. Я разжимаю руку.

— Это было оно, — выдыхает он и тут же делает глубокий вдох. — Сможешь ещё? — спрашивает, а я уже тянусь.