— Я ещё не встречался с таким. Не знаю. Если тебе это не вредит, то… наверное, нормально?

— Да уж, я не хочу, чтобы мне это вредило… Прикинь, с пакетом на голове задохнуться? Больше смерти я боюсь, что меня так и найдут: со спущенными трусами, в дерьме и моче. Жесть какая, ну нафиг, лучше я буду за временем следить.

Я не понимаю.

— В моче?..

— Ты не знаешь? — Ваня смотрит на меня.

Он никогда не рассматривал моё незнание с позиции осуждения. Он просто принял тот факт, что я не знаю большинство современных течений, не понимаю интернет-жаргона и не описываю свою жизнь мемами. С мемами ещё пришлось отдельно разбираться – поскольку то, что я знал о мемах, кардинально изменилось с того времени. Теперь это не просто повторяющиеся картинки с реакциями, это буквально любая смешная картинка.

— Если кратко, — начинает он, — то, когда ты умираешь, твой мозг перестаёт работать, и то, что было в состоянии возбуждения – да, это звучит странно, я сам не сразу привык, – переходит в расслабленное состояние. У нас, короче, есть такие пробки в организме – сфинктеры, и вот они обычно всё время напряжены, а когда ты умираешь, они не могут напрягаться и расслабляются, и выпускают всё то, что держали до этого: это касается мочи и фекалий. Поэтому… когда находят трупы, от них несёт, наверное, не столько разложением, сколько собственными экскрементами.

Я этого не знал. Трупы, оказывается, чистыми не находят… в сериалах обычно о таком не говорят.

— Тебе не мерзко от такого? — спрашивает Ваня.

— Нет.

Ваня снова притягивается к моему уху.

— Я заметил, как девушка напротив слушала и кривила лицо, надеюсь, что про фетиш она не услышала, — а потом тихонько смеётся.

— А если услышала?

— Хм, — Ваня прикладывает руку к подбородку, — ничего страшного, пожалуй? Она же меня не знает, ничего мне не сделает. Да и даже если бы знала, ну, узнала бы новое. — Он широко улыбается. — А ты не думаешь, что это странно? Этот мой фетиш.

— Наверное, каждому своё.

— Блин, — он толкает меня в плечо, — из-за тебя я начинаю думать, что в этом реально ничего такого нет.

— Наверное, в этом действительно ничего такого нет, пока ты… можешь себя контролировать. Хотя я и не понимаю, что именно тебе в этом нравится.

— Даже после того, как я объяснил?

Я киваю:

— Мне кажется, если я буду задыхаться, я буду думать о том, какое… неудобство это приносит.

— Неудобство? А хорошее слово. Неудобство это приносит, но такое – приятное. Как будто к какой-то вещи привыкнуть не можешь, но она тебя не достаёт, а, наоборот, развлекает. — Он вскидывает ладони.

Вот как. Только всё равно непонятно.

— Насчёт развлечения… — Ваня кладёт руки на колени, немного хлопает себя, а потом разворачивается ко мне. Облизывает губы. Смотрит выжидательно. Без особых эмоций. Кажется, с какой-то решимостью. Или сомнением. — Хочешь прийти ко мне в воскресенье? На пару часов. Или на час. Ещё время туда-обратно, вот. — Он улыбается и опускает голову, прячет глаза.

Это я понимаю.

— Хочешь ещё что-то сказать? — спрашиваю.

— Ага. — Он обнимает рюкзак, смотрит в сторону людей, потом на меня, и снова прижимается, в этот раз трогает своей щекой мою, и перед тем, как сказать, вдыхает. — Если ты хочешь, мы бы могли заняться сексом, — говорит прямо. Не ищет обходных путей. — Как ты? — спрашивает, вернувшись на место.

— Я не против, — говорю, а Ваня на секунду удивляется, а потом дует губы.

— Я понимаю, что это означает «да», но я имею в виду, хочешь ты этого сам или соглашаешься, потому что я предложил?

— У меня давно этого не было, поэтому не знаю. Я… наверное, даже не помню, что тогда испытывал. Нравилось ли мне тогда. Было ли хорошо… — Я помню, что секс был, помню мутные образы, но не впечатления. — Но я не против. Потому что… это ты. Ты предлагаешь, я соглашаюсь, потом это оказывается чем-то хорошим. Поэтому я не против. Потому что думаю, — прикладываю руку к виску, — что стоит попробовать. А я уже давно… ничего не пробовал. Даже такого.

— Такой твой ответ намного приятнее, чем «я не против». Теперь буду думать так, когда ты будешь так отвечать, — уже улыбается гордо. — Тогда на этой неделе?

— Я… — Ваня предвидит мой ответ. — На этой неделе.

— Тебе будет удобнее созвониться в воскресенье или заранее всё обсудить?

Оба варианта кажутся удобными.

— А тебе будет удобнее заранее обсудить? — спрашиваю, вспоминая, как он наведывался ко мне – предпочёл узнать всё заранее.

— Вообще да, меньше тревожиться буду.

— Тогда давай сейчас.

***

В субботу не получается сразу заснуть, несмотря на усталость. Я думаю о том, что приду к Ване домой, что мы будем заниматься сексом. А я ведь ничего в этом не понимаю. На улице гудит сигнализация машины. Будет ли ему приятно? Что делать, чтобы ему понравилось? Как мне надо себя вести? Надо ли будет что-то говорить? Как мы вообще начнём это делать? Ваня точно знает, а я – нет. Я даже не уверен, что у меня получается хорошо целоваться, но он не жалуется. Только принимает и улыбается. Улыбается нежно и в то же время… не знаю, как это. Что-то, что полностью противоположно нежности.

Я ворочаюсь. Руки и ноги обессилены, поясница ноет, но я не засыпаю. В какой-то момент начинаю слышать дыхание матери, и тогда хочется положить подушку ей на лицо. Не просто положить и оставить так, а придавить, чтобы она задохнулась и больше не издавала ни звука.

Когда засыпаю, не знаю, но просыпаюсь в одиннадцать и чувствую себя бодро. В темпе до трёх выполняю домашние дела, включающие в себя и мать. Она ведёт себя сносно. Даже сама ест. Даже сама спускает трусы в туалете.

Когда выхожу, звоню Ване. Говорю, что иду. Спрашиваю, не надо ли чего. Он говорит, что всё есть, кроме презервативов. Спрашивает, куплю ли я. Конечно я куплю.

Захожу в магазин по пути, долго ищу презервативы, потом вспоминаю, какой у меня размер, и понимаю, что не помню. Уже не знаю. Кажется, впервые за долгое время пользуюсь телефоном, чтобы что-то узнать. Цифры мало помогают, прикидываю примерно. Главное, не перебрать, наверное. Главное, чтобы сидел. Пока ходил по магазину, подумал, что, возможно, взять что-то всё-таки стоит. Потому что Ваня тратился на меня. Но я понял, что не знаю, что ему нравится. Нравится ли ему сладкое? Он покупал, но это мало о чём говорит: может, он давно не ел и решил попробовать? Может быть, ему такое вообще не нравится? Или нравится что-то особенное? Я стоял перед холодильником, смотрел на пирожные и торты. Торт – это хороший подарок, но понравится ли ему? Их столько видов, а я даже не знаю, какой именно в его вкусе. Если подумать, я… вообще о нём ничего не знаю, кроме пары вещей. Он любит аниме, наверное, читает мангу – раз он говорил о ней, и то, сомнительно, – он любит варить кофе, ему нравятся шоколадные сигареты, которые курит по настроению, ещё… иногда он упоминает своих друзей, но много о них не говорит, предпочитает переключиться на что-то ещё. Поэтому я даже не уверен, что правильно помню их имена. И вот это всё, что я о нём узнал. Этого… мало. Ничтожно мало.

Стою перед холодильником, смотрю на сладости и думаю, что, наверное, я – идиот. Ничего не знаю о себе, ничего не знаю о Ване, даже о матери… я ничего не знаю. И почему-то для меня Ваня желает счастья. Наверное, поэтому он хочет, чтобы я понимал, что там во мне творится – чтобы я знал и не был таким идиотом.

В магазине покупаю презервативы, гостинцы решаю купить около метро – там есть булочная, и сладости там сладкие в меру – может быть, Ване понравятся.

Перед тем, как зайти в булочную, мне на глаза попадается цветочный. Когда я встречался с девушкой в универе, я покупал ей цветы. С Ваней мы тоже встречаемся, но нужно ли ему это? Как он отнесётся к этому? Или это слишком сопливо и не к месту? Что его обрадовало бы? Что он бы хотел от меня получить?

Голову снова давит. Я прижимаю ладонь ко лбу.

Когда я задаю слишком много вопросов, приходит боль. Но… я не могу не задавать их. Пока рядом Ваня, пока я думаю о нём – он заставляет меня думать. Думать о том, о чём раньше даже не приходилось задумываться.