Я не согласен, если это компания матери. Но если это компания Ваня – поднимаю обе руки.

— Вознаградишь меня? — спрашивает.

Я обещал ему два поцелуя.

Наклоняюсь к нему и целую в губы.

========== 7. ==========

В этот раз Ваня не напирает, не лезет с языком, позволяет мне всё прочувствовать и понять, как действовать. Одну руку он ложит на моё колено, периодично сжимает и гладит его, вторую – на голову. Притягивает к себе, будто я могу передумать. Но я не чувствую, что могу передумать. Сам толкаюсь языком, трогаю его губы, зубы, язык. Ваня подыгрывает мне. Улыбается сквозь поцелуй – это я тоже чувствую. Смеётся – выдыхает аккуратно воздух, щекочет меня. Я сам кладу руку на его щёку и держу рядом с собой, будто он может передумать. Но я знаю, он не передумает. Он этого хочет больше меня. Он отдаётся этому больше меня. В эти отношения он вкладывается больше меня.

Когда заканчиваем, Ваня прижимается лбом к моему лбу, держа глаза прикрытыми. Губы сжал. Он немного потный.

— Хочешь принять душ? — говорю.

Мы сегодня много сделали.

Он открывает глаза и смотрит на меня, а потом улыбается.

— Если ты со мной.

Я соглашаюсь, потому что не думаю о том, о чём думает он. Это я понимаю быстро.

Мы уходим в ванну, закрываемся на замок. Хоть мать и спит, лучше перебдеть. Ваня снимает футболку, потом разворачивается ко мне, подходит, шаркает тапочками и забирается руками под мою футболку. Тогда-то до меня доходит, что за «если ты со мной». Это удивляет. Ваня видит мою заминку.

— Извини? — говорит он. — Я… подумал, что могу. — Он резко убирает руки. — Я приму душ, так что… можешь выйти. Блин, как мне неловко. — Он прикрывается рукой. — Я слишком тороплю события, да? Извини. Занесло.

Должен ли Ваня извиняться за то, что я не чувствую атмосферу и не понимаю его слова?

— Всё в порядке, — говорю и снимаю рукой футболку. — Я… просто тормоз.

Ваня смотрит на моё тело.

— У тебя позвонок к животу не липнет? — спрашивает он серьёзно и трогает мой живот. — Даже кости торчат…

— Нет, — отвечаю, — это у матери липнет, у меня ещё нормально.

Ваня смотрит на меня напряжённо, потом обнимает. Его тело горячее. Я не знаю, что делать, обнимать ли в ответ, поэтому просто стою.

Всё настолько плохо? Я так никогда не думал. Это всегда казалось нормой.

Всегда ли?

Ваня отрывается и снова целует. Обходится со мной мягко. Кажется, я начинаю привыкать к его напору и ждать именно его. Он кладёт руки на мои бока, трогает резинку шортов и трусов и спускает их, касаясь ладонями бёдер. У меня мурашки по ногам идут. Я должен сделать то же самое? Наверное, да. Поэтому руками ищу пряжку на ремне, пробую разобраться с ней, получается далеко не сразу, за это время Ваня становится только более разгорячённым, трогает мой член, сжимает. Я сглатываю. Судорожно дышу.

Когда другой человек в последний раз трогал меня? Когда я трогал кого-то, кроме матери?

Я закрываю глаза, млею, забываю о джинсах Вани. Меня хватает только на то, чтобы не задохнуться. Я теряю счёт времени, забываю дышать. Когда Ваня отрывается от меня, обдаёт холодом. Он опускается на колени и берёт мой член в рот. Я такого не ожидал. У меня подгибаются колени. Ваня предлагает сесть на край ванны. Я сажусь.

— Ты уверен? — спрашиваю, когда Ваня почти заглатывает меня.

— Почему нет? Не хочешь? — Он поправляет волосы. — Если тебе неприятно, могу так не делать.

— Нет, приятно… — я не успеваю закончить.

— Тогда всё хорошо, — говорит Ваня и облизывает головку.

Я весь напрягаюсь. Хватаюсь за край ванны и выдыхаю через рот. Наверное, от того, что так хорошо, мне становится плохо.

Ваня умеет делать минет. И делает его хорошо. Я не могу выровнять дыхание. Закидываю голову и ослепляю себя светом лампы. А Ваня берёт меня во всю длину, ласкает языком и, кажется, давится. Держит во рту до тех пор, пока не начинает кашлять, потом отпускает, делает пару глубоких вдохов и снова берёт. Я сжимаю пальцы на руках и ногах. Кончаю быстро. А кончил в Ваню. Смотрю на него, а он, поднеся руки ко рту, смотрит на меня снизу-вверх. Лицо всё красное. Он открывает рот, а на языке сперма. Закрывает его и сглатывает.

— Ты чего?.. — говорю.

Ваня удивлённо хлопает глазами.

— Не надо было?

— Не знаю…

— Ты бы сказал, я бы выплюнул, — говорит. — Я не умру от этого.

Нет, то, что он не умрёт, и так понятно…

— Тебе никогда не отсасывали?

— Нет.

Ваня улыбается.

— Понравилось?

— Наверное, — говорю и отвожу взгляд. — Я не понял, — признаюсь. — Столько всего, что… мыслей никаких.

— Если ты кончил, это уже хорошо – результат у нас есть.

Оптимистичен.

Это улыбает. Всё ему понятно, во всём он может разобраться и ко всему может подойти.

Ваня встаёт на ноги, трёт рукой лицо. Джинсы у него оттопырены. Я тяну руки, расстёгиваю пуговицу и опускаю молнию. Ваня смотрит.

— Тоже хочешь попробовать? — спрашивает.

— Нет. Я… можно же руками?

Ваня секунду смотрит на меня круглыми глазами, а потом смеётся. Так громко, как смеялся только на просмотре видео по «Атаке титанов»,

— Извини! — говорит он, хватаясь за живот. — А если я скажу «нет», что делать будешь? — Он продолжает смеяться. Выдавливает, кажется, всё, без остатка. — Ты такой смешной, не могу! Конечно, можно, я ж не тиран какой-то заставлять делать человека то, что он делать не хочет. Блин, — смеётся. — Не думал, что ты такое выдать можешь, — вздыхает и успокаивается.

Встаёт между моих ног, кладёт руки на плечи и целует. Меня уносит. Я обнимаю его, глажу рукой по спине, забираюсь под джинсы и трусы, трогаю его ягодицы, оттягиваю ткань. Ваня помогает приспустить. Трогаю его спереди. Когда мы перестаём целоваться, я сплёвываю и начинаю надрачивать ему, одновременно с этим массируя яички. Ваня закрывает глаза, стискивает руки на моих плечах, а потом отрывает одну и кладёт себе на шею. Будто ему дышать тяжело, и он действительно начинает дышать тяжелее, потому что этой самой рукой придавливает себя. Я не задаю вопросов, продолжаю двигать руками. Ваня кончает не так скоро, как я. Он снова весь красный. Когда открывает глаза, улыбается виновато и говорит:

— Я немного извращенец.

Я не понимаю, к чему это, но не спрашиваю.

Мы вместе принимаем душ. Ваня жмётся ко мне, обнимает, иногда трётся. Говорит, что ему хорошо, что хочет так подольше. Я лишь поливаю нас тёплой водой. Его тело совсем не в таком состоянии, как моё. Он худой, но не тощий, кости у него не торчат, только ключицы выбиваются и немного рёбра. По сравнению с ним я как мать со мной. Я вроде бы питаюсь, но почему-то это не добавляет мне массы.

Я прижимаю Ваню к себе. Он всё такой же тёплый. Тёплый и мягкий. Светлый. Летний. А там, за дверью, в комнате лежит она – зимняя и холодная, спящая как принцесса, но уже давно не такая красивая.

Мы стоим под душем, наверное, минут двадцать, если не больше. Когда выходим, солнце уже не светит на кухню. Уже пять часов. Время прошло незаметно. Как обычно с Ваней и проходит.

— Тебе, наверное, маму будить надо? — спрашивает.

— Надо, — говорю я, но не хочу этого. Без неё хорошо.

Я бы обменял её жизнь на жизнь Вани, кажется, без раздумья. Быть с ней слишком утомительно. «Быть с ней» значит «не жить вовсе». Вот как я это ощущаю.

— Взгрустнулось? — спрашивает.

— Так, о своём, — говорю. — Мне кажется, я что-то забыл.

— Да? С чем это связано? Ты сделал всё, что хотел сегодня?

— Вроде бы. Уборка, готовка… на большее не рассчитывал, — смотрю на Ваню. На Ваню я тоже не рассчитывал.

— А с чем это связано?

— Кажется, с матерью.

— Может, она о чём-то просила?

Просила ли?

— Газета, — говорю я. — Забыл о ней, — кладу руку на лицо.

Киосков поблизости нет, надо дуть до метро.

— Я тебя провожу, — говорю Ване. — Всё равно, получается, по пути.