— Ты борщ хотел приготовить?

— Да. Но думаю, что уже не хочу…

— Да не, давай, я помогу, ещё картошка нужна, у вас есть?

— Нет.

— Уксус? Томатная паста?

— Нет, этого не надо.

— Хорошо, тогда я повторю? — Ваня повторяет. — О, ещё морковь. Нужна?

— Да, давай.

— Сметану брать?

О таких тонкостях я даже не думал.

— Да, можно.

— О’кей. Больше ничего не надо? Что-то, что к борщу не относится? Могу взять.

— Можно… наверное, мороженое. Пломбир белый.

— Да, конечно. Теперь это я, может, буду через минут тридцать. Ты не спеши, хорошо? Проснись, ну и себя в порядок приведи.

— Хорошо. Спасибо.

Ваня отключается. Я падаю набок. Нужно привести себя в порядок.

Будить ли мать? Я ничего не успею с ней сделать за это время. Кормить её нечем – ничего не осталось. Думал, приготовлю и покормлю. Нет, я даже не думал, как я буду с ней сегодня – тогда, когда придёт Ваня. Я, действительно, рассчитывал быть с ним весь этот день.

Наверное, ничего страшного, если мать не проснётся. Разбужу вечером. Накормлю, умою, после того как Ваня уйдёт.

Суп решил приготовить. С чего я вообще это взял? Просто питаться одной гречкой и рисом по утрам уже надоело. Кажется, так я прислушался к тому, что говорил Ваня – получать удовольствие хотя бы от еды. Если больше не от чего.

Я поднимаюсь. Подставляю руку к её лицу. Дышит.

Сегодня она тоже жива.

Иду умываться и приводить себя в порядок.

Примерно через полчаса Ваня опять звонит:

— А какая у тебя квартира?

Я даже этого не сказал. Говорю. Звонит домофон. Не отключаясь, я открываю ему.

— Всё успел? — спрашивает, слышу, как пиликает дверь.

— Самый минимум, — отвечаю.

— Уже хорошо, а какой этаж?

— Шестой.

— Лифт где-то на небесах, — говорит он и смеётся. — Я тут ещё кое-что взял, надеюсь, ты не против. Если что, можно оставить на следующий раз, я не настаиваю.

— А что ты взял?

— Секрет. — Я знаю, Ваня улыбается. Светло и ярко.

— Отключаться не будешь? — спрашиваю.

— Не хочу, мне нравится твой голос, по утрам он вообще по-другому звучит. То есть, уже день, но не суть, ты понял.

Я понял.

Лифт приходит. Ваня заходит внутрь, нажимает на кнопку. Всё это сопровождается звуками, которые позволяют определить его действия.

— Я скучал, — говорит.

— Я… — и не понимаю, скучал ли я тоже – было ли у меня на это время? Сжимаю зубы. — Извини, — выдыхаю.

И слышу, как Ваня выдыхает тоже. Никому бы такого не захотелось услышать.

— Я не заставляю тебя скучать по мне, — говорит. — Тем более мы всего день не виделись. Наверное, за это время особо и не соскучишься, да и можешь ли ты… В плане, твоя мать – ей же не стало лучше, да? На неё всё внимание уходит.

Я слышу, как лифт остановился, говорит: «Шестой этаж».

Я подхожу к двери и поворачиваю замок. Открываю дверь вместе с Ваней, через коридор он смотрит на меня, поднимает руку, а потом шёпотом говорит в телефон: «Я рад тебя видеть».

— Я тоже, — говорю обычным голосом и отключаюсь.

Ваня идёт ко мне. У него в руке два пакета. Одного бы хватило. Что он такого взял?

— Привет, — говорит, когда подходит.

— Привет, — говорю и пропускаю внутрь.

Он заходит, ставит пакеты на пол и снимает кроссовки. Я предлагаю ему тапочки, хотя сам их не одеваю. Беру пакеты и иду на кухню. Ваня за мной.

— Твоя мама ещё спит? — вполголоса.

— Да, но ты можешь говорить как обычно, она не услышит.

Пакеты ставлю на стол.

Он её заметил, потому что двери, которая отделяла бы комнату от коридора, нет. Он видел её скомканное тело и торчащую чёрную солому из-под одеяла.

В одном пакете то, что просил я, и брикет мороженого.

— Ты купил килограмм? — спрашиваю и достаю его.

— Ага, мало мороженого не бывает.

— Да стаканчика хватило бы…

Ваня молчит, потом закрывает лицо руками, как тогда, будто собирается чихнуть.

— Блин, я не подумал, — говорит он, — ты сказал пломбир, и я подумал, чего мелочиться? Блин, извини. Можешь не отдавать за него деньги.

— Да нет, я же сам… не сказал. Запутал. Я отдам. Немного позже.

Ваня кивает.

Во втором пакете фарш, булочки, какие-то соусы, сыр, помидоры и салат.

— Помнишь, я тебе про бургеры говорил? — Ваня подходит близко ко мне и слегка подталкивает плечом. — Подумал, что мы и сами можем забацать. Если сегодня не получится, можно отложить до следующего раза.

И вот опять, он делает то, о чём его не просят. Какой от этого прок? Могли бы просто потом сходить, необязательно было тратиться и тащить всё сюда.

— Не хочешь? — спрашивает.

— Я… не понимаю, — говорю.

— Чего?

— Вот этого всего, — киваю на пакет. — Почему ты так поступаешь?

Ваня отходит от меня.

— Имеешь в виду, что… что чересчур на тебя наседаю? Это не к месту? Извини… я просто подумал, ну, что это нормально, что так можно. — Я не это имел в виду.

Ваня прикладывает пальцы к щеке, смотрит в сторону.

— Я… не об этом, — говорю. — Мне приятно, что ты это делаешь… но я не понимаю зачем.

Ваня убирает руки, смотрит на меня.

— Потому что мы… встречаемся? — отвечает. — Это же нормально хотеть что-то сделать для того, кто тебе небезразличен. Даже если бы мы не встречались, я бы всё равно захотел что-то сделать для тебя. Как-то помочь, порадовать тебя, сделать приятно. Я бы хотел, чтобы ты был счастлив, насколько это возможно. Поэтому я хочу в это вложиться. Разве ты не помогаешь своей матери поэтому?

Вопрос скользкий.

Нет, я не делаю это ради неё. Я даже не делаю это ради себя. Я уже давно не понимаю, почему забочусь о ней. Так я никого не могу осчастливить: ни себя, ни её. Её, кажется, уже ничего и никогда не осчастливит, а для меня это всё – лишнее бремя. Не могу же я ему сказать, как мечтаю проснуться с трупом и скинуть все цепи? Это будет слишком.

— Это сложно, — говорю. — И всё не так просто, как хотелось бы. Не думаю, что дело в счастье, — у меня напрягается лицо, — дело в том, чтобы… хотя бы выжить.

Ваня выжидает. Сводит руки, мнёт пальцы. Потом говорит:

— Я, наверное, не совсем понимаю, в какой ситуации вы находитесь. Жаль, если всё так. Но, даже если не она, то ты точно заслуживаешь счастья. Ты можешь его получить, и поэтому я постараюсь тебе это дать.

И это объясняется лишь тем, что мы встречаемся?

Я этого не понимаю, но говорю: «Спасибо». Лучше остановиться.

Мы разбираем пакеты, решаем, что и как будем делать. Мороженое сразу отправляется в морозилку, сметана – в холодильник. Фарш кладём в тарелку и ставим на солнце, овощи – в раковину. Говядину – в микроволновку на пару минут. Соусы, сыр и булочки остаются на столе. Для разделки достаю ножи и доски. Ваня предлагает поделить мясо пополам и вместе нарезать его – наверное, так будет быстрее. Я ещё ни с кем не готовил.

Пока я жду, когда мясо немного отогреется, Ваня моет свеклу, морковь, картошку, помидоры, салат и складывает их в дуршлаг. Я достаю большую кастрюлю и ставлю на плиту. Микроволновка звенит, Ваня заканчивает с овощами. Делим мясо пополам и нарезаем.

— А какие куски должны быть? — спрашивает.

Я показываю, он кивает. Нарезанное сразу скидываем в кастрюлю. После того, как заканчиваем, заливаем холодной водой и ставим на огонь. Теперь надо ждать, когда проварится. Зажарку рано делать.

— А что теперь? — спрашивает Ваня.

— Можно в ванне прибраться. Пойдёт?

— Хозяин – барин! Блин, твоя мама… — Ваня прикладывает руку к губам.

— Ничего. Она навряд ли услышала.

Мы идём в ванную. Содержимое корзины вываливаю в стиральную машину. Понимаю, что самому тоже стоит переодеться. Ваня спрашивает, что он может сделать. Я предлагаю ему убрать в тазик всё, что будет мешать протирать. Он понимает.

Я переодеваюсь. Мать спит. Захватываю ещё несколько вещей, в которых был на этой неделе, и всё закидываю в стиралку. Засыпаю порошок и наливаю кондиционер. Ставлю режим, отжим, температуру – уйдёт почти два часа. Ваня всё собрал. Мы выставляем таз в коридор. Из-под раковины я достаю резиновые перчатки – пару ему, пару себе. Заливаю саноксом ванную и раковину. В туалете – унитаз. Потом я достаю губки.