=8=

Утро для меня выдалась тяжёлым. Я была разбита морально и подавлена. Пришлось сварить себе кофе, гораздо более крепкий, чем обычно.

В процессе варки кофе успело перекипеть и сбежать из турки, а ещё я обожгла тыльную сторону запястья и заработала небольшой ожог.

Иначе говоря, день не задался с самого утра. Тимофей, словно чувствовал моё настроение, и почти не разговаривал со мной, переживая события внутри себя.

Мне было неловко, стыдно перед ним, что я так негативно влияла на настроение ребёнка.

Перед школой я крепко-крепко обняла его, но племянник предпочёл вырваться из объятий и двинулся в сторону своих сверстников.

Моё сердце сжалось от эмоций и переживаний за него.

В голове проносились кошмарные мысли: что станет с Тимофеем, если меня убьют? Кто приглядит за ним, позаботится…

Ответ был жесток в своей правде: никто.

Близких родственников у нас не было, дальние двоюродные тёти и дяди не захотят брать на себя обузу в виде мальчишки, у которого есть проблемы со слухом.

Да что говорить о дальних родственниках, когда даже родные бабушка и дедушка отказывались признать мальчика?

На работе я попыталась собраться, взять себя в руки. Но моя подавленность и плохое настроение передались и ученикам: урок прошёл тяжелее, чем обычно, и под конец последнего занятия я просто озвучила домашнее задание и попросила ребят сидеть как можно тихо, пока я проверяю их самостоятельные работы.

На самом деле я не могла сосредоточиться даже на проверке элементарных химических уравнений и знакомые символы казались заумной тарабарщиной.

Так ничего и не сделав, я закончила занятие, закрыла класс и пошла в учительскую, в которой директором школы — Дмитрием Герасимовичем было объявлено собрание.

— Мария, ты сегодня какая-то квёлая, — неодобрительно покачала головой Алина Петровна — учительница русского языка и литературы в старших классах.

— Алина Петровна, как всегда, блещет знанием редких слов, — фыркнул учитель физики — сухопарый мужчина средних лет, в очках с тонкими, прямоугольными стёклами.

— А вы, Евгений, как всегда, не можете пропустить ни одной юбки. Простите, оговорилась, реплики, — неприязненно отозвалась Алина Петровна, посмотрев на учителя почти с нескрываемой ненавистью.

Алина и Евгений долгое время были супругами, пока Алина не узнала. что Евгенний похаживал на сторону со своей лаборанткой. Разумеется, после этого брак немедленно распался. Алина осталась с двумя детьми на руках, а Евгений, по слухам, всячески пытался увернуться от уплаты алиментов.

Я отвлекалась на мысли о посторонних, чтобы не погрязнуть в пучине тёмных мыслей о собственной судьбе, прислушивалась к гулу голосов и пыталась держать марку. Но судя по недоуменным взглядам и легким пожатием плечами, я отвечала невпопад. Поэтому просто перестала разговаривать.

С появлением директора школы, Гущина Дмитрия Герасимовича, в учительской сразу же стало тихо.

Гущин был непростым человеком, со сложным, противоречивым характером. Он мог спустить на тормоза крупную ошибку и очень грубо, зло отчитать за малейшую провинность.

Иначе говоря, он был человеком настроения, но жёстко держал управление школой в ежовых рукавицах.

На этот раз собрание получилось коротким, его можно было бы назвать «пятиминуткой». Директор лишь напомнил, что на следующей неделе в школе будет проверка — комиссия из городского отдела образования.

О приезде этой комиссии мы уже знали заранее, как знали и то, на какие занятия заглянут чинуши из отдела образования. К счастью, на занятиях по моему предмету никто не собирался присутствовать, все роли были распределены.

Это была привычная практика, и я от души радовалась, что избежала этой пытки проверкой: иначе бы директор Гущин из меня всю кровь выпил: именно так жаловались те преподаватели, которым повезло гораздо меньше, чем мне.

Собрание закончилось быстро, учителя, переговариваясь, поднялись со своих мест и потянулись к выходу.

— Мария Константиновна… — раздал голос Гущин.

Я замерла, не зная, чего ожидать: то ли Гущин обратился ко мне напрямую, то ли к учительнице младших классов — почти тёзке, Марии Константиновне Комаровой.

Мы обе переглянулись.

Сам директор не отрывал взгляда от бумаг, потому было непонятно, кого именно он остановил — меня или другую девушку.

Повисло густое напряжение и нервы натянулись по струнке.

— Белякова. Останься. Есть разговор.

Мария Комарова улыбнулась мне ободряюще и поспешила на выход, пока директор не передумал.

Я уже успела сложить вещи в сумку, но сейчас снова достала толстый ежедневник и ручку, приготовившись записывать.

Мои нервы играли со мной злую шутку. Кончики пальцев подрагивали от сильнейшего напряжения.

Гущин подождал, пока за последним вышедшим учителем закроется дверь, отшвырнул далеко на стол дорогую ручку и в упор посмотрел на меня.

— Ближе, Белякова! — скомандовал он, показав на стул, стоящий слева от него. — Или, что, я тебе через весь зал орать должен?!

Директор уже задал тон разговора. Мне пришлось поспешно собирать свои пожитки и передвигаться именно туда, куда указал Гущин.

— Итак…

Я застыла в ожидании.

Директор раскрыл ноутбук небольшого размера, который всегда носил при себе, дождался полной загрузки и открыл табель успеваемости моих учеников.

Я сидела по левую руку от директора школы, достаточно близко, потому видела всё.

— Девятый «В», — протянул Гущин. — Лидер по успеваемости среди классов, которым ты химию преподаёшь. Похвально…

Окончание недосказанной фразы повисло в воздухе. Как будто в словах директора таился намёк, непонятый мной, что ещё больше заставило меня нервничать.

Может быть, директор хотел сказать, что ученики класса из девятых «А» и «Б» не столь успешные?

Конечно, в среднем ребята из тех классов отставали больше, но лишь потому что там было больше мальчишек. Как всем известно, мальчишки всегда были меньше заинтересованы в учёбе, чем девочки.

Были, конечно, и редкие, приятные исключения: например, Панфил Селезнёв — отличник, лидер из класса девятый «Б», победитель множества олимпиад. Но его успехов было недостаточно, чтобы в конечном этапе, статистически, перекрыть отметки оставшихся, более слабых учеников.

— Если вы хотите поговорить об успеваемости других классов, то я изо всех сил тружусь и пытаюсь преподавать уроки так, чтобы заинтересовать учеников.

— Я сам всё прекрасно знаю! — отмахнулся Гущин. — Не тебе, милочка, рассказывать мне, что сейчас из десяти балбесов девять мечтают стать вайнерами, блогерами, тик-токерами, ютуберами и бог знает кем ещё. Все хотят получить известность, деньги и популярность, прилагая при этом минимум усилий, и снимая лишь свою глупо улыбающуюся физиономию на камеру! Нет! Разговор пойдёт не о них!

— А о ком же?

— О тебе! Сколько ты работаешь в нашей школе?

— Два года. Если не считать полугодовалой практики, после которой вы и оставили меня на должности преподавателя химии.

— Два года. И неплохие, неплохие успехи… Опять же, родители учеников на тебя не жалуются, — задумчиво произнёс Гущин.

А я ждала его следующих слов и не понимала, к чему он клонит.

— Скажем так, о Девятой лицей-гимназии слышала?

— Слышала, конечно. Очень сильное учебное заведение, частное, — добавила в конце, как оправдание тому, что спонтанно похвалила лицей.

— Не оправдывайся! — снова усмехнулся Гущин. — Один из преподавателей химии, вернее, преподавательница, через пять месяцев уйдёт в декретный отпуск и останется там. Не станет возвращаться на работу. Место будет вакантным. Об этом пока известно лишь ограниченному кругу лиц…

— Среди которых есть вы, — зачем-то уточнила вслух.

— Именно так. Директор Девятой лицей-гимназии — муж моей старшей двоюродной сестры. Не вникая в подробности, скажу, что он уже подыскивает подходящую кандидатуру на это престижное место. Пока лишь осторожно присматривается… — Гущин сделал паузу и многозначительно посмотрел на меня. — Я могу поручиться за тебя.