Сломленный Рыжий. Рыжий, который больше не будет гореть. Не будет собой.

От одной только мысли внутренности Хэ Тяня отчаянным тремором заходятся, и он прижимает Рыжего к себе крепче, крепче вжимается носом ему в загривок…

А потом слышится скрип двери, и чей-то голос, и Рыжий опять кроет кого-то матом – а потом Рыжий выворачивается из его рук и исчезает.

Исчезает.

А Хэ Тянь остается один. Один. Один.

Всегда – один.

В серости и холоде, который льдом ему внутренности сковывает. В пустоте и могильной тишине, один в своей бескрайней пепельной пустыне, весь в пепел зарытый, пеплом этим задыхающийся.

ты не нужен ему

никогда не будешь нужен

но он тебе…

Хэ Тянь опять идет. Его опять ведет к маяку, к сигнальному костру – и он видит его, знакомый огонь пылает, клеймит изнутри. Рыжий опять орет, в этот раз – на дружков своих; опять весь изнутри светится, так ярко-ярко-ярко.

не для тебя, Хэ Тянь

никогда – для тебя

Видя, как Рыжий бесится, как его выносит одной только мыслью о том, что кто-то может решить – между ними есть что-то большее, что-то отвратительное и грязное, Хэ Тянь сглатывает горечь и пустоту, острые стальные листы сглатывает, и заставляет себя сказать:

– С самого начала Малыш Мо считает меня своим другом.

Другом. Хах. Было бы смешно, если бы не было так паршиво.

но ты не заслуживаешь даже этого

Рыжий не позволит тебе даже этого

Хэ Тянь подходит к нему; хватает за запястье, дергает на себя; и он такой нуждающийся, такой зависимый, ему бы Рыжего – инъекциями внутривенно, чтобы ловить приходы до тех пор, пока не сдохнет, не сгниет до основания.

Стоит заглянуть в солнечно-злые карие глаза – и Хэ Тянь тонет в них, захлебывается. Приход свой ловит и осознает, что безумен. Безумен тем безумием, о котором жалкая шавка вроде Шэ Ли нихуя не знает.

Столько времени Хэ Тянь потратил на то, чтобы сломать Рыжего, привязать к себе; наносил ему раз за разом удары, ментальные и физические, и проебал тот момент, когда эти удары стали самому Хэ Тяню приносить боли больше, чем Рыжему. Когда начало приходить понимание: сломать Рыжего – это не вариант. Не ответ.

Ответ же всегда был один, и Хэ Тянь находит его сейчас. Когда в ушах еще гремят слова Шэ Ли, когда в грудине еще жжет осознанием – не выживет же, сдохнет нахуй, если с Рыжим что-то случится; ни одной сраной сволочи не позволит к Рыжему прикоснуться.

Хэ Тянь – тень Рыжего, сломленная и зависимая; цербер у его ног.

Все, что Хэ Тяню нужно – это быть рядом-рядом-рядом. Греться тем, что ему не предназначено. Создать себе видимость не-одиночества.

Возложить себя на алтарь – для него.

Всё и всегда – для него.

Хэ Тянь перегрызет глотку каждому, кто к Рыжему сунется. Самому себе глотку перегрызет, если однажды Рыжий ему прикажет.

– Я буду твоим слугой. И убью любого, кто посмеет тебя обидеть.

если я не могу стать тем, кто держит твой поводок

я стану тем, чей поводок держишь ты

========== прости (главе 265; Тянь) ==========

Каждый раз Хэ Тянь уверен, что уже готов ко всему. И каждый раз это все равно ощущается, как удар под дых, точечным хуком в солнышко.

Дело в том, что Хэ Тянь эгоист и это не новость; не для него самого точно. Он привык в первую очередь всегда думать о себе, потому что кроме него о нем больше никто не подумает. Аксиома жизни – всем на всех посрать, и это нормально. Хэ Тянь ничего от мира не ждет, но при этом и мир не имеет никакого гребаного права ждать чего-то от него.

Поэтому, заваливаясь на работу к Рыжему, Хэ Тянь думает только о том, чего хочет сам.

Думает о Рыжем в своей квартире, о том, как он разгонит своим теплом ее тоскливое одиночество, так основательно впитавшееся в стены; разгонит демонов Хэ Тяня, прячущихся в каждом темном углу.

Ему хочется просто сгрести Рыжего в охапку – и потащить его за собой.

Но он знает, что это не сработает так, как нужно и как нуждается. Что он в очередной раз отбросит этим их на десяток шагов назад – а им двоим и без того каждый шаг навстречу дается с боем, чтобы так глупо и бездумно откатывать их обратно к начальной точке.

Так что Хэ Тянь сдерживается, Хэ Тянь пытается поступить правильно, правда пытается, но, конечно же, по итогу в очередной раз проебывается.

Эгоист потому что, мать его. Потому что даже когда пытается – все равно о других забывает.

Забывает, что для Рыжего это важно. Забывает, что Рыжему нужны деньги, потому что сам Хэ Тянь никогда в деньгах не нуждался. Забывает, что Рыжий так сильно дорожит своей свободой и независимостью, что он никогда и ни за что не примет чужие деньги – деньги Хэ Тяня – просто так, ни за что.

Поэтому, когда Хэ Тянь берет нож и манго, в несколько движений срезая сразу половину, он делает это бездумно, желая только сэкономить время и поскорее Рыжего отсюда вытащить. Даже не сразу понимает, что именно сделал не так.

Это его вина. Целиком и полностью. Хэ Тянь, может быть, и мудак, но это он осознает.

И стоит появиться хозяйке – Хэ Тянь ждет, что именно это Рыжий и скажет, готовясь в ответ включить все свое обаяние, чтобы Рыжему точно не влетело. В конце концов, это едва ли потребует от него больших усилий, но Рыжий все равно стоит того, чтобы их приложить.

Он уже собирается открыть рот… но в этот же миг все идет не по плану. Потому что с Рыжим ничего и никогда не идет по плану.

Потому что Рыжий, это всегда – удар под дых, и тут же, следом – второе дыхание.

Когда Рыжий выхватывает из его руки манго, разворачивается на сто восемьдесят и задвигает его себе за спину – Хэ Тянь чувствует, как дыхание стопорится на вдохе. Моргает удивленно, в первую секунду еще не понимая, что происходит.

– Это еще что такое? Кто его чистил? – слышит он возмущенный женский голос, но никак не может заставить себя поднять взгляд, не может заставить себя оторваться от разглядывания пламенеющего перед глазами затылка.

Ждет только, что вот сейчас Рыжий отступит в сторону, сейчас укажет пальцем на него, сейчас. Это было бы правильным поступком. Рациональным. Именно это сделало бы большинство людей – и никто бы не стал их винить.

Но…

– Я… Я случайно… – выпаливает вместо этого Рыжий.

Запинаясь – но не сомневаясь.

Выдерживая чужой строгий взгляд – но не говоря правду.

Не сдвигаясь ни на шаг. Продолжая прикрывать Хэ Тяня собой.

Сердце делает что-то странное в груди. Оно ухает в пропасть – чтобы тут же взмыть ввысь, окрыленное, жадно захлебывающееся собственным стуком и удивительно живое. Делающее самого Хэ Тяня таким живым, каким он не ощущал себя уже давно. Может быть, никогда.

Хэ Тянь не помнит, когда в последний раз кто-то жертвовал чем-то ради него, пусть это и всего лишь половина дневной выручки. Не помнит, когда в последний раз кто-то думал о нем больше, чем о себе.

И тут же понимает, что это ложь.

Потому что в последний раз это тоже делал Рыжий. Когда примчался к нему из-за тупой фотографии с кетчупом. Когда готовил ему, даже если после демонстративно требовал за это плату. Когда не дал ему остаться один на один с разъяренной толпой, игнорируя то, что Хэ Тянь просил убираться оттуда поскорее. Когда, когда, когда…

Когда именно этих «когда» стало так много?

Взгляд окончательно прикипает к затылку Рыжего, в глотке пересыхает и слова застревают, стираются в пыль о наждачную бумагу, которая выстилается вдоль изнанки.

Рыжий прикрывает его собой, и это так глупо, вообще-то, потому что Хэ Тянь хитрее, у Хэ Тяня подвешен язык, Хэ Тянь сильнее физически, у Хэ Тяня деньги, власть…

Но Рыжий прикрывает его собой, монолитный, нерушимый, готовый принять на себя любой удар – и впервые за долгие-долгие годы, с тех пор, как был ребенком и еще умел верить в людей, Хэ Тянь чувствует себя таким защищенным. Понимает вдруг, что это ощущается охрененно.

Потому что Хэ Тянь знает – Рыжий не отступит, неважно, кто будет стоять перед ним: разозленная хозяйка или охотник с винтовкой, готовый пристрелить его преданную бешеную псину.