Весь июль и половину августа я мотался между Берлином и Макселем, контролируя сбор урожая и заготовку мяса. Ячмень и пшеница успели созреть и были убраны своевременно, а вот овощные культуры страдали от нехватки солнечного света. В середине августа, по моим ощущениям, ночью температура опускалась примерно до плюс одного-двух.
По приблизительным подсчетам, население фюрлянда без учета диких племен достигало шестнадцати тысяч. Около двух тысяч Дойчей находилось в Мехике, и не меньше пяти сотен — в Берлине. Основная масса Дойчей всё еще жила на своих землях, оставался там и Ганс, руководивший эвакуацией своих людей. Он дважды присылал гонца за это время, докладывая о ситуации.
По словам Мольтке, весь лес почти до самого Регенсбурга горел, добавляя дым к пеплу вулкана. Выброшенные вулканом камни долетали до предместий Регенсбурга — вся западная часть давно переселилась на юго-восток, сосредоточившись между Регенсбургом и Штатенгартеном.
Выйдя во двор тринадцатого августа, обнаружил, что вода в ведре затянута тоненькой пленкой прозрачного льда. Охрана дворца куталась в шкуры, при дыхании изо рта вылетал пар, свидетельствуя о низкой температуре. Извержение еще продолжалось, но уже с намного меньшей интенсивностью.
Каждый день с надеждой всматривался в небо, ожидая падения пепла или сажи, что уже практически полностью закрыли небо. Солнце периодически появлялось в просветах или угадывалось по более светлому участку небосклона. С похолоданием отток Дойчей из более холодных северных областей возрос многократно — за неделю прибыло не меньше пяти тысяч людей. Дальше нельзя было медлить. Послал к Гансу небольшой отряд с приказом покинуть Регенсбург и прибыть в Берлин. На какое-то время город Терса становился второй Родиной для Дойчей — история любит издеваться над людьми.
Даже когда двадцать второго августа крупными хлопьями пошел снег, пепла и сажи не было. Ослепительно белый снег падал три дня, образовав снежный покров глубиной в полметра. Таких снегопадов в Берлине не помнили даже старожилы.
Мольтке оказался достойным правителем — он появился в Берлине, лишь выведя всех своих людей из заснеженных земель фюрлянда. К этому времени началась эвакуация из Мехика — близость к Альпам сыграла плохую шутку, температура падала стремительно. Появилась в Берлине и семья Зипа, Лу вела за руку двоих маленьких Санчо, а в чреве несла третьего ребенка. Этой встрече неандерталец очень обрадовался — бросив двоих детей на опеку Зипу и его жене, поволок свою суженую в дальнюю комнату. Наверное, решил согреться, учитывая низкие температуры.
Печи в домах теперь приходилось жечь все время.
Убедившись, что температура больше не падает, вернулся в Максель, поручив Терсу заниматься Дойчами. Несколько тысяч их удалось переправить в Максель, иначе Берлин точно лопнул бы от наплыва северных соседей. Ганса я взял с собой — необходимо подумать об основании новых поселений, пусть даже временных, на самом юге, у Гибралтара.
В середине сентября всё сковало морозом — Средиземное море стало замерзать, покрывшись толстым слоем льда уже к концу сентября. Рона продержалась на несколько дней больше, но и ее сковало льдом. Из-за снега, видимость чуть улучшилась — на белом фоне людей и предметы стали чуть явственнее выделяться. Температура еще опустилась, достигая критического порога: оставшиеся на холоде больше чем на несколько часов просто замерзали. Прекратилась всякая активность, у меня не было понятия, что происходит уже в соседнем квартале. Многие печи в Макселе топились углем, но его запасы — на исходе.
Сразу после возвращения с болот разослал указание по своим землям, чтобы все приготовили большие запасы хвороста и дров. Но если солнечные лучи не смогут пробиться через слой пепла в атмосфере, любые запасы закончатся, и мы обречены. Максимально низкой температурой в моей жизни на старой доброй Земле было минус сорок. Но сейчас еще явно холоднее: закутавшись в шкуры, на улице можно выдержать не больше десяти минут, потом начинали неметь открытые участки лица. С обморожениями боролись по старинке — постепенно отогревая и растирая ячменкой.
Учет времени суток я вел по небольшому светловатому пятну на востоке, исчезавшему через пару часов. Единственным утешением было то, что снегопады прекратились, и почти весь ноябрь снег шел лишь дважды. Протопить весь огромный дворец решительно невозможно — перекрыв шкурами выходы на второй этаж, и вся моя семья, и семьи друзей находились на первом этаже, ютясь по десятку человек в каждой комнате. Кроме моей старой гвардии сейчас с нами находился Ганс, оба потомка Михи и Зип со своей женой. На мой вопрос, что случилось с его сыном, Зип коротко ответил:
— Его нет.
Уточнять и бередить душу охотника не стал, посчитает нужным — сам расскажет. Еще во дворце нашли приют Баск, Арн, Мерс, Генд и Дисар со своими женщинами. Все четыре брата Лутовых — со мной, двое из них успели обзавестись женами. В общей сложности в комнатах первого этажа дворца с учетом стражи разместились семьдесят четыре человека.
Жена Мала Белояра не рискнула попросить меня приютить ее семью. А когда я вспомнил о ней, было поздно попытаться искать их при таком морозе и темени. Несмотря на то, что погреба дворца были забиты припасами, к началу февраля запасы сильно истощились, пришлось урезать дневной рацион. Все с пониманием отнеслись к такому решению, только Санчо остался недоволен. Порой, собравшись в общем зале дворца, мы все вместе молча сидели и лежали, прижавшись друг к другу, вспоминая прежние райские времена. Посреди относительного затишья по закоулкам дворца эхом отзывались крики Лу. Она успела родить третьего горластого малыша, оказавшегося девочкой.
Свежеиспеченная мать нисколько не стеснялась огромного количества людей, давая волю своей страсти. Пришлось Санчо пригрозить, что кастрирую, если такое безобразие будет продолжаться. Не знаю, что предпринял неандерталец. Но они продолжали уединяться с Лу, а криков мы больше не слышали. И лишь увидев при свете костра его руку, искусанную до крови, понял, как именно он умудрялся заниматься этим в тишине.
Все эти невероятно длинные и ужасные месяцы, что мы вынужденно обитали в четырех стенах, изводил себя мыслью, правильно ли я поступил. Может, следовало сразу начать переселение в более теплые места, не дожидаясь начала извержения супервулкана? Прислушиваясь к завывающей снаружи вьюге, ужасался от одной мысли, не представляя число потерь. Ведь не в каждом доме есть такой запас дров, угля и еды. Конечно, все были предупреждены насчет запасов дров и еды, но даже я не мог предвидеть, что температура упадет так сильно и так надолго.
С другой стороны, даже начни я эвакуацию — куда податься? Самым ближайшим пунктом, где можно начать новую жизнь, была Африка, но против неё у меня существовали свои предубеждения. Если переселять всех на восток, чтобы в дальнейшем уйти на территорию Ирака между реками Тигр и Евфрат, мы успели бы сделать пару рейсов. Перевезли бы тысячу человек, а остальные всё равно обречены… Если рассматривать Южную Америку как следующий пункт базирования — в лучшем случае корабли успели бы сделать один рейс. А еще неизвестно, что сейчас творится на Атлантике. Не исключено, что там и ледовые поля, и дрейфуют огромные айсберги.
Долгими, неимоверно долгими сутками вместе с Натой и американцами пытался понять, почему так долго не очищается небо? Последний отголосок вулкана мы услышали в начале октября — с тех пор звуки со стороны вулкана прекратились. Когда начался снег, я даже обрадовался, что снег собьет на землю пепел, но Ната быстро привела меня в чувство. Ее слова, сказанные в день первого снега, звучали как приговор:
— Тучи формируются на высоте от пары километров до восьми-пяти, а пепел может оказаться в пять раз выше. С учетом слабого движения и разреженной атмосферы могут пройти годы, прежде чем он осядет на земле или развеется по атмосфере.
Ее словам я не поверил, но прошло уже пять месяцев с первого снега, а небо светлее не становилось. В первых числах марта все упали духом — всю долгую зиму мы надеялись, что с приходом весны небо начнет пропускать солнечные лучи. Даже если мы выживем, с каждым днем в это верилось меньше: погибнут все леса, вся растительность, не получая солнечного света для фотосинтеза.
