Возможно, аналогия между мультивибратором и жизнью неидеальная, но это не отменяет ее главное послание – в человеке есть нечто, какой-то элементик, малозаметное, на первый взгляд, качество, которое может разрастись и развернуть ход истории в прямо противоположную сторону.

Мой пример показателен. Через пару лет родители не узнали своего «масечку».

– Откуда у тебя азарт? – удивлялся папа.

– Как у тебя получается выступать публично, держать аудиторию? Из нас никто таким не был, – восклицала мама.

– Я, кажется, догадываюсь, – пояснил отец маме, – это у него от деда Зямы. Получил по наследству. Передалось через поколение. На тебе это свойство отдыхало.

Неужели действительно «конденсатор – тоска без свежака» посеял в меня дед по материнской линии Зельман. Самая яркая и успешная фигура в роду. Он всем интересовался, любил риск, сам прожил счастливую жизнь, создал задел для потомков. Как можно было рисковать в советское время? Об этом рассказ в следующей главе.

Теперь другая метафора. Это даже не метафора, а подход к решению разных жизненных проблем.

Часто мы шарахаемся в выборе между крайними путями. Понимаем, что нужно найти золотую середину. Хотя этот термин расплывчатый, дилетантский, лучше и ближе – «золотое сечение». Оптимизма в нем больше. Но я пошел еще дальше. Помните из школьной программы по математике понятие функции? Нагляднее всего этот термин представляется на графике X – Y (ось абсцисс – ось ординат). На оси X показывается изменение переменной величины, по оси Y – изменение функции в зависимости от изменения переменной. Например, возьмем такую функцию, как «успех в жизни», в зависимости от переменной «количество изменений в жизни». В начале координат – ноль изменений. Скорее всего, будет и успех близок к нулю – человек стоит, как памятник, на одном месте – функция равна нулю. Начинаем что-то менять – функция успеха отрывается от нулевой точки, растет. Но если частить очень, то количество изменений такое, что у индивида уже кружится голова, и успех снижается опять к нулю. Получается такая сложная кривая, если прорисовать эту функцию на графике X – Y.

Или другой пример. Функция «объем выпущенной продукции на конвейере» в зависимости от «степени разделения труда между рабочими». Представим упрощенно, что переменная – это количество рабочих в цеху, а функция – скорость выполнения работы. Начало координат: ноль рабочих – нулевая скорость. Поставим на конвейер одного человека – функция будет больше нуля, но сильно не вырастет – один будет медленно выполнять все-все операции. Разделить всю работу на двоих – уже лучше. На троих – еще быстрее. На первый взгляд, Y(x) – монотонно растущая функция: чем больше работников – тем быстрее. Но представим, что на конвейере стоит очень-очень много народу. Разделение труда приближает ситуацию к маразму: друг другу они уже мешают, путаются, тратят время на передачу полуфабрикатов между собой несуразно много – скорость выпуска падает. А если все сидят на сделке, то картина заканчивается потасовкой, и функция падает до нуля.

В математической школе мы доказывали такую теорему: если у непрерывной функции Y(x) в двух разных точках X1 и X3 одинаковое значение функции – Y(X1)=Y(X3), то между этими X1 и X3 есть по крайней мере одна точка X2, в которой значение функции Y(x) имеет локальное экстремальное (максимальное/минимальное) значение. В жизни это и есть оптимум. В обоих вышеизложенных примерах на краях графика функции равны нулю. Значит, есть оптимальное значение переменной, где функция максимальна. График выглядит так: линия (функция) растет от нуля до максимума, а потом изгибается и падает до нуля. Вот эту точку перелома назовем экстремумом. А теорему назовем «О локальном экстремуме».

Есть оптимальное количество изменений в жизни, когда успех самый выдающийся. Есть оптимальное количество пряников и штрафов по отношению к подчиненным. Есть оптимальное соотношение работы и отдыха. Есть оптимальный размер бизнеса для каждого индивидуума. Потому что при минимальных и максимальных значениях переменной функция обнуляется.

Иногда точку оптимума можно вычислить математически, но чаще интуитивно. У кого лучше внутреннее чутье – тот и побеждает.

Хрестоматийное использование этой теоремы – при вычислении цены на билеты в кинотеатр. Очень высокая цена – следовательно, ноль посетителей, ноль прибыли. Очень низкая цена – полный зал, но прибыль опять нулевая, потому что выручка не покрывает затраты. Есть заполняемость зала, когда прибыль максимальна. Математически вычислили, что такая точка – это цена, при которой заполняется две трети зала.

Эту цифру надо запомнить. В диапазоне шестьдесят шесть – семьдесят процентов – скрыта магия. Помните, что 68/32 – золотое сечение, а не 50/50!

В жизни я эти метафоры – аналогии – теоремы использовал для практических рассуждений. Но тогда я их еще для себя не вывел. Они пришли мне на ум позже, когда набрался опыта.

В тот период жизни главное и удивительное, что я развернул свою судьбу. Причем это не была жизненная развилка – никто не требовал от меня в тот момент выбирать из альтернатив. Задним числом можно это объяснить метафорой с мультивибратором. А конденсатор назывался «скука». Он переполнился, взыграло любопытство, и жизнь потекла в другом направлении. Но есть у меня и сомнения в таком объяснении – иногда кажется, что какая-то сознательная сила потянула меня в другую сторону. Загадка! Буду разбираться, читаем дальше.

Скука – индикатор того, что ты не в своей тарелке. Значит, подымай зад, иди и ищи свою посудину.

Привет, Даня!

Так получается, что люди, пока они молоды, не интересуются историей предыдущих поколений своего рода. А потом, когда потребность такая возникает, спросить уже не у кого. Я такой же, как все, – уже многое не восстановить. А жаль! Но кое-что узнать сумел. И хочу тебе передать рассказы про предков. Вот пишу тебе письмо в будущее. Наступит, обязательно наступит время, и ты заинтересуешься и прочтешь. И скажешь спасибо.

Ну-с, с чего начнем? Думаю, что с самого яркого представителя рода – с моего деда, твоего прадеда, Зельмана. Вот такая история.

«Закрытый» город Челябинск-40. 1948 год. Строительство завода «Маяк» по производству оружейного плутония завершается, но из Москвы постоянные окрики – быстрее, верховный не доволен! Весь коллектив на взводе: строители, ученые-ядерщики, химики работают без выходных. С инспекцией приезжает лично Лаврентий Берия, шеф советского уранового проекта.

Построение в актовом зале. Распахивается дверь, входит маршал. За ним свита: сверкает бляхами на парадных ремнях, звездами на погонах и лампасами на брюках. Сзади семенит директор завода.

– Наши ученые, управленческий состав… – приподнимает он руку.

Берия окидывает сквозь пенсне гражданских, пытающихся выстроиться в ровную шеренгу. Во взгляде сквозит: «с вами еще поговорим».

– Показывайте реактор, мать вашу!

– Да-да, Лаврентий Павлович, – сгибает спину директор. – Прошу сюда.

Процессия идет по коридорам. Генералы перебрасываются шуточками, штатские семенят вслед генералам. Вот и реакторный зал.

– Почему жарко? – бросает вопрос маршал.

– Сейчас узнаем, – нервно трясет губой директор и оглядывается на коллег, видит их безответные бледные лица.

– В чем дело?! – оправа пенсне увеличивает свой диаметр.

– Реактор нагревается, – тихо отвечает ученый-физик.

– Что значит?! – рык Берии перегибает спину директора надвое.

– Непонятные ядерные процессы…

– Не понял! Сейчас долбанет, что ли?

– Да, – физик падает в обморок. Его не поднимают.

– Совсем охренели?! – Берия выхватывает из кобуры пистолет и направляет на сотрудников завода. – Сами долбанулись, суки?!

Расширенные в ужасе зрачки, неприличные звуки, запах испорченного воздуха. Замолкают и бледнеют генералы – до них доходит, что ни лампасы на брюках, ни самолет на аэродроме от ядерного взрыва не спасут. Слышен звук взведенного курка.