Его, сидящего на холодном кафельном полу в мокрых застывших на морозе джинсах, окатывают пахнущей ржавчиной водой с таза один раз, второй, третий. Горячий поток хорошо прогревает, смывает прилипшую к волосам тину и песок, но этого, кажется, недостаточно: он ползком, волоча по мокрому полу ноги, подбирается к крану, одиноко торчащему из обитой старым кафелем стены, и подставляет голову под бурлящий, исходящий пеной поток. Тёплая, практически горячая вода заливается в уши, окатывает напряжённые плечи и спину, но это настолько приятно и расслабляет, насколько по-настоящему ужасной была та грязная ледяная волна, затопившая его с головой. Дрожь отступает, перестаёт так отчаянно морозить и колотить всё тело, стальные штыри протезов прогреваются и перестают бить острой ледяной болью в обломанные кости, а мышцы расслабляются и наливаются свинцовой тяжестью настоящей усталости. Вот-вот, и Итан грозит уснуть здесь и сейчас, прямо под струёй горячей успокаивающей воды, так по-странному приятно пахнущей ржавым железом и безопасной фабрикой.
— Знаешь, я вообще-то не хотел сейчас мыться, — раздаётся хриплый смешок, приглушённый тёплой струёй, заливающей уши. Итан лениво приоткрывает один глаз, бегло осматривая размытый водой знакомый силуэт перед собой. — Ты мне все штаны залил.
В ответ он лишь по-простому пожимает плечами, мол, извини, случайно вышло, и закидывает голову назад, позволяя горячей струе залить раскрасневшееся от тепла лицо и угловатую шею с острыми болезненно торчащими кадыком и ключицами. Тепло, очень тепло, а главное — хорошо. Не сдерживает расслабленного выдоха.
Шершавые пальцы осторожно касаются плеча, ведут вверх по напряжённой открытой шее. Итан, не сдержав любопытства, подсматривает одним глазом: Карл, кажется, присел перед ним на колени прямо в вымокших штанах и майке, стянув с себя лишь потрёпанную бежевую рубашку. Металлический жетон на шее мягко бликует плоской затёртой поверхностью, привлекая внимание. Прикрывает глаза снова, стараясь ни о чём не думать и ничего не делать: слишком устал. Только дышит глубоко и медленно, стараясь унять необычно быстро бьющееся сердце. Покрытая мозолями ладонь опускается на искалеченное плечо правой руки и застывший протез, осторожно тянет на тебя, присматривается к вышедшим из строя механизмам задумчиво, выковыривая из-под шестерней на кисти кусочки водорослей и речную провонявшую тухлой рыбой тину.
— Промой руку тоже. Тщательно.
Карл опускает руки на торчащий из колена обломанный штырь, сначала пытается закатать жёсткую пропитанную водой ткань джинсов, мешающую добраться до оси протеза, но после одним быстрым рывком разрывает штанину на лоскуты. Осматривает зажившие розовато-бледные шрамы, умело прощупывает сустав пальцами, не доставляя боли.
— И ногу, — добавляет уверенно. — Я сделаю тебе новый протез, только понадобится время.
Итан беззвучно устало кивает, не открывая глаз, но потом вдруг смотрит в ответ, доверчиво и открыто, и одними губами шепчет:
— Спасибо.
В конце концов, несмотря на довольно слабое сопротивление, Карл стягивает с него промокшие до последней нитки изодранные джинсы, а после и бельё, быстро и без разговоров — Итану остаётся только жаться к нагретому пожелтевшему кафелю стены, сонно хлопая глазами. Жёсткие ладони остервенело растирают тонкую покрасневшую и распаренную теплом кожу, высушивая разморенное тело довольно большим куском какой-то ткани, намертво пропахшей машинным маслом. Он с трудом держится на одной ноге, упираясь спиной в стену, но после его с лёгкостью подхватывают сильные руки, заматывая в импровизированное полотенце, и снова куда-то несут. Мягкая подушка под головой и тяжёлое пушистое одеяло, пахнущее дешёвым стиральным порошком — чёрт, как же он устал…
Карл ещё раз тормошит сонного Итана за плечо, заставляя того сесть в кровати, скрипнув пружинами жёсткого матраса. Пальцы обжигает жестяная кружка, в которой — кто бы мог подумать — плещется жирный мясной бульон. Итан глотает жадно и нетерпеливо, едва ли не задыхаясь, неожиданно понимая, что буквально по-звериному голоден. Насыщенный животный жир растекается по внутренностям, пусть и не питая до сытости, но приятно прогревая всё изнутри, окончательно приводя организм в норму. Он выпивает всё до последней капли, шершавая ладонь мягко и удовлетворённо треплет его по влажным волосам, тянет за них осторожно, чтобы тот лёг на взбитую перьевую подушку. Итан мгновенно проваливается в неспокойный сон.
Вода поглощает его сразу же, чуть только он закрывает глаза.
Его прокручивает в мутной темноте, грязный водоворот застилает взор зелёным матовым фильтром. Получается сделать рваный вдох — и дыхание тут же будто бы отрубает, что-то тяжёлое давит в горле, распирая сведённые спазмом мышцы прямо изнутри. Верх и низ меняются местами, словно его крутят на космической центрифуге, закладывает уши, по корню языка проходит горький вязкий комок тошноты. Широко раскрытый рот в одно мгновение заливает грязная вода, но секунду спустя его отпускает, рваный выдох вырывается тихим болезненным скулежом. Далёкий слабенький луч света, бьющий откуда-то сбоку, закрывает огромный чернеющий силуэт, вот-вот — и клыкастая рыбья пасть, щёлкая паучьими хелицерами, проглотит его полностью, не оставив и косточки.
Шершавая рука мягко ложится на горящий потный лоб, вырывая из липкой игры раздражённого нескончаемым стрессом подсознания. Мозолистые пальцы зарываются во влажные волосы, отливающие в темноте жидким золотом, аккуратно проводят по коже короткими ногтями, успокаивая, концентрируя на ощущении прикосновения всё внимание и отгоняя чернеющие тени кошмаров. Итан рвано вздыхает, в захлёстывающем отчаянии ловит ртом сухой воздух фабрики, но после его отпускает, позволяя восстановить дыхание и панический ритм сердца. Успокаивается.
Кошмары продолжают неумолимо преследовать его, заставляя задыхаться в поверхностном неспокойном сне, но Карл почти постоянно рядом, охраняет сторожевым псом в немом ожидании того, что должно случиться вот уже скоро. Слишком скоро.
Итан с трудом просыпается несколько раз, лениво и устало приоткрывая глаза. Комната, выглядящая явно жилой, погружена в полумрак, лишь маленькая жёлтая лампа с тихим электрическим гулом освещает стол в противоположном углу. За ним практически неизменно находится Карл — его там не оказалось лишь раз — над плечами которого левитируют пара отвёрток и небольшой гаечный ключ. Кажется, снова что-то мастерит — у Итана едва ли не осязаемое чувство дежа вю. Ясные глаза привычно сверкают в полутьме жёлтыми плоскими искрами, когда тот ловит на себе его сонный взгляд.
— Не спишь? — скалит весёлую улыбку Карл, вставая из-за стола и неся в руках сверкающую чистым полированным металлом часть протеза, ясно напоминающую собой стопу с продолжением лодыжки, но, кажется, немного другой структуры, чем раньше. — Так даже лучше, не придётся тебя будить. Дай-ка ножку, Aschenputtel{?}[(нем.) Золушка; сказка древняя и имеет корни, уходящие в немецкий фольклор.].
Ещё сонный Итан соображает с трудом и несдержанно шугается, когда Карл подходит ближе и откидывает с него край тяжёлого одеяла. Прохлада мгновенно окутывает ноги, пуская волну мурашек по хребту, прозрачные волоски бесконтрольно встают дыбом на загривке. Пытается машинально прикрыться, поправляя одеяло на бёдрах, ловит раззадоренный смешок на это в ответ. Отвлекается на стальной отблеск от левой руки, взгляд недоумённо цепляется за штырь, одиноко торчащий из-под расшитой розоватыми шрамами кожи.
— Я снял протез, — тихо поясняет Карл, не отвлекаясь от механической ноги. — Требует ремонта.
Итан кивает, пытаясь свыкнуться со странными ощущениями: нет руки. Тело мгновенно кажется чужим. И даже смешно от мысли, как легко и быстро разум на подсознательном уровне принял протезы как что-то естественное.
Стараясь отвлечься, с интересом наблюдает, как Карл вставляет друг в друга стальные штыри, как прикручивает маленьким гаечным ключом болты на металлическом устройстве стопы, как проверяет работоспособность всего механизма. Протез другой, Итану не кажется: более лёгкий, более подвижный. Усовершенствованный.
