Они ещё некоторое время разговаривали. Крис рассказал, как Роза долгое время плакала, когда он привёз её обратно в убежище B.S.A.A. в Румынии, что она невзлюбила постоянные врачебные проверки и отказывалась есть овсяную кашу. Такие спокойные разговоры заставляли Итана улыбаться, и на душе у него становилось тепло. Крис даже показал ему несколько фотографий Розы: измазанная кашей мордашка и умиротворённое дитя, спящее в кроватке. Благодаря этому Итан начал верить, что у него — у них с Розой — всё будет хорошо, рано или поздно. О Мие никто не вспоминал, боясь спугнуть атмосферу дружеского тепла.
А Крис следил за тем, как Итан реагировал на Розу, и для себя удовлетворённо отмечал, насколько теплели светлые глаза. По крайней мере, этот «новый» Уинтерс всё ещё души не чает в своей дочери.
Медбрат в белом мятом халате и цветастом колпаке принёс на подносе еду, и Крис уже собрался оставить Итана одного.
— Крис.
— Да, Уинтерс?
Итан немного замялся, выдерживая паузу.
— Что вы сделали с Кар… Хайзенбергом?
Рэдфилд обернулся и кинул вмиг потемневший взгляд на Итана, сжимая пальцами ручку двери до побеления костяшек.
— Он под наблюдением. Живой.
— Хорошо. — выдохнул Итан.
От Криса не укрылось то, как расслабился и посветлел Уинтерс после его ответа. Всё-таки этот очкастый мудак что-то с ним сделал.
*
Шёл всего-то третий день нахождения Итана на базе, а ему уже было страшно скучно. Первые сутки его не отпускали припадки тахикардии, и никакие препараты не помогали длительно снизить пульс, максимум на час. Дозу больше врачи давать боялись, обычного человека она и в искусственную кому ввести могла, поэтому Итану приходилось просто терпеть. В моменты беспамятства ему казалось, словно он снова лежит на жёсткой кушетке на фабрике, а на скрипучем стуле в углу комнаты сидит чуткий Карл Хайзенберг, в белёсых глазах которого читалась обеспокоенность. Странно, но эти иллюзии дарили спокойствие и помогали уснуть.
Припадки довольно быстро прекратились, какие-то силы вернулись в тело, и тогда пришла скука. На фабрике хоть можно было пошататься по запутанным лабиринтам, пусть и бесцельно — настолько, кстати, запутанным, что первые два раза Карлу приходилось самому искать и выводить нерадивого пациента обратно в комнату на верхнем этаже. Здесь же нельзя было даже из пыльной комнатушки выйти. Зато было окно, из которого открывался вид на закрытую территорию больничного комплекса где-то в лесу. По мощёным дорожкам постоянно сновали люди в халатах или военной форме, с высоты пятого этажа казавшиеся миниатюрными фигурками. Разрешали открывать окно, но только утром и днём — хотя ни в какое время суток вылезти было нереально, во-первых, пятый этаж, во-вторых, окно было крепко запаяно металлической решёткой. Зачем на пятом этаже решётка — вопрос риторический. Утром из окна приятно пахло морозной свежестью ранней весны и соснами, Итану такого воздуха очень не хватало.
Крис заходил ещё один раз, вечером, чтобы показать новые фотографии Розы, сделанные специально для нежданно-негаданно воскресшего папаши. Итан был до глубины души благодарен Рэдфилду за это — он, оказалось, слишком скучает по дочке. И по Мие, несмотря на то, что в последние недели их совместной жизни они постоянно ссорились. Мия изменилась после событий в доме Бейкеров, Итан это давно понял и, возможно, даже смирился с тем, что никогда не будет так, как тогда, до и сразу после свадьбы. Итан смирился с тем, что произошло, но в груди всё равно оставалась сосущая пустота — он ведь любил её.
— Крис? — вновь позвал Итан солдата сразу перед его уходом.
— Да, Уинтерс? — Рэдфилд словил дежавю.
— Где Карл Хайзенберг, Крис?
Рэдфилд медленно вздохнул, отпустил ручку двери и, развернувшись, сделал несколько шагов к Итану, сидевшему на кровати и пристально смотрящему на него. Крис открыто смотрел в ответ, впиваясь тяжёлым взглядом в лицо. Он считывал каждую даже малейшую эмоцию, он хотел знать.
— Тебе так важна участь этого существа?
— Да. — твёрдо ответил Итан, выдерживая взгляд, но в груди у него всё сжалось от страха. Он боялся услышать в ответ слово «устранили».
Крис кивнул, принимая его ответ. Развернулся и исчез за дверью.
Итан ждал ровно шесть минут — его руки всё-таки дотянулись до будильника на тумбочке, который даже на более-менее правильные числа указывал, и теперь Уинтерс не существовал вне времени и пространства. Крис принёс с собой небольшой потрёпанный нетбук с логотипом S.T.A.R.S. на крышке и вставил в него небольшую флешку, к которой был прикреплён брелок с мультяшным енотом. Енот покачивался на цепочке, весело дрыгая передней лапкой, а на экране загружалась какая-то аудиозапись.
— Оставляю тебе на ночь, это мой личный. — кивнул на нетбук Крис. — Послушай.
И ушёл, не дождавшись ни согласия, ни отказа от Итана. Тот недоумевающе смотрел в экран. Причём тут Хайзенберг и какие-то аудиозаписи? В папке их было двадцать семь.
Итан подтянул к столу стоявший у кровати стул и недоверчиво посмотрел на всё ещё болтающегося енота, который почему-то начал его раздражать. Положил пальцы на тачпад и нажал, включая запись.
«Сегодня, э, какое-то там февраля две тысячи двадцать первого, не помню, потом уточню. Пациент Итан Уинтерс»…
**
Хайзенберг соврал. Он буквально поставил на Итане эксперимент, вероятность успеха которого была от силы пятьдесят на пятьдесят, накачал собственной заражённой кровью с плесенью, пересадил вместо главного органа какого-то заплесневелого паразита — и промолчал об этом.
Что чувствовал по этому поводу Итан? Ничего.
Итану было плевать. За последние несколько лет он повидал так много всякой необъяснимой дряни, что уже верил в существование призраков и одновременно скептично относился к аксиоме, что небо днём голубое. Его лишали обеих рук, и обе же руки он умудрился «приклеить» обратно, полив эпоксидом с какой-то травой до абсолютно рабочего состояния. Кости, конечно, в непогоду ломило, но это всё равно куда лучше, чем быть в принципе без рук. Так что мешает ему смириться с тем, что вместо сердца у него теперь какой-то паразит? Пожалуй, ничего. Он ведь смирился с тем, что мёртв.
Смирился, но, осознав свою смерть — ещё очень, очень давнюю смерть — понял, насколько же сильно хочет жить. Его не сломить так просто. Да, он всё ещё готов пожертвовать всем ради дочери, если это будет необходимо, но все опасности теперь позади — он надеется, что позади. Надеется, что дальше не будет ничего, кроме обычной скучной человеческой жизни, когда максимальное потрясение — это попробовать неожиданно вкусную пиццу из недавно открывшегося кафе. Но если у судьбы-злодейки ещё не кончились шутки, то Итан не готов так просто бросить свою Розу ей на растерзание.
Итан всю ночь ворочался, забитая мыслями голова гудела и не давала уснуть. Он думал о Карле, о том, почему тот решил провести такую операцию и подарить Итану второй — или уже третий? — шанс. Исследовательский интерес? Или он отплатил долг, когда Итан согласился помочь ему покончить с Мирандой? Но разве это можно назвать долгом? Итан так не считал. Зато теперь он был уверен, что обязан Карлу своей жизнью, и догадывался, как сможет отплатить ему. Карл помог Итану выжить в деревне — своеобразно выжить, но ведь успешно, — а Итан поможет ему выжить в простом мире людей, представляющем для Хайзенберга такую же опасность, как для Уинтерса — затерянная восточноевропейская деревушка. Если, разумеется, сам Карл захочет этого, а не будет настаивать на возвращении в темноту и одиночество своей фабрики.
У Итана получилось уснуть лишь под утро, когда за окном начало светать. Медсестра, которая принесла ему на завтрак овсяную кашу на воде — Роза была бы в ужасе, — едва ли смогла добудиться до него, уже допустившая мысль о том, что тот умер во второй — или третий? — раз.
Уинтерс вяло поел и, открыв окно и впустив в маленькую комнатку утреннего морозного воздуха, пропахшего елями, упал лицом в мягкую подушку, быстро погружаясь в поверхностный сон.
