«Пациент “Особенный”, день второй, одиннадцатое февраля двадцать первого. Успешно провёл операцию, удалил все костные осколки — целых шесть штук нашёл! — и зашил пищевод, лёгкие запаял титановыми пластинами — думаю, Итан не будет против, зато кури, сколько влезет, металлу ж насрать. Пришлось использовать ради этого чёрта тот титан, что я пять лет копил, обмениваясь с Герцогом. Ну ладно, когда ж ещё у меня такие важные пациенты будут? Сразу после подключил его к “кровегону”, залил два литра питательного раствора. На первое время должно хватить. Не ебу, что делать с кровью, я ведь ни резуса, ни группы его не знаю. Начал потихоньку сцеживать с себя по пол-литра за раз — заражённая ему явно лучше зайдёт, чем чистая, что лежит в подвале. Не знаю, с чего я так решил. Думаю, он должен был подхватить от матери Миранды во время битвы — не мог не. К вентиляции лёгких пока подключать не буду, в организме достаточно кислорода из питательного раствора. Трупное окоченение не усиливается, но подвижность шеи низкая. Пока что всё идёт более чем успешно. Конец записи».

«Пациент “Особенный”, день третий. Двенадцатое февраля двадцать первого. Третий день уже не курю, чтоб кровь чище была, от этого зубы злые какие-то становятся и хочется кого-нибудь убить. Но ладно. Заметил повышенную регенерацию тканей: пищевод хорошо сросся за, получается, два дня, началось отторжение металлических нитей, пришлось их снять. Да, Итан определённо заражён. Но от Миранды ли? Тщательно осмотрел тело, нашёл множество шрамов от значительных повреждений на груди, спине и ногах. Но особенно интересует левая рука: поперёк предплечья у кисти ровный круговой шрам и следы от наложения швов. Я хер знает, что с ним в этой Луизиане делали, но выглядит так, словно ему ампутировали руку, а потом заново пришили. И она, мать его, работает! Даже я так не могу. Шрам застаревший, так что это точно не произошло здесь, в деревне. Когда СПИДозным стал, а, Итан? Ха-ха, ладно, молчи. Конец записи».

«День пятый, пациент Уинтерс. Работаю над выращиванием органа из каду — это пиздец, оказывается, сложно, я думал, будет проще. Устал очень, курить хочу, а нельзя. Записался, бля, в ЗОЖ и биоинженеры, называется. У Итана подвижек нет, всё стабильно. Он такой приятный собеседник, когда молчит!»

«Итан Уинтерс, день восьмой, семнадцатое февраля. Вчера сцедил с себя ещё пол-литра крови, сегодня решил залить её в Итана. Уинтерс заражённый, так что она точно его не убьёт, максимум покалечит, в чём я сомневаюсь. Как бы эта кровь его, наоборот, сильнее не сделала, а то пищевод уже сам зарос, порезанные в клочья лёгкие как новенькие, но хоть титан не отторгают. Вдруг вообще сердце новое само вырастет — это ради чего ж я тогда с чашкой Петри и микроскопом мучился!?» — в конце записи Карл рассмеялся.

«“Особенный” Уинтерс, день девятый. После переливания пациент не умер, но и сердце новое всё-таки не выросло — а жаль. Одного литра ему для восстановления маловато, да и орган для пересадки ещё не вырос. Пересадил сердце в банку в питательный раствор на основе своей крови — Итан, бля, высасывает из меня больше, чем сучка Димитреску в своё время. Раствор на основе крови для того, чтоб наверняка не было отторжения у Уинтерса — он же сам частично из неё сейчас состоит».

«Пациент Уинтерс, день двенадцатый, двадцать первое февраля. Сделал Итану титановую накладку вместо передних рёбер, всё равно те не собрать было. Думаю, он против не будет — зато пули не возьмут, а с такой-то жизнью я бы хорошенько подумал о защите жизненно важных органов».

«Пятнадцатый день, двадцать четвёртое февраля, Итан Уинтерс — ебаная мразь, которая определённо хочет ещё пожить, ха-ха-ха! Зато я скоро так откинусь. Вчера слил с себя ещё пол-литра, несмотря на регенерацию хожу бледный, как покойный уёбок Моро, спасибо хоть Герцог мне таскает еду и даже цену на неё для меня снизил. Он как узнал, что я Уинтерса обрабатываю, так сразу такой добренький стал, аж тошно. И что он в Итане нашёл? Перебил полдеревни, даже волчар моих — и лежит на столе безобидный такой, а я вокруг бегай. Бля, ладно, я сам же взялся, сам виноват».

«Двадцатый день, Уинтерс. Хуй знает, какое число, вроде март уже. Только что слил с себя пол-литра крови, завтра Итану залью, а сейчас нет сил даже на поесть. Орган почти готов. Сейчас же понедельник? К концу недели проведу операцию, как раз сил наберусь. Тогда в ближайшее время нужно будет подключить его к вентиляции лёгких, чтобы застоявшиеся мышцы разошлись».

«Двадцать шестой день, пациент Итан Уинтерс, шестое марта. День операции. Подготовил всё, что может понадобиться: скальпели, металлические нити, даже спиртовой антисептик достал из подвала, чтоб руки обработать. И покурил вчера, да, наконец-то. Не дай матерь этому подонку откинуться после всего, что я сделал!»

Голове было очень тяжело. Темнота давила, словно весила, как многотонная фура. Веки ощущались плотным свинцом, глаза щипало от сухости. Очень хотелось пить. Итан, не открывая глаз, попытался издать хоть какой-то звук. Получился только утробный хрип.

— А, Итан. Проснулся наконец-то.

Знакомый голос резанул слух, странные ощущения: казалось, словно говоривший стоял одновременно и слишком рядом, прямо под ухом, и очень далеко где-то за толщей воды. Итан поморщился, с ужасом чувствуя, насколько затекло даже его лицо.

— Расслабься. Думаю, то, что ты сейчас ощущаешь, в пределах нормы, — хохотнул Карл — это точно был Карл Хайзенберг, его голос и манеру речи невозможно спутать. — Воды?

Вновь утробный хрип, и Хайзенберг вновь хохотнул.

— Подожди, спинку приподниму.

Шаркающие шаги где-то рядом, на глаза мимолётно упала тень, и спинка лежачего места начинает медленно приводить тело в полусидячее положение. Глаза резанул белый свет, и Итан снова поморщился, пытаясь отвернуться. Руки совсем не слушались, ощущались, но поднять их и прикрыть глаза не получилось.

— Что, выключить? Ладно. — щёлкнул выключатель.

Ещё немного шарканья, и в губы упёрлось что-то жёсткое и маленькое, царапая мягкую кожу.

— Разожми зубы. — Итан поморщился. — Что опять? Это трубочка. Вода. Ты пить хотел вроде.

Итан с огромным трудом разжал челюсти, и язык почувствовал круглый и жёсткий пластик.

— Глотать хоть сможешь?

Он аккуратно втянул воду — боже, как это было сложно — и сделал маленький глоток. Ох, живительная влага. Вода мягкой прохладой окатила внутренности, возвращая любовь к жизни. На глазах выступили капельки влаги, позволившие осторожно открыть их.

В комнате царил полумрак, разбавленный жёлтым светом лишь одной слабенькой настольной лампы, стоявшей в самом углу. Взгляд сразу же зацепился за обросшее лицо Хайзенберга, на голове которого был хаос заработавшегося человека, не прикрытый шляпой, он с интересом всматривался в недоумевающие лицо Итана.

— Сколько пальцев? — с этим вопросом Карл показал Итану два пальца на левой руке.

В ответ раздался только тихий сиплый хрип. В светло-зелёных глазах читалась паника.

— Так, связки не восстановились, ничего, это временно, наверное, — хмыкнул Карл, подрываясь со стула и что-то записывая огрызком карандаша на жёлтой бумаге. — Зато зрение в норме вроде бы.

— Ч-что… про…ис-схо…дит?.. — с огромным усилием прошептал Итан, надеясь, что ему не придётся это повторять и Карл услышит его вопрос за хаотичным стуком своих ботинок по полу.

— Так, Итан, — серьёзно сказал Хайзенберг, вновь приземляясь на стул рядом с койкой и смотря тому глаза в глаза. — Ты только панику не разводи, а то сердечко не выдержит.

Карл расхохотался, а Итан недоумевающе уставился на веселящегося с ничего мужчину, сводя брови к переносице. Надо заметить, мышцы лица начали куда лучше поддаваться командам мозга.

— Самое главное: с Розой всё в порядке, её забрал Крис, и ты сможешь с ней увидеться сразу же, как перестанешь быть живым трупом. — Карл вновь расхохотался над собственной одному ему понятной шуткой, ловя на себе гневный взгляд светло-зелёных глаз. Наконец-то таких живых глаз.