— Карл…
— Отъебись, Итан, Миранды ради. — злобно шипит Карл, взмахом рук открывая в полу дыру и позорно ретируясь на нижние этажи по левитирующему железному металлолому.
Следующие сутки Хайзенберг проводит в окружении солдат, одинокий и голодный, не в силах противостоять соблазну — или подсознательному страху — каждые пять минут проверить наличие Итана на верхних этажах фабрики. Впрочем, что удивительно, Карл поймал себя на мысли, что если Итан всё-таки рискнёт сбежать, он не будет ему мешать. Хайзенберг понимал, насколько тупо и по-детски себя повёл — привет леди Димитреску, которая постоянно называла его ребёнком, и ведь не зря — и из-за этого ему было стыдно. Наверное, Итан тоже думает о том, насколько же Карл глупый ребёнок, осуждает его за эмоциональность. Хотелось выть от одиночества.
Итан же слонялся в безделии по верхним этажам фабрики, пытаясь понять, что сделал или сказал не так, анализировал поведение Карла. На самом деле, все ответы на поверхности: какому человеку захочется добровольно ступать в неизвестность, роль которой для Хайзенберга играл весь остальной мир? Карл не помнит абсолютно ничего о том, что было до деревни. Его, конечно, можно было бы оставить и дальше жить на изолированной фабрике, играться с роботами из трупов и оставаться в недосягаемости для остального мира, представляющего большую опасность для неизвестных науке существ, как Карл. Но Итан чувствовал ответственность за него, он был должен своему новому — другу? знакомому? — за спасение своей шкуры. А ещё Итан привязался. У него ведь нет больше никого из близких, кроме Розы, Мия мертва. Но Роза — маленькая, хрупкая дочка, которую нужно защищать от всего на свете. А Итан уже давно исчерпал свой душевный запас сил на защиту и войну за своё счастье.
Итан решил, что попробует уговорить Карла. Попытка ничего плохого не сделает. Он бы уже летел сломя голову на нижние этажи, если бы не отрезвляющее эту самую голову отсутствие пистолета с патронами или хотя бы ножа — а нижний этаж кишмя кишит солдатами.
Остаток дня они провели порознь, Итан слонялся по безопасной части фабрики, даже зашёл в лаборатории и осторожно осматривал последние рисунки Карла, в которых мало что понимал, но угадывал художественные таланты, а сам Карл проверял механизмы у солдат, что на самом деле давно должен был уже сделать, да всё никак руки не доходили. В итоге Карл поднялся в лаборатории, использовав лифт, а Итан, добро улыбнувшись, предложил поужинать, ведь тот целые сутки ничего не ел. Иллюзия идиллии была быстро восстановлена.
Итан уже ушёл спать, а Карл вновь засел в лабораториях, когда раздался оглушительный гул, как от лопастей вертолёта. Он длился довольно долго, но Итан решил не придавать этому значения — мало ли, что там творит Хайзенберг в своей лаборатории — и постараться уснуть. Темноту комнаты разрезал бегающий по стенам свет переносной лампы, словно её держали на бегу. Неожиданно появился Карл, взмыленный, запыхавшийся, в его руке что-то стеклянно сверкнуло.
— Прости, Итан. — шепнул он, и игла больно уколола Итана в шею, погружая мир во мрак беспробудного сна.
========== Обещание и его исполнение ==========
Вновь тяжёлое пробуждение и звенящая пустота в голове. Вновь удушающая жажда и жжение в сухих глазах. Похоже, это у Итана начало входить в привычку.
Вокруг очень тихо. Слишком тихо для уже хорошо знакомой фабрики: ни скрежета металла, ни далёкого жужжания пропеллера, ни глухих стуков механических наковален с нижних этажей. Ни весёлых криков Карла, который частенько приходил к Итану будить.
А что вообще вчера произошло — и вчера ли? Шум, как от винта вертолёта, сверкающие безумием белёсые глаза Хайзенберга в темноте…
Итан вспомнил и, распахнув глаза, подорвался с мягкой кровати, от рывка тяжёлое одеяло соскользнуло на пол. Встать ему не дали наручники и кожаные ремни, крепко привязавшие его за руки к спальному месту. Сердце зашлось в горле бешеным ритмом.
В комнате, где он оказался, царил полумрак, все лампы и светильники были выключены, но белый дневной свет лился из неплотно зашторенного молочным тюлем окна. Этого света было достаточно, чтобы можно было рассмотреть окружение. Рядом с кроватью, где он лежал, находилась тумбочка, на которой одиноко стоял круглый механический будильник, но повёрнутый так, что Итан не мог сейчас увидеть время. В противоположном углу, у окна, в тени плотных штор, отчётливо угадывался простой письменный стол, а рядом у стены стоял стул. Над столом висела полка для книг, пустая. С другой стороны — две деревянных двери, одна из которых, как потом узнал Итан, вела в простенькую ванную комнату с унитазом, раковиной и протекающей душевой кабиной. И всё. Казалось бы, обычная комната, но её нежилая пустота была видна невооружённым глазом. Рядом с полкой под самым потолком мерзко сверкала своим красным глазиком камера.
Так, ясно, Итан под наблюдением. Логичные ответы плавали где-то на кромке сознания, но неожиданно вспыхнувшая тупая боль в области шеи и затылка мешала думать и быстро анализировать ситуацию. Его похитили? Но кому он нужен? Да и не будут похитители держать жертву в настолько человечных условиях: постельное бельё чистое и пахнет совсем недавней стиркой, а матрас на кровати даже мягче, чем та кушетка, на которой ему приходилось спать на фабрике. Пухлая подушка так и манила положить на неё тяжёлую голову, расслабленно закрыть глаза и представить, что всё это — просто страшный сон…
Неожиданно послышалось несколько механических щелчков из-под потолка, и раздался женский голос:
— Итан Уинтерс? Вы проснулись?
Итан приподнялся на кровати, насколько ему позволяли ремни, и начал шарить глазами по потолку в попытке найти источник звука.
— Итан Уинтерс — это вы? Ответьте! — голос быстро терял терпение.
— Да, это я! — хрипло крикнул в пустоту комнаты Итан. — Я Итан Уинтерс!
Голос замолк, и Итан вновь остался один. Он не чувствовал время здесь: в отличие от фабрики, где он научился с более-менее неплохой точностью определять хотя бы время суток, здесь, несмотря на наличие окна, время словно застыло, как пыль в воздухе. Когда замок в двери щёлкнул, ему казалось, что прошла вечность.
Дверь тихо открылась, впуская в комнату девушку в медицинском халате и белой маске-респираторе с клапаном, скрывающей бо́льшую половину её лица. В руках она держала электронный планшет, синий свет от экрана которого освещал её усталые глаза. Следом за девушкой в комнату вошёл высокий бугай, тоже в маске, в чёрном бронежилете и чем-то в руках, что было похоже на электрошокер. Итан ещё больше запутался в мыслях о том, где он мог находиться.
— Эй, где я вообще?
— Вопросы здесь задаю я, — перебила его девушка, широким шагом преодолевая комнату и останавливаясь где-то в метре от кровати, к которой был прикован Итан. — Так, вы уверены в том, что являетесь Итаном Уинтерсом?
— Да, это я, я же сказал. — закатил в раздражении глаза мужчина, дёргая рукой и вызывая противный металлический лязг наручников. Он не понимал, что не так с тем, что он Итан Уинтерс?
— В последний месяц у вас были припадки неконтролируемой агрессии?
— Нет, конечно. — удивлённо ответил он, и девушка что-то быстро напечатала в планшете.
— Вы готовы сотрудничать с врачом и обещаете, что не причините никому физического вреда?
— Разумеется, — кивнул Итан. — А что такое?
— Мне надо вас осмотреть.
— Хорошо. — Уинтерс давно понял, что с врачами лучше всегда соглашаться, особенно в таком положении, как сейчас.
Девушка, допечатав, положила планшет на стол и взяла в руки стетоскоп, всё это время висевший у неё на шее. Итан терпеливо ждал, с недоверием поглядывая на бугая, вставшего изваянием у стены. Врач подошла к Итану спокойно, словно тот не был крепко привязан ремнями за руки к кровати — а вдруг дёрнется и укусит? ну мало ли, зачем-то ж его привязали — и жестом подозвала бугая. Тот подошёл и начал отстёгивать сначала одну, потом другую руку Итана от кровати, предварительно с размаху тыкнув тому прямо в нос электрошокером со словами:
