— Вначале зефир с чаем принеси и картошку проверь.

После вчерашнего бодуна, я чувствовала себя отвратительно. Голова болела. Алик действовал на нервы. Телефона не было. Ноутбук орал старым индийским фильмом с танцами, песнями и историей с надрывом. За окном светило солнце, которое раздражало. Хотелось разбить окно, чтоб его больше не видеть. Казалось, что вокруг у всех было хорошо и только у меня все было плохо.

Взгляд то и дело падал на нож. Почему я вчера думала, что это решение проблем? Дура. Всегда же считала, что надо бороться до последнего, а вчера меня просто переклинило. И от этого было стыдно. Но предательская мысль то и дело проскальзывала, что вчера все могло бы закончится. Мне не пришлось бы сейчас тут Алику прислуживать.

— Держи свою еду и больше меня не трогай.

— С чего это? — поглядывая в мою сторону, спросил Алик.

— Я тебе не прислуга.

— Вер, тебе же нравится, когда тобой командуют.

— Но не так же прямо.

— А как? Более жестко или помягче? Хитрее?

— Не знаю, но мне не нравится.

— Слушай, а зачем тебе нужно, чтоб над тобой кто-то издевался? — спросил Алик. — Можно же жить без этого.

— Мне не нравится, чтоб надо мной издевались.

— Тогда почему переживаешь, что этого лишилась?

— Я лишилась мечты. Пропал смысл. Стремиться некуда. Я смотрю в будущее и вижу пустоту.

— Так ведь это хорошо. Когда впереди ничего нет, то это как чистый лист. Рисуй чего хочешь, — ответил Алик.

— Рисовать не умею.

— Я это уже понял. Научится не хочешь?

— В моем возрасте переучиваться…

— Угу. Лучше в ванне реветь.

Забравшись с ногами в кровать, я накрыла ноги одеялом. От пола веяло холодно, а тапок у меня не было.

— Так замерзла? — спросил Алик, закончив с картошкой и перейдя к чаю с зефиром.

— Да.

— Держи зефирку.

— Спасибо.

— Я и чаем могу поделиться.

Индийский фильм шел своим чередом. Зефир с чаем согревал. Можно было сходить на кухню за второй кружкой, но было лень. Где-то я это уже видела.

— С Кешкой так же из одной кружки чай пил? — спросила я.

— К чему клонишь? — спросил Алик.

— Не знаю. Так, к слову пришлось.

— Нет. Ты к чему-то клонишь. И мысли у тебя испорченные, — шмыгая носом, Алик посмотрел на меня. — С Кешкой мы всего лишь друзья. И да, я много времени с ним провел, поэтому часть привычек мы переняли друг у друга.

Он забрал у меня кружку и поставил ее рядом с кроватью. После этого повернулся ко мне.

— Хочешь докажу тебе, что мне нравятся девочки? — серьезно спросил он. Именно, что серьезно. Не было улыбки, не было задорного блеска в глазах. Сплошная серьезность.

— Ты болеешь.

— Одно другому не мешает, — он подвинулся ко мне, чтоб обнять. Я увернулась, но Алик завалил меня на диван. Навис, шмыгая носом.

— Я не люблю, когда так делают.

— Ты ничего не любишь. Я это уже понял. Буду тебя учить любить.

— Чего любить?

— Прикосновения, — его пальцы прошлись по моей щеке. Спустились к шее. — Ты скромная девочка. Замерзшая. При этом тянешься к теплу.

— Ты горячий и предлагаешь, чтоб я об тебя согрелась?

— Да. Я тебя хочу погреть. А ты меня охладишь.

— Я не хочу греться.

— Хочешь. Иначе вчера…

— Не надо. Пожалуйста.

— Да. Надо.

Я замерла. Отвернулась, подставляя щеку под его губы. И чего они все целоваться лезут? Как будто нельзя просто обниматься.

— Чего замерла?

— Ты хочешь целоваться, так я даю тебе эту возможность. Целуйся.

Он не ответил. Прижался лбом к моей щеке. Горячий лоб обжигал. Все же я замерзла. Тут он был прав.

— Снимай кофту, — прошептал он.

— Сам же говоришь, что я замерзла.

— Вот и буду тебя греть, — сказал Алик. Он отстранился.

Я не хотела спорить, потому и сняла кофту. Как же все надоело! Алик почему-то покачал головой и снял свитер, а котором лежал в кровати. Накрыл нас одеялом, прижимая меня к себе. Включился другой фильм. Алик поправил подушку и стал смотреть фильм.

— Приставать не будешь?

— Я же сказал, что буду тебя греть. Привыкай не шарахаться от прикосновений.

— Я и не шарахаюсь. Мне они не нравятся.

— Как ты двух детей родила?

— Одно время мне нравилось обниматься с Гришей. Я его любила.

— И когда перестала?

— Через два года после рождения Риты.

— Почему?

— Я не буду об этом говорить.

— Мне можно, — прошептал Алик. — Никому ничего не расскажу.

— Это тяжело. Из-за этого не хочу рассказывать.

— Насилие?

— Нет.

— Вер. Было же что-то.

— Мне не нравятся некоторые моменты.

— В сексе?

— Да.

— А Грише нравилось.

— Некоторые моменты нравились.

— Он настоял?

— Я не люблю грубость. Не люблю боль.

— Если не любишь, то не делай.

— Так мужчинам нравится. Разве не знаешь, что нужно подстраиваться, чтоб удержать.

— Мужчину? Зачем такого удерживать?

— А ты чего ко мне пристал? — вопросом на вопрос ответила я.

— Почему такой страх? Ты ведь боишься остаться одной.

— Боюсь.

— Из-за этого ты так унижаешься? — спросил Алик.

— Жестоко.

— Жестоко. Но ведь правда.

Правда. Жестокая правда, от которой нельзя было сбежать. Но и смотреть в лицо этой правде я не хотела. Вместо этого я только повернулась на бок и закрыла глаза.

— Не спи.

— Я согрелась.

— Ничего ты не согрелась. Вся дрожишь.

— Нервное.

— Зря боишься. Я женщин не насилую.

— Никто меня не насиловал.

— Насиловал. Заставлять делать то, что тебе не нравится — это насилие. Понятно, почему тебя от парней коробит.

— Я с тобой лежу почти без одежды, — напомнила я.

— А ты этого хочешь?

— Не хочу.

— Тогда надень кофту. Если тебе не нравится, то зачем ты это делаешь?!

— Привычка.

— Надо от нее избавиться.

Кофту я надела. После этого стало лежать в кровати как-то комфортнее и спокойнее. Мы смотрели фильмы. Изредка прерывались на чай. Алик продолжал хлипать носом. Я предлагала сходить в аптеку, чтоб купить чего-нибудь от простуды, но он решительно отказывался, считая, что все пройдет через два дня.

— А как же работа?

— Уволили, — ответил Алик. Опять же спокойно и невозмутимо.

— Почему?

— Вчера плавал в болоте.

— И чего будешь делать теперь?

— Поправлюсь и буду искать другую работу, — ответил Алик.

— А найдешь?

— Чего-нибудь найду. Думаешь в первый раз? Не в первый.

— Посмотрим, — рассеянно сказала я. Алик почему-то улыбнулся.

Ночью я долго не могла уснуть, до последнего смотря фильмы. Алик же то просыпался, то вновь засыпал беспокойным сном. В итоге я уснула почему-то положив голову ему на грудь, а ведь хотела лечь на подушку. Все-таки я была дурой. И с этим приходилось жить.

На следующий день мне пришлось идти в аптеку. Алик температурил до такой степени, что перестал скандалить и капризничать. Потом пришлось варить бульон и заваривать чай с шиповником, чтоб привести парня в чувство. Красные глаза, щетина, помятый вид и влажные волосы от пота — выглядел он жутковато.

— Отвратительно болеть, когда на улице такая хорошая погода. Мы могли бы пойти погулять, а вместо этого мы сидим дома, — сказал Алик.

— Нагуляешься еще, — ответила я, принося с кухни чай с лимоном.

— Всегда боюсь, что времени не хватит. Нагуляться. Думаешь, что впереди много дней, много ночей, а на самом деле все не так. Жизнь хрупкая штука. Сегодня у нас есть все, а завтра не будет ничего.

— Так живи сегодняшнем днем. Не думай о прошлом и ничего не загадывай. Как идет так и идет.

— Но так скучно жить, — ответил Алик.

— Сколько я живу, все больше прихожу к выводу, что только счастливые люди могут себе позволить что-то загадывать и к чему-то стремиться. Остальные жалеют о прошлом и пытаются поменять настоящее, но их попытки такие незначительные, что напоминают копошение жуков в навозной куче.