Малыш Джонни Стю, двухметровый балбес с тремя классами образования церковно-приходской школы. Тупой как пробка, но исполнительный и без хитростей за пазухой.

– Весь такой чистенький, да свеженький. Щитины кот наплакал. Уж не девка ли часом?

Нарочито громко цыкаю сквозь зубы. Меня бесят его плоские шуточки. Но чего, собственно говоря, я хотел? Сам дурак, коли умудрился брякнуть Дону Сантино в первую встречу своё настоящее имя. Вот теперь приходится расхлёбывать.

– Валерий, – с четким акцентом на последнем слоге произношу прямо в лицо обидчику. Из-за разницы в росте смотрю на него снизу вверх, дерзко и с вызовом задрав подбородок. – Если заслужишь, то просто Валл. И лучше так больше не шути, а то в следующий раз будем хоронить уже тебя.

Жёстко тычу пальцем Малыша в грудь. Разумеется, я в наглую блефую и нарываюсь на неприятности. Весовой перевес не в мою пользу, да и опыта в кулачных боях, мягко говоря, с гулькин хрен.

Вот только я не совсем дебил, чтобы необдуманно, без веснкой причины рисковать целостью лица и костей. А причина у меня есть. Очень надо проверить один очень занимательный слушок. Оттого я и прожигаю старину Стю недобрым взглядом, раздуваю ноздри точно индюк и продолжаю тыкать в него пальцем точно дулом пистолета.

Малыш злится, медленно покрывается пунцовыми пятнами, но молчит. И я вижу, что даётся это ему ой с каким трудом. Быть мне сегодня битым.

– Эй, парни! – нас обоих отвлекает голос Брэда. – Да вы похоже на солнце перегрелись оба. Кончайте бузить! Нам ещё в магазин возвращаться.

Брэд старше нас обоих, и наверняка умнее своего напарника. Иначе бы не стал встревать в разборки молодых.

– А там-то что делать? – с подчеркнутой неохотой отстаю от Малыша и делаю пару шагов назад. Внутренне я безумно рад, что не дошло до драки. Малыш, думаю, тоже. Но внешне мы еще смотрим друг на друга точно бойцовые петухи на арене. Пыжимся и косыми взглядами демонстрируем важность.

– Действительно, Сэм уже здесь, – Стю тут же подхватывает разговор, деловито тычет носком ботинка в земляной холмик. – Чего теперь торопиться-то?

– Да? Ты это Сантино потом рассказывать будешь, если не успеешь бумаги до приезда фараонов забрать. Так что, Джони, и ты… Валл-лерий, лопаты в зубы и пулей в город!

В этом Брэд безусловно прав. Избавиться от трупа – только половина дела, надо ещё успеть замести следы.

Мы молча подхватываем лопаты и возвращаемся к автомобилю. Больше не разговариваем. Но мне болтовня больше и не нужна, самое главное я проверить успел.

Меня не тронули, а значит, кокетка Пэри оказалась права. Люди Ордена побаиваются в открытую связываться со мной. Интересно теперь узнать почему. Неужели это все после того случая на кирпичном заводе? Проверить бы…

А пока надо держать свои сомнения в тайне.

Что такое десять минут?

Когда ты юн – решится на один поцелуй.

Чуть старше – признаться в любви.

Чуть агрессивней – очень сблизиться в маршрутке или примерочной.

Чуть мудрее – купить цветы и вино для смазывания межличностных поверхностей для ускорения доступа к самому интересному.

Чуть хитрее – приобрести коктейль покрепче в клубе и увести в подсобку.

Чуть злее – силой заставить, но это нехорошо и неправильно.

Чуть старше – принять предложение от партнёрши, которую знаешь слишком хорошо.

Чуть взрослее – выбрать между мягким диваном и условно-бурной постелью…

А когда ты стар… этого в лучшем случае хватит только на то, чтобы спустить ноги с кровати.

А что для тебя десять минут?

– Заходи в мой трактир, будь как дома, путник, – весело сказал трактирщик, ставя перед гостем пинту отличного ароматного эля. В темных волосах проглядывали нитки серебра, а в хитрых глазах играл ум и азарт молодого еще душой человека. Вот только годы, проложившие свои тропы-морщины в уголках глаз, слишком красноречиво говорили, что стоящий за стойкой не так уж и прост. – Или узнать чего хочешь?

Гость задумался. Положил на стойку плату за кружку, сел на высокий табурет, обитый плотной кожей, и лишь после этого прямо посмотрел в глаза хозяину заведения.

– Кто ты, трактирщик? – прозвучал странный вопрос.

– Интересные слова ты говоришь. И не менее интересный ответ ты на них ждешь, я так понимаю, – усмехнулся хозяин и достал трубку, отыгрывая себе еще немного времени. – Вот только прямо ответить на такой вопрос я не имею права, сам понимаешь. Готов сыграть в игру с одним единственным шансом узнать правду?

– Да. Я хочу знать, кому принадлежит трактир, чьи двери ведут сразу отовсюду.

Кабатчик вздохнул. Выдохнул струю дыма к потолку. И медленно начал говорить. Голос был тихим. Не было ни молний, ни ветра, ни мрака, но каждое слово будто жило своей жизнью, становясь очередным воином в армию нападавших на путника.

“У меня десятки имен.

Меня помнят. Меня чтят.

Давным давно меня знали многие, если не все, на просторах земли Русской. Сейчас обо мне помнят сотни. Но каждый раз, смотря в зеркало, они видят мое имя. Десятки, тысячи, миллионы упоминаний обо мне видят они в зеркале.

Я был среди тех, кто покровительствовал мудрецам, сказителям, купцам и просто путешественникам. Но… Человеческая память коротка. И меня назначили злым духом. Был ли я злым? Нет. Я был собой. И собой и останусь.

Я был с тобой, Человек. И с тобой и уйду, Славянин.

Мой дом – рядом с тобой. И род мой берет начало не в небе и Чертогах, а здесь, на земле. Первый среди равных. Лучший среди лучших. Они так и не приняли меня в свой круг. А вы, люди, так и не отпустили из своего.

Да я и не собирался никуда уходить. Мое место здесь. На пыльных дорогах, среди путников, в библиотеках, среди тех, кто творит и записывает, на полях, среди тех, кто пашет и возделывает. Среди тех, кто строит, а не разрушает. Я – такой же, как ты, Человек, а не такой, как они.

Мне все досталось не по праву рождения. А за тяжелый труд.

Знаешь, что самое веселое, друг мой? Меня не раз пытались сделать частью чужой веры. Я был и святым, и демоном, и героем, и никем. Но всегда оставался собой. Мой дом – рядом с твоим. Всегда.

Меня помнят. Меня чтят.

У меня десятки имен”.

Трактирщик закончил свое повествование. Посмотрел на гостях. Затянулся. И поставил перед ним новую пинту. А вторую налил себе.

– Ответить можешь не сразу. Просто попытка одна. Ошибешься… Больше ко мне во двор не попадешь.

– Итак, – хмуро говорю я, усаживаясь напротив бармена в своем любимом заведении этого района. – Что такое “у вас один недоброжелатель”?

– Это-то? – он улыбается и достает из ящика одну из газетных вырезок, которые выполняли роль глоссария на все случаи жизни. – Это значит, что ты насолила кому-то из других людей. И оказалась в черном списке.

Я беру бумагу и задумчиво пробегаю взглядом текст. По мере прочтения у меня начинает пригорать. Очень и очень сильно. Мало того, что запихнули в тело сраной демонической шлюхи в сраный мирок, где правят балом мафия и насилие, так еще и мне надо пресмыкаться перед каждым встречным-поперечным, чтоб вдруг не оказаться в черном списке?

– Таков порядок этого мира, Лен. Таким его создали.

– Кто, мать твою за ногу десять раз, создал это дерьмо? – указываю длинным темным коготком на интересную приписку в конце статьи. – Почему именно сто? И как определить других игроков?

Он складывает руки на груди, потом, будто опомнившись, достает изогнутую трубку, медленно набивает ее табаком и раскуривает. И лишь по окончании этих степенных действий он отвечает на мой вопрос.

– Это-то как раз просто, – усмехается он, задумчиво осматривая меня. – Пить что-нибудь будешь?

– Давай на твой выбор сегодня. Мне думать лень, голова уже пухнет от всего вот этого вот.