– Кто из прислуги? – делаю вид, что мне интересно, хотя по большому счету, я увидел достаточно.

– Горничная и посыльный. Трупы детей ещё ищем, – похоже, Миггелю тоже не особо интересно происходящее. Преступник взят, доказательства на лицо. Лёгкое дело.

– Детей? – всё же решаю уточнить я.

– Терренс порет какую-то чушь про убийство детей, бабу в красном, ходячий труп с дыркой во лбу. Призрак, растворившийся в никуда. В общем, ничего путного, но проверить надо, – инспектор натужно кашляет в кулак и принимается вытирать потный лоб этим же самым платком. – Работа, будь она неладна, у нас такая.

Даже не знаю, что мне в этом доме противно больше, факт жестокого убийства или лоснящийся от жира увалень, призванный распутать дело. Хотя, с другой стороны, чёрт с ним, и с тем и с другим.

Мне хочется одного: добраться поскорее до кабинета Терренса и забрать ту статуэтку из железного дерева.

– То есть, вы не сомневаетесь в произошедшем, инспектор?

– Ну… Судья хоть и орёт с пеной у рта, что его подставила какая-то рыжая сука, но и пистолет, и пули и отпечатки пальцев – всё принадлежит ему. Скорее всего, Терренса признают невменяемым и ….

Я больше не обращаю внимания на лепет толстяка. Потому что услышал больше, чем рассчитывал, и увидел больше, чем должен был. Следы… Аккуратные отпечатки женских ножек на деревянном полу. Словно выжженные паяльником и, одновременно, будто просто нарисованные мелом.

Они не сразу бросились мне в глаза, но когда это случилось, сбивчивый рассказ инспектора собрался в единую картину. Рыжая сука в красном… Исчезающий в одно мгновение призрак. Жестокое убийство и поехавший умом судья. Уж не моих ли это подопечных проказы?

Нет. К черту размышления. Сделать то, за чем пришёл, и валить нахрен из этого пропитавшегося смертью и безумием дома.

– Хорошо, инспектор Миггель, я всё услышал, – учтиво киваю всё ещё бормочущему в носовой платок жирдяю. – Я передам Дону Сантино ваши объяснения. Разрешите ещё немного осмотреть дом?

– Да, да. Конечно! Я всегда рад оказать услугу многоуважаемому Дону.

"Услугу ты готов оказать, как же! Свинца ты в свою шкуру боишься, тварь, оттого и трясешься как осиновый лист. Ну, ничего, на тебя тоже управа найдется!" Я, точно заправский печник, подкармливаю своё раздражение отборными оскорблениями в адрес окружающих. Всё лишь бы не думать о том, чьё участие в этом грязном деле я заподозрил.

Винтовая лестница, длинный коридор, куча полицейских в котелках. Я прохожу эти препятствия на едином порыве, ни на секунду не сбавляя шаг, потому что мне интересно только одно.

Вот он – кабинет городского судьи. Просторный, с обитой дорогим сукном мебелью, огромным письменным столом и роскошными статуэтками из разных концов света на книжных полках. Меня интересует только одна из них. Старый, потёртый от времени идол откуда-то с берегов Гаити, выполненный из ракушек и древесины каркаса. Так называемого каменного дерева, что не горит в огне и в воде не тонет. Прекрасный ингредиент для моей новой задумки.

И вот я уже держу заветную вещицу в руках и готов уйти прочь, но донесшаяся до слуха возня в дальнем углу комнаты не даёт мне сделать этого. Медленно, точно вор, я крадусь на звук, держа наготове деревянного божка точно дубинку. Обхожу кресло, стол и… с удивлением натыкаюсь на голубые глаза подростка.

По-волчьи яростный взгляд мальчишки пробивает меня насквозь. Смотрит прямо, с вызовом, будто терять ему нечего. Глупец. Но стоит отметить, молчит и не кидается очертя голову на того, кто в три раза его крупней. Либо всё-таки не так уж и глуп, либо типу боится выронить девчонку, чью голову обеими руками прижимает к груди.

– Ну и кто ты такой? – я заметно расслабляюсь, убираю в сторону статуэтку, чтобы не спугнуть мальца. – Чего молчишь? Там фараонов полный дом, позвать?

– Не надо, – пацан отрицательно машет головой. – Я Филл, это Эмми… Нам нельзя туда. Отец… Он… Он…

– Не убьет, – я обрываю его заикания, ещё не хватало получить от него истерику. – Что с сестрой?

– Без сознания. Он душил её…

– Филл, да? – я медленно сажусь рядом с ним на корточки. Вижу, он опасается меня, но тех, кто остался внизу, он боится ещё сильнее. Оттого и не дёргается от моей руки, когда я пытаюсь погладить его голову.

– Смотри, я тебе не враг, но и не друг. Я выведу вас отсюда, но сперва скажи: был ли в доме кто-нибудь ещё? Ну, кроме твоей семьи и прислуги?

Он молча кивает в ответ, и по озадаченному взгляду и сцепленным в нитку губам я понимаю, что не ошибся с догадкой.

– Кто-то, кого вы до этого не видели, да?

Он снова кивает и отводит глаза в сторону.

– А как у вас оказались? – очень осторожно, но с напором я задаю решающий вопрос.

– Её Эмми призвала… Нечаянно! У отца книга была!

– Её? – с легким удивлением уточняю, но тут же спохватываюсь. – Тсс! Тихо. Потом расскажешь. Пошли.

Я аккуратно забираю на руки девчонку, не забыв при этом прощупать пульс на тонкой шее и убедиться, что не тащу с собой детский труп. Мы выходим из кабинета и незамеченными покидаем дом. Всё-таки я оккультист, и отвести чужой взгляд в сторону для меня плевое дело.

Возможно, это очередная моя ошибка, но мне очень интересно послушать рассказ детей в более спокойной обстановке и без свидетелей.

Я помогаю мальчишке забраться на заднее сиденье кадиллака, передаю ему сестру и напоследок ещё раз окидываю дом взглядом. По сути дела, особняк как особняк, вот только зная о лужах крови на его полах, трёх трупах, шести разрушенных жизнях и одной явно существующей демонице, я больше не могу смотреть на него спокойно.

Дым сигареты настойчиво лезет в ноздри. Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Улыбка сама расцветает на лице. Только не на его. На моем.

– Ты шутишь, да? – под звон поставленного на стойку бокала спрашиваю у бармена.

– К сожалению… – он делает большой глоток. В темных глазах поблескивает какой-то странный набор эмоций. – Ты попала в этот мир и теперь ты его часть. Правила…

– Да плевать на правила!.. Мало того, что я сейчас в этом теле! Так теперь мне еще на это подписаться надо?

Снова молчание. Седовласый задумчиво кладет на стол передо мной бумагу с одной единственной графой. И местом для отпечатка пальца. И плевать, что в эти годы еще дактилоскопия не была признанной наукой в розыске.

– И так. Демон продает душу дьяволу, да? За право убивать людей? И еще и прописывает их количество? – я даже хмыкнуть не могу, настолько меня все это смешит. – Идеальный мир! Идеальный баланс, твою мать!

Сигарета снова между полных губ. Я затягиваюсь, чтобы никотин злобной стаей птиц пронесся по организму. Мне нужно выдохнуть. Успокоиться. Принять. И сделать выбор. Я – демон. Демоница, если быть точной. Внутри компьютерной игры со сводом правил и законов. И сейчас я собираюсь подписать на индульгенцию на убийство.

Остаться человеком? Или стать чудовищем, чьи зверства должны будут прекратиться в 35 лет? Сложный выбор.

– А если я превышу выбранный сейчас лимит? – глоток рома следом за дымом проносится по пищеводу. – Что тогда?

– За тобой придут.

– А если я и тех убью?

– Тогда за тобой придут другие.

– А если?..

– За тобой будут охотиться все.

– И ты?

Он усмехается. И эта усмешка говорит мне слишком многое. Он не придет. Не потому что не может. Не хочет. Просто не хочет. Всемирная охота за нарушителем порядка. Это ли не идеальная история для такой, как я? Может, потому великий рандом и выдал мне это тело и эту жизнь, чтобы…

Сломать машину?

Готова ли я? Нет. Я все еще в шоке и боюсь следующего шага. Но обучалку уже прошла. Пора включать hardmode. Жаль, IDDQD не работает.

И я макаю перо в чернильницу и вывожу идеальный круг цифры Ноль.

– Я готова.

Интернет. Хотя бы какое-нибудь подобие всемирной цифровой паутины. Вот чего мне действительно не хватает в этой славной дыре, под названием Чикагинск.