Но хуже всего было в конце — когда Клаус почувствовал себя плохо, а Эдди, секунда за секундой, стал исчезать. Дэйв был вынужден попрощаться… как и его отчим. К счастью, Клаус уже был готов к едкой тишине, которая неизбежно обрушивалась на него после сеанса, и немедленно бросился в объятия Дэйва, крепко сжимая его.

— Надеюсь, ты крышей не поехал?

Дэйв засмеялся и обнял Клауса до хруста в рёбрах… со всей любовью, конечно же.

— Это было… Господи, Клаус. Ты трезвел специально ради этого?

— Ради тебя, глупый.

Дэйв радостно улыбнулся и уткнулся носом в шею Клауса, пока тот не рассмеялся и не уклонился от щекотливого прикосновения.

— Лучшего подарка быть не может, — восхитился Дэйв. Его глаза мерцали в свете горящей свечи, а взгляд был искренним и полным восхищения. Клаус улыбнулся.

Это того стоило.

— Спасибо.

— С ​​Днём рождения.

Дэйв поцеловал его, но потом Клаус не выдержал.

— А теперь извини, я должен закинуться всей наркотой, что у меня есть.

В целом, не весь план Клауса на день рождения пошел наперекосяк, зато повлиял на то, что произошло после. Может, ему следовало это предвидеть. Может быть, он думал, что всё сработает противоположным образом… Суть в том, что после разговора с отцом Дэйв стал ещё больше одержим войной.

Клаус понял, почему. Эдди всё твердил и твердил о том, как он гордится, что его храбрый, благородный, добросердечный сын служит своей стране. Говорил, что всегда был рядом с Дэйвом и видел все его достижения во славу звёздно-полосатого флага.

Клаус всего лишь надеялся, что узнав как безумно отец уже им гордится, Дэйв сможет скинуть камень с души. Он добился своего. Ура. Двигаемся дальше.

Но в результате Дэйв стал работать ещё усерднее — больше часов, больше миссий, больше участия.

И меньше Клауса в его жизни.

Итак, что же делал Клаус, чтобы заглушить боль и не чувствовать себя брошенным?

Принимал много наркотиков.

Всё это вместе взятое создало серьёзную напряжённость в их отношениях. Вот почему сейчас, через неделю после дня рождения Дэйва, когда они провели немало дней порознь как слова не просто на разных страницах — но из разных книг, ради всего святого… Сейчас было самое худшее время для того, чтобы обнаружить то, что Клаус только что обнаружил.

Это случилось во время боевой операции… в том самом месте, где Клаус впервые попал в заварушку в долине А-Шау. Все окрестили это место “Автобусной остановкой” из-за песни the Hollies, что Дэйв тогда напевал. В том самом месте посреди джунглей, где их автобусы разорвало на куски. Обломки кузовов всё ещё валялись по округе.

А затем появился мальчик… Вьетнамский пацан, с которым Клаус встретился взглядом во время одного из рейдов на деревеньку неподалёку. Его глаза, черты лица и его взгляд… Что-то до боли знакомое угадывалось в мальчишке, испуганно жмущемся к своей семье, пока солдаты шерстили их вещи и искали следы Чарли.

И, наконец, победа. Они нашли целый тайник их собственных вещей… имущество американских солдат, что вьетнамцы стащили во время своих набегов и спрятали в подпольном бункере. Там же обнаружились и солдаты Вьетконга, но Клауса беспокоило не это.

Клауса взволновало кое-что другое в этой куче украденных и спрятанных под землей вещей. То, что поразило Клауса и лишило его дара речи, вовсе не было человеком…

Это был портфель.

Комментарий к Глава 20. Самое время.

Вот мы и добрались до 20 главы, остальная часть истории будет довольно мрачной и самой тяжелой (и для меня в том числе), поэтому главы будут выходить чуть позже обычного, но я постараюсь побыстрее. Спасибо всем, кто остался со мной и следит за обновлениями, посылаю много любви и крепкие обнимашки всем вам, приятного чтения:)

========== Глава 21. Love is blue. ==========

30 сентября 1968 года.

— Что не так?

Клаус с трудом выдавил из себя эти слова. Язык жгло, но жалили не сами слова, а ответ, которого он боялся.

В последнее время Дэйв… вёл себя странно. С каждым днём сентября росла его одержимость новыми миссиями, операциями, да чем угодно, что могло позволить… типа… проявить себя? Клаус не совсем понимал причину, а Дэйв не собирался объяснять.

Ответ всегда был одинаково расплывчатым — Дэйв хотел, чтобы им гордились люди и страна, хотел служить и делать то, к чему всегда стремился.

С другой стороны, когда Дэйв возвращался после миссий, его одолевали сомнения. По его словам, когда всё шло наперекосяк, от бойцов ожидали действий, которые казались Кацу… неправильными. Почти аморальными. Он не вдавался в подробности, но и сказанного Клаусу было достаточно, чтобы задуматься о том, как у Дэйва получается справляться с таким раздраем — как он уравновешивает стремление добиться чего-то и страх перед по-настоящему ужасными вещами, которые ему приходится замалчивать.

Внутренние дилеммы заставляли Дэйва всё больше отдаляться. Клаус почти не видел его (по крайней мере, так часто, как раньше), а когда они всё же встречались, казалось, что Дэйв продолжал сражаться… с той лишь разницей, что война шла у него в голове. Клаус и раньше думал, что Кац немного замкнут, но к тому, каким отстранённым стал его парень сейчас, жизнь Четвертого не готовила.

Это его беспокоило. Это его очень беспокоило.

Сегодня было особенно плохо. Обычно, если Дэйв был тихим и замкнутым, это не мешало ему беззаботно гладить волосы Клауса или нежно, рассеянно целовать в шею и плечи. Он по-прежнему расспрашивал Клауса о прошедшем дне и поддразнивал. А его глаза блестели — да, устало, но блестели.

И всё же… Сегодня Дэйв не реагировал на Клауса вовсе. Улыбка была натянутой, свет в глазах погас. Взгляд был рассеянным, как будто он видел совершенно другой мир, совсем не тот, что видел Клаус — будто они были на разных планетах. Он был холоден — и в прямом и переносном смысле. Его кожа больше не была тёплой и манящей, а движения стали скованными, как у застывающей скульптуры.

Казалось он двигался с места только для того, чтобы отстраниться от Клауса. Дэйв избегал его.

— Дэйв? — в очередной раз решительно спросил Клаус. Тем солнечным утром они сидели в маленькой палатке, которую им удалось единолично занять во время крупной операции посреди джунглей. Они сидели рядом на краю своих спальных мешков. Клаус снова тянулся к Дэйву, а тот отодвигался.

Боже, что-то было не так. Клаус чувствовал это, даже если пытался отрицать.

— Ты… ты чувствуешь, как всё изменилось? — спросил Дэйв далёким и незнакомым голосом. Клаус тяжело сглотнул и тупо моргнул, пытаясь разобраться в том, что услышал. Он имел в виду войну? Он имел в виду их друзей?

…Или он имел в виду их отношения?

Клаус нервно прочистил горло, стараясь держать себя в руках и не делать поспешных выводов.

— Я… я…

— Однообразно, — слова Дэйва резали Клауса как ножи, всё глубже и глубже вонзаясь в плоть. — Отупляюще. Одно и то же снова и снова. Что-то вроде… не знаю… трагической карусели.

Почему у Клауса возникло неприятное предчувствие, что он говорил о них? Об их отношениях?

«Почему?»

Когда ужасающее осознание заставило Клауса отчаянно отвечать, он понял, что эти слова — его последний способ защититься.

— Я же… Да откуда тебе знать, если тебя никогда не было рядом и…

— Клаус, я не могу всё время это терпеть.

Клаус прикоснулся к руке Дэйва. Раньше этот жест означал: «Я здесь. Все в порядке. Мы в порядке. Возможно сейчас нет другого способа сказать это, но знай, я люблю тебя». Теперь Дэйв молчаливо отпрянул, будто Клаус обжёг его.

Острая боль вспыхнула в груди Клауса. Он почувствовал нарастающий ком в горле.

— Терпеть что? — едва прошептал он.

— Постоянная н-н-навязчивость. Отчаянные и бесконечные попытки уговорить меня…

— Оу. Значит, я обременяю тебя. Дело в этом?

— Я бы так не сказал, просто…

Клаус пристально посмотрел на него, но Дэйв тут же отвёл взгляд. Однако Клаусу смотреть было больше некуда — только в эти голубые глаза. Он вглядывался в прекрасные радужки, которые раньше были наполнены безграничной любовью и нежностью, а теперь стали пустыми и бесчувственными.