Когда они закончили, Клаус побежал вперед, чтобы догнать Дэйва, пристроившись рядом с ним. Может быть, ему только казалось, что Дэйв избегал его. Зачем ему это делать? Он ведь не сделал ничего плохого…правда? Бывало, Клаус делал глупости, даже не осознавая этого.

— Твоя миссия… если ты решишь пойти на неё… «Паучья нора». Я слышал, как сержант говорил об этом вчера вечером.

Дэйв продолжал идти. Он даже не взглянул на Клауса.

— Дэй…

— Я слышу тебя.

— О, просто буферизация? — Клаус понимал, что Дэйв не знал, что это значит, но подумал, что прозвучит забавно. Дэйв никак не отреагировал.

— «Паучья нора» — замаскированный вражеский окоп.

— О, ладно, спасибо.

Снова неловкое молчание. Теперь палатка была в поле зрения. Клаус подумал, что сейчас самое время спросить, всё ли в порядке с Дэйвом после всей этой истории с Пико. Он не знал, как это сделать, поэтому просто решил начать.

— Дэйв, ты в…

— Ты же понимаешь, что Тедди или кто угодно тоже могут помочь тебе с этим.

Клаус остановился.

Ой. Большой Ой.

Дэйв продолжил вести себя так, словно даже не заметил, что Клаус замер на месте. Клаус наблюдал за ним, совершенно не зная, как на это реагировать, ему казалось, что он глотает ножи. У него появилось болезненное чувство, которое подсказывало ему, что это был не только конец «Дэйва — словаря», но и конец «Дэйва и Клауса» в целом.

— Ладно, — еле-еле выдавил из себя Клаус, пытаясь собрать всю небрежность, на которую только был способен. Дэйв даже не обратил на него внимания, скрылся из виду, тогда как Клаус остался стоять посреди базы, ощущая себя обнажённым и уязвимым.

Последний оплот здравомыслия, за который он держался после смерти Пико, рухнул.

Прежде чем он понял, что произошло, Клаус помчался через весь лагерь, проталкиваясь сквозь толпу солдат, врезавшись в плечо проходящего мимо Юджи, чуть не попав под мешок с картошкой, который кто-то кому-то бросал…

Клаус едва признавал всё это реальным. Настоящим было немногое — стук сердца в груди, боль в животе и тошнотворное гудение в голове.

Не успел он опомниться, как оказался за зданием столовой, прислонившись спиной к холодной кирпичной стене. Колени прижались к груди, а руки тёрлись о них, будто Клаус пытался очистить ладони от невидимой грязи.

Его дыхание становилось частым и прерывистым, заглушая все остальные звуки.

«Не паникуй. Ты в порядке. Ты в порядке», — пытался повторять Клаус, но это абсолютно не помогало. Он был в ужасе. Как он мог успокоиться?

Всё стало очень реальным. Клауса ударили битой с надписью «Это не игра», и удар был болезненным.

«Какого хрена ты делаешь? Играешь в войну, как грёбаный ребенок? Здесь тебе не выжить. Ты не сможешь здесь выжить. Как ты мог поверить, будто тебе здесь место? Как ты мог поверить, что ты здесь не безразличен кому-то? Как ты посмел принять это как свою новую жизнь? Как ты посмел думать, что у тебя есть друзья… что тебя приняли?

Если тебя не могут принять дома, неужели ты настолько глуп, чтобы думать, что сможешь вписаться сюда? Ты вмешиваешься в жизнь людей. Ты имеешь дело с тем, чего не понимаешь. Они тебя не знают. Ты их не знаешь. Они тебя не понимают. Ты их не понимаешь. Ты попал сюда, в этот ад, не случайно. Может быть ты, наконец, поймёшь, что заслужил это».

В голове Клауса бушевало настоящее море мыслей. Только сейчас он осознал, что было причиной, по которой всё это сработало… всё это дерьмо шестьдесят восьмого… Была одна причина, на которую он глупо надеялся, как ребенок, который ждёт единорога на Рождество…

Дэйв. Вот и всё. Вот почему он смог зайти так далеко… Потому что Клаус был достаточно глуп, чтобы подумать, что он встретил кого-то особенного. Хотя это явно не грёбаная старшая школа (не то чтобы Клаус знал, каково это). Здесь была война, а у Дэйва не было времени на всю эту чушь.

Какие бы фантазии он ни создавал в своей голове, чтобы выжить в эти пару недель, они мгновенно рассыпались, оставив его выжатым и опустошённым. Теперь у него здесь ничего не осталось. Вся его жизнь здесь была основана на каком-то парне, которого он посчитал милым.

«Ты просто невероятен!» — он как наяву услышал голос Бена, словно тот неодобрительно качал головой на какую-нибудь очередную глупость Клауса.

Он скучал по Бену. Он скучал по Элли. Он скучал по Диего, Лютеру, Ване и даже по номеру Пять, который таинственно вернулся всего за пару дней до того, как стал причиной похищения Клауса. Боже, кажется, это было так давно.

Он тосковал по семье. Тосковал по дому. Он не понимал этого до сих пор, пока единственная причина, за которую он так цеплялся, не сломалась, из-за того, что Клаус, как всегда, слишком сильно давил на неё.

Он что, действительно надеялся, что у него есть какая-то «магическая» связь с парнем, который родился за пятьдесят лет до его рождения, и с которым он только что познакомился? Глупо. Чертовски глупо.

В последний раз, когда он так сильно тосковал по своей семье, он был в том месте, куда бы ни за что не хотел вернуться, но сходство ощущений вызывало сенсорные воспоминания…

Это был мавзолей. Последний раз, когда он чувствовал себя пойманным в ловушку, таким безнадежным и одиноким, был, когда отец запер его в мавзолее.… Там, в этом мрачном месте, повсюду была лишь смерть и измученные души, от которых было невозможно укрыться.

Ну и в чём же отличие?

Клаус больше не мог этого выносить.

Он просто хотел домой.

Комментарий к Глава 5. Этого у меня не отнимут.

* Manos arriba исп. - поднимите руки.

========== Глава 6. Мне плевать. ==========

Комментарий к Глава 6. Мне плевать.

Клаус не собирается позволять Дэйву уйти так легко.

Для Дэйва смерть Пико словно стала вишенкой на торте, испечённом из постоянных сомнений, паранойи и самобичевания. Идея этого блюда строилась на том, что из себя представляют отношения с человеком, который сегодня кривляется на танцполе, а завтра истекает кровью где-то в джунглях.

С какой стороны ни посмотри, это не самая приятная мысль.

… И Дэйв имел в виду не Пико.

Он был в сомнениях с двадцать второго апреля. Несколько дней он просто искал повод. К чёрту осторожность. К чёрту всё, что намекало на то, что ему не следовало восхищаться медленно трепещущими ресницами курящего Клауса, или тем, как он бормотал во сне какую-то несвязную чушь, в которой иногда мелькало нечто похожее на «отвали», «вафли», «Диего» или «Бен».

Дэйв иногда ненавидел себя за беспечность. Он мог навредить и себе, и Клаусу своими глупыми детскими играми. Он не мог заискивать перед ним на войне! Флиртовать с тем, с кем сражаешься плечом к плечу, смертельно опасно. Мягко говоря, это вело к катастрофе. Пико действительно вырвал его из тумана мальчишеской влюбленности.

Конечно, Дэйв был зол из-за потери друга. Он знал Пико чуть больше месяца, но на войне, когда вам каждый день приходилось прикрывать друг друга, люди сходились быстрее.

Да и в любом случае, видеть, как кто-то умирает — само по себе ужасно.

Однако, как бы кошмарно это не звучало, для Дэйва это не было чем-то новым. Он знал, что так или иначе они будут терять людей. И, хотя полностью отключить свою человечность было невозможно, готовность к подобному исходу снижала чувствительность. К своему второму призыву Дэйв, безусловно, постиг эту науку почти в совершенстве.

Так что, да… было очень тяжело потерять Пико. Однако даже сама мысль о том, что на его месте мог быть Клаус, внезапно показалась не просто тяжёлой, но и невыносимой. Именно это так волновало Дэйва. С таким же успехом там мог бы остаться и Номер Четыре. Раз — и его не стало.

Последний человек, с которым был Кац, умер, и Дэйв определенно не планировал, чтобы это перешло в тенденцию.

Но, Боже всемогущий, как же было больно отталкивать Клауса! Единственная причина, по которой ему удавалось сохранять невозмутимость и хладнокровие, заключалась в том, что Дэйв действительно думал, что так будет лучше для обоих. Это отнимало у него все силы, особенно, когда приходилось смотреть в полные боли глаза Клауса, умоляющие, спрашивающие — «Что я сделал?», и равнодушно молчать в ответ.