Внизу захохотали, да так громко, что эхо этого смеха, отразившись от сводов пещеры, резануло по ушам, напомнив о недавних приступах боли, от которых голова вновь готова была взорваться, словно переспелый гранат.
– Малыш, да ты бредишь! Наверное, кто-то слишком сильно приложил тебя о косяк, – воскликнул громогласный совсем не весёлым тоном. – Вызвать на бой Алабора и уничтожить? Да нам и во сне такое не могло присниться, не то, чтобы наяву к нему приблизиться…
– Если бы его можно было так просто убить, стали бы мы по пещерам ховаться, да на мир сквозь щели поглядывать, – выкрикнул коренастый человек с большим чубом. – Давно бы прихлопнули диктатора, как муху, будь у нас такая возможность! А тут, появляется герой в подгузниках, великий богатырь, у которого и молоко-то на губах не обсохло, и одним махом желает покончить и с Алабором и с Гастингсом, решив все наши проблемы!
– Где же ты был до этого дня, спаситель ты наш! – рассмеялась дородная женщина в кожаном фартуке. – Да знаешь ли ты, что Алабора убрать ещё возможно, если очень постараться, а вот с этим долговязым в чёрном плаще даже Белогору запросто не сладить!
– А кто он такой, этот ваш – Белогор? – удивлённо спросил Максим.
В пещере повисла напряжённая тишина.
– Шёл бы ты домой, малыш, да не лез во взрослые игры, если жить хочешь, – раздался из темноты другой женский голос, жалостливый и заботливый.
На Максима накатила такая волна безнадёжности, словно с головой накрыла. Выходит, если верить местным, приблизиться к деду и его помощнику нет никаких шансов! Вся его затея – глупая выходка из-за которой он рассорился с друзьями и горько обидел ту, которая была ему всего дороже…
– Да, хочу! – сердито закричал он, стиснув кулаки, – Потому я и пришёл в этот мир! Хочу жить, не опасаясь за друзей, не боясь, что превращусь в жалкую марионетку в чужих руках! Хочу! Заклятье Светозаров вспомнить хочу, чтобы товарища из ледяного плена вызволить! Маму свою увидеть хочу, что в клетку у Алабора томится! А без этого мне и жизнь не в радость! Потому и пришёл! И, если бы вы меня не остановили – нашёл бы способ с ненавистным дедом поквитаться, который моего отца убил! А вы! Вы только и умеете, что оскорблять, да над слабостями других насмехаться! Прячетесь, как крысы по норам, да на богатырей надеетесь!
– Эй, малой, ты говори, да не заговаривайся! Пришёл он, видите ли! Обстановки здешней не знаешь! Не понимаешь, чего нам стоит от прихвостней твоего деда схорониться! Да Алабор, если пожелает, не задумываясь, всё Трёхмирье телами своих врагов усеет! А лезть в его логово без разведки и специальной подготовки – самоубийство!
– Да что ты перед ним распинаешься? Пусть Белогор сам с этим героем разбирается! Нам и дела до него нет! – кричал кто-то снизу писклявым неприятным голосом. – Если жить хочет…
– Да нет у меня времени! – раздражённо выкрикнул Максим, ощутив боль под рёбрами, – И жизни осталось на кончике пера! Ни сегодня, завтра внутри меня проснётся враг и тогда…
Голоса стихли, а затем раздался резкий окрик:
– Говорил же я вам – нечего было этого в наше секретное место тащить! Теперь его в живых оставлять нельзя, раз в нём подселенец! Нам этот парень неизвестен, кто знает, может, сам того не ведая, он уже на Алабора работает…
Снизу послышался ропот, перешедший в громкий спор.
– Убить его! – шептали одни, – Нечего в наши дела нос совать!
– Сдурели! Белогор этого не позволит! – пытались образумить их другие.
– А ему и знать незачем! Прикопаем на свалке, вот и вся недолга, – ворчали третьи.
Максим понял, что те, кто внизу, не простят ему подселенца и вмешательства в их размеренную крысиную жизнь тоже не простят…
– «Хорошо, хоть защита действует, откуда бы она не исходила», – всплыло в голове.
Неожиданно, резкая боль под рёбрами скрутила его в три погибели, к горлу подступила тошнота, а глаза занавесило красной пеленой. Юноша зажмурился и явственно представил внутри себя, где-то между печенью и желудком, засевшего у пулемёта врага, готового открыть огонь по всему тому, что было так дорого: по удивительной природе тех мест, где он успел побывать, по друзьям, что появились в академии, по нежной маленькой Фее, грациозно танцующей под холодной луной… Максим увидел перед собой её изумрудные глаза, ощутил малиновый аромат тёплых податливых губ, мягкий пух серебристых волос…
– Нет! Я не сдамся какой-то гнусной душонке! – сквозь стиснутые зубы прорычал парень, – Он не получит моего тела! Ни сейчас, ни потом!
Боль стала совершенно невыносимой, и, если бы парня не поддерживала неизвестная сила внутри шара, он неизбежно упал бы на колени. С трудом превозмогая себя, Макс достал бутылёк с тёмной субстанцией, в котором находился яд, откупорил его с помощью зубов и сделал пару небольших глотков, морщась и вздрагивая от отвращения…
– «Раз мне отсюда не выбраться, какая разница, кто победит: эта разъярённая толпа уничтожит любого, кто попадёт в её руки», – подумал юноша, с большим усилием направляя руки, соединённые большими пальцами, не от себя, как обычно при заклятье, а прижимая ладони к животу в районе нижнего ребра, туда, где находился эпицентр боли.
– «Именем Светозаров, тот, что внутри меня, но не принадлежишь мне – ты мой»! – прошептал он белыми от напряжения губами.
Захлестнув с новой силой, юношу скрутил очередной приступ, а в голове замелькали мысли о том, что с этим подселенцем пора заканчивать!
– Я не сдамся! Я сам творец своей судьбы! – почти кричал Максим, продолжая свои попытки избавиться от врага внутри, – Это моё тело, а ты… ты – мой пленник!
В висках застучало, словно трудолюбивые дятлы решили проделать отверстия в его черепной коробке, а в руках оказалась непонятная тёмно-зелёная субстанция, размером с теннисный мяч, пластичная на ощупь и легко меняющая форму, мягко перекатываясь под нажимом пальцев. Боль ещё неприятно пульсировала в висках, но вскоре стала отступать, принося облегчение.
– Я всё ещё жив!? – то ли спросил, то ли подтвердил Максим, ощущая приступ непонятной эйфории, – Это я – Максимус! Максим Каменский! Я, а не подселенец, хозяин своего тела!
Однако, разобраться с происходящим он не успел, ощутив, что быстро падает. Шар, в котором находился парень, начал ярко неравномерно пульсировать, точно в агонии, а потом с оглушительным треском разваливаться на куски, разбрызгивая вокруг разноцветные осколки, и юноша выпал из него, стукнувшись коленями о каменный пол. Взрывная волна сбила с ног стоящих снизу, некоторых откинув к стене. Сверху посыпались обломки камней, вокруг раздались крики боли, стоны раненых вперемежку с ругательствами и обещаниями уничтожить того, кто это сотворил.
Парень с испугом осознал, что подселенец, по какой-то, только ему известной причине, защищал своего носителя, и, когда был вынут из тела – защита рухнула, а вместе с ней рухнул вниз и сам Максим. Со всех сторон к нему устремились люди, но не затем, чтобы поддержать или помочь: разъярённая толпа тут же накинулась на него, нанося удар за ударом. Сжавшись в комок, подогнув ноги и прикрывая руками голову, парень пытался сгруппироваться и не выронить тёмный пластичный предмет, содержащий враждебную душу, а боль от ударов продолжала наступать, разрываясь фейерверками в голове.
Макс не понимал уже, сколько времени продолжалась эта пытка, когда в пещере прозвучал резкий громогласный окрик:
– Стойте! Прекратите это немедленно!
Несколько человек метнулись в сторону, а те, что ещё остались рядом с распростёртым на камне телом, опустили руки, сжатые в кулаки.
– Белогор… – прозвучал неровный встревоженный шёпот со всех сторон, – Белогор!
– Что вы творите!
Чья-то занесённая для удара нога медленно ушла в сторону. Нападавшие расступились, и Макс застонал, пытаясь отползти к стене и принять более удобную для защиты позу. Сквозь отхлынувшую толпу грязных оборванцев к нему шёл щеголевато одетый незнакомец в белом, расшитом золотом, костюме. Волосы его были скрыты под капюшоном, а лицо под плотной маской, оставляя видимым только крупный подбородок на массивной шее и полноватые губы.
