– Нет, – покачал головой боярин Лука. – Я знал обоих бояричей, как и их отца. И я никогда не поверю, что Кузьма Островский решил оставить своего сына без средств к существованию. К тому же я хорошо помню, как боярич решил присоединиться к нам. Он был растерян, ведь купец, у которого он проходил обучение, выгнал его. У него не было даже меча, он сменял его на топор, чтобы было на что есть. Я целиком и полностью верю бояричу Владиславу.
– Хорошо, – сказал я и повернулся уже к дружине. Ткнул в одного из воинов, что постарше, и сказал. – Выйди из ряда, воин. Как тебя зовут?
– Олег, – ответил тот.
Мужчина оказался моим тезкой, и я сразу же почувствовал к нему расположение. Хотя мое имя не такое уж и редкое, но все равно, забавное было совпадение.
– Олег, – обратился я к нему. – Как давно ты в дружине боярина Островского?
– Так уже лет пятнадцать как, – ответил воин. – Меня еще новиком взяли. Хороший был боярин человек, вот я ему и служил, верой и правдой. В больших походах мы, правда, с ним не побывали, зато разбойников били постоянно и караваны торговые охраняли.
– Говорил ли что-то боярич Ярослав о своем брате? – задал я следующий вопрос.
– Говорил, – Олег покосился на боярича, но все-таки продолжил. – Говорил, что он мертв, что умер где-то в Киеве. И что по этой причине Ярослав теперь полноправный боярин Островский.
– То есть, я правильно понимаю, что Ярослав объявил своего брата мёртвым? – спросил я.
– Да, так оно и было, – ответил воин.
– Кто-то хочет поправить Олега? – обратился я к остальным дружинникам, но те молчали. Отрицать слов своего товарища никто не собирался.
Тогда я снова перевел взгляд на Ярослава.
– Так, почему ты объявил своего брата мёртвым? – спросил я.
– Потому что он пропал из Киева, – ответил боярич.
– То есть, ты искал его? – задал я следующий вопрос. – Ты отправлял людей в Киев? Кого-то из своих дружинников? Или кого-то другого?
– Я не отправлял своих дружинников, – качнул головой Ярослав.
– Если бы ты на самом деле искал бы Ярослава, то в Киеве тебе непременно сказали бы, что он пристал к моей дружине, – ответил я. – Об этом знали многие, в том числе и киевский мэр. И скажи мне, Ярослав, если ты действительно искал своего брата, то почему увидев его живым и здоровым, ты даже не обнял его? Да черт с ним, почему ты даже не поздоровался со своим братом?
Ярослав ничего не ответил. Выждав некоторое время, я ничего не дождался, и поэтому снова обратился к Олегу.
– Скажи мне, Олег, в дружине Кузьмы Островского всегда было так мало людей? Все-таки десяток – это маловато для боярской дружины, обычно в них больше народа.
– Нет, князь, – покачал головой тот. – Раньше нас было больше. Но многим не понравилось, как боярин… Боярич Ярослав поступил с матерью боярича Владислава и второй женой боярина Кузьмы. Поэтому они ушли…
– Что?! – перебил его боярич Владислав. – Что ты сделал с матерью, Ярка?
Ярослав по-прежнему не отвечал. Я понимал, что Славка волнуется за свою мать, но сомневался, что боярич нанес ей какой-нибудь вред. Она была свободной женщиной, а за убийство свободного человека полагалась кара, будь ты хоть трижды благородных кровей. Тем более я сомневался, что мать Владислава была не из благородных, а за нее непременно вступилась бы семья. И суд случился бы еще раньше, только судил бы не я, а смоленский наместник.
– А как он поступил с его матерью? – спросил я у Олега.
– Он выгнал ее на улицу без гроша. Приказал отвезти ее в Смоленск и оставить там, не вернул ее приданого. Половине наших это не понравилось, и они ушли. Кто к другим боярам, а кто и в наместничью дружину.
– Ты ответишь за это! – закричал боярич Владислав. – Я мог бы простить тебя за то, что ты пытался убить меня, но никогда не прощу за то, что ты так поступил с матерью! Ты труп, Ярка, труп!
– Почему она не обратилась ко мне? – перебил его смоленский наместник.
– Боярыня Мария была раздавлена горем, после того, как узнала, что ее сын умер, – пожал плечами Олег. – Она отказывалась в это верить, а когда мы провожали ее, она почти ничего не говорила, только плакала. К тому же она ведь родом не из Смоленска, ее семья откуда-то из-под Орла. Думаю, она туда и уехала.
– Какого рода была твоя мать? – спросил я у Владислава. – У нее был кто-то, кто мог за нее заступиться?
– Боярского рода, из Листвиных. Но никого, чтобы заступиться, не было, кроме меня, – покачал головой Славка. – Отец, то есть мой дед, умер еще давно, он старый был совсем. А дядьку какой-то разбойник зарезал под Осколом. Там, говорят, товар какого-то купца в воротах досматривали, из-за этого они в город въехать не смогли. А потом кто-то на него набросился и зарезал. Не поймали того разбойника.
Мы с боярином Лукой переглянулись, и я вдруг почувствовал, что краснею. Ну да, мы-то прекрасно знали, что разбойником, зарезавшим дядьку Владислава, был я. И ситуация, в которой я оказался кровником Славки мне совсем не понравилась.
Но так или иначе мне нужно было продолжать суд. Тем более, что пока что все складывалось в пользу Владислава. А про дядьку я ему скажу, и если надо будет, то даже кровавые деньги я ему выплачу. Хороший парень Славка, и товарищ верный. Будем надеяться, что он все поймет.
– Мой двоюродный брат ещё мал совсем, ему еще и десяти лет не исполнилось, – продолжил Владислав. – Поэтому на суде мать представлять он не может.
Значит у того боярина еще и сын был. Как же нехорошо получилось-то. Мал еще, но ведь вырастет и отомстить захочет, если правду узнает. Но что делать, не вырезать же теперь весь их род. С самим боярином у меня выбора не было, но никто вроде не рассказывает, что это лично самозванец его убил, все говорят, что какой-то разбойник.
Ладно, знаю я, знают мои люди. Славка тоже узнает, ему врать я не смогу. А остальные… Остальным ничего знать не требуется, пусть лучше в неведении пребывают.
– Боярич Ярослав, – начал я. – Ты виновен в том, что объявил своего единокровного брата мертвым при жизни. Ты виновен в том, что присвоил его наследство. Ты виновен в том, что оскорбил свободную женщину, боярыню Марию, выгнав ее из дома без положенного содержания, и без возвращения приданого.
Я покосился на наместника. Тот стоял и слушал, ну и кивал. Пока что ничего в защиту своего боярина он не сказал. Не видел смысла, потому что все и так понятно было? Доверял мне? Или просто не хотел возражать?
– Так как ты лжец, я признаю тебя виновным в попытке убийства своего брата, – продолжил я. – Твой боярский титул будет отобран и передан брату. Наказание же тебе определит боярин Владислав Островский. Взять его!
Боярич, похоже не собиравшийся мириться с подобной судьбой, выхватил меч. Сделал он это быстро и красиво, и я даже немного заволновался за Славку, потому что он был самой ближней и очевидной целью для нападения. Однако это оказалось последним движением, которое успел сделать боярич, потому что мгновение спустя на него навалились его же дружинники.
А если точнее, то уже и не его, они ведь теперь подчинялись его брату. Мои люди тоже подоспели, меч из ладони Ярослава выдернули, руки завернули за спину и положили лицом в землю.
– Какое наказание ты определишь для своего брата, боярин Владислав? – спросил я у Славки.
– Выдай мне его головой, князь, – ответил тот. – Он был моим братом, но оказался той еще паскудой. Я хочу сам лишить его жизни за все, что он сделал.
– Я понимаю и принимаю твое желание, – ответил я и добавил, больше уже для бояр, чем для остальных. – Но помни о том, что он благородной крови. И смерть его должна быть благородной – от меча.
Сделал я это, чтобы все поняли, что я точно так же уважаю боярство, как и мои предшественники, не важно, отец или наместники, которые правили после него. А одной из несомненных привилегий боярства была как раз право на благородную смерть. Самому-то мне было без разницы, зарубит ли мечом Славка своего брата, повесит или прикажет сжечь на костре. А вот для остальных это имело большое значение.
