Я открыла глаза. Сердце вновь учащенно забилось.
Встретилась взглядом с глазами Эдгара. Он смотрела мне со страшным испугом, и в его ошеломленно раскрытых глазах я видела не только собственное отражение, но панику.
— Ты что творишь?! — испуганно крикнул парень.
Он, держа меня, как невесту на свадьбе, вывел из ванной комнаты, и я успела поймать взглядом окровавленную ванну.
Руки Эдгара дрожали. Он осторожно положил меня на диван и крикнул:
— Ты что сделала?! Мне в дурку позвонить?!
— Зачем? — безмятежно и тихо проговорила я, проглатывая вспышки боли. — Дай мне умереть спокойно.
Красивые глаза Эдгара заблестели от слез:
— Ты спятила?! Ты совсем?!
Он мигом вытащил бинт из маленькой аптечки, хранящейся в ящике тумбочки и начал перевязывать руки, дабы остановить кровь. От мокрой прилипшей одежды тело пробрал холод, а раны продолжали яростно гореть, но я уже привыкла к этой боли и молча ее терпела.
Наблюдала за Эдгаром. Как его трясущиеся пальцы осторожно перевязывали окровавленные руки. Как стекали с его глаз слезы.
— Я…ведь люблю тебя! Зачем ты это сделала?! — кричал Эдгар.
Так больно стало смотреть на его слезы. Слышать дрожь в его голосе.
— Полюбишь другую. — тихо сказала я.
Эдгар пронзил меня злым взглядом. Его глаза блестели от слез, ресницы слиплись, а губы тряслись от ярости:
— Ты что говоришь?! Да я через год хотел тебе предложение сделать! Я жениться на тебе собирался! А ты…ты убить себя решила?!
Его слова впились до самого сердца. Он собрался на мне жениться. Он был серьезно настроен на наши отношения…А я…собиралась убить себя…
Но я не могла дальше жить с тем позором…
— Боже, что ты с собой сделала… — Эдгар ошеломленно оглядел мои истерзанные красные руки. — ты не подумала о свои родителях? Обо мне? Да если бы ты умерла, я бы не простил себе это! Я бы…прибил самого себя…
— За что?
— За то, — громко сглотнул парень, — за то, что не смог вовремя спасти тебя.
Он прижался к моей груди. Я чувствовала, как его трясло…он действительно боялся меня потерять…и мне стало так стыдно за случившееся…
— Эдгар, — из глаз полились слезы. — прости меня.
Я хотела обнять его, но руки настолько болели, что пошевелить ими не могла.
Эдгар посмотрел мне в глаза:
— Давай мы вместе накажем эту суку? Пусть страдает она. Но не ты.
Я молча смотрела ему в глаза.
— Саша, она добивается этого. Добивается того, чтобы ты сделала это. Она специально тебя так сильно опозорила, чтобы ты не смогла больше жить с этим…но мы должны не дать ей победить.
Я хотела уйти из жизни, дабы сделать себе легче, перестать жить дальше, терпя унижения и издевательства, теряя контроль над собой от ужасных мыслей и воспоминаний, которые будут преследовать меня еще десятилетиями и не отпускать в покое. Я сломалась из-за Леры и хотела дать ей победить. Я не хотела быть твоим врагом. Но ты им меня сделала сама, в своей голове.
"Но мы должны не дать ей победить".
Глядя Эдгару в глаза, видя, какое там кипело отчаяние, и как продолжали трястись его руки, я не выдержала и произнесла:
— Не должны. Не должны.
Он обнял меня, и только сейчас я дала себе разрешение закричать от кипящей боли.
Глава 40
Не спала всю ночь, не могла сомкнуть ни глаза. Кто бы мог подумать, что обычная научная конференция закончится именно таким образом?.. Закончится часом моего позора?..
Я не имела ни малейшего представления, как дальше жить с этим воспоминанием. Есть ли смысл идти мне в университет? Будет ли мне там хоть кто-то рад?
Никто не будет…Зачем я себя обманываю?
Вчера пришлось ехать в больницу. Эдгар перепугался, что мои руки либо покроются уродливыми шрамами, либо в открытые раны попадет инфекция, которая заставит вообще ампутировать конечности. Врачи зашили глубокие порезы. Швы больно надавливали и тянули кожу. Я не понимала, как, но Эдгар так убедительно врал. Меня, суицидницу, спас. Объяснил врачам, что я не вены вскрыть хотела, а просто сильно упала и стерла кожу с рук. Они ему поверили. Иначе боюсь, отправили бы на прием к психиатру. Хотя, может и не поверили. Зашили быстро руки и молча отпустили домой. Сказали, через неделю нужно прийти и снять швы.
Я напилась успокоительным и обезболивающим, дабы сделать себе немного легче. Удалось уснуть всего лишь на два часа. Но раны через бинт продолжали кипеть болью.
Утром меня разбудил звонок с неизвестного номера. Я взяла трубку и услышала суровый голос:
— Александра? Вам звонит ректор ВУЗа. Немедленно явитесь в мой кабинет. Жду вас в десять утра.
На часах было семь утра. Голос у ректора был очень злобный. Я ощутила подкрадывающийся страх. Разговор был явно не хорошим…явно произойдет что-то неприятное…
Эдгар спал, как убитый, и будить его не стала. Завтракать тоже не хотелось. Даже глотка воды не сделала. Совершенно не было желания что-либо делать. Но я должна сегодня явиться в университет…
Написала Алене сообщение, что не смогу ее проводить до поезда. Ее ответ был с пониманием: "Ничего страшного, главное, чтобы у тебя все наладилось".
Потихоньку оделась, пытаясь не вызвать прилив мучительной боли в руках и в одиночестве поехала в университет, ощущая, как кипело от волнения сердце.
***
У кабинета ректора уже сидел Вовка. Парень выглядел растерянно и потерянно. Нервно стучал пяткой по полу, игнорируя даже пятна от отпечатков пальцев на линзах своих очков.
Что он тут делает? Неужели его тоже зачем-то вызвали?
Он молчал, я тоже. Бросала на парня взгляд. В его глазах отражен испуг, на лице — застывший ужас. Пальцы на руках его слабо тряслись…Видимо, он тоже натворил что-то плохое…
Из кабинета вышла секретарша и бесстрастным тоном сказала:
— Мирошниченко, Самойленко, Иван Петрович вас уже ждет.
Я сделала глубокий вдох и вошла в кабинет. Вовка зашел следом за мной.
Ректор университета, Иван Петрович, седовласый мужчина шестидесяти девяти лет, широкий и крепкий с толстым подбородком и маленькими светлыми глазами, сидел за своим широким отполированным столом. Мужчина пронзил нас недовольным взглядом. Я чувствовала, как он был не рад нас видеть…Он едва сдерживал гнев. Сжимающие в тонкую линию губы прямо рвались раскрыться и обрушить на нас свою ярость.
Коленки от испуга затряслись. Вовка опустил глаза на пол — ему было ужасно за что-то стыдно. Парень с головы до ног залился густой краской.
— Вы вообще в своем уме, молодые люди?! — заговорил ректор. Его голос перешел на крик: — Вы хоть представляете, как вы опозорили наш университет?! Про вчерашнюю конференцию уже все знают! Нас хотят лишить статуса Федерального университета! — он злобно стукнул кулаком по столу, и вместе с подпрыгнувшей кружкой мое сердце запылало в горле. — И все из-за вас! Выставили из старейшего высшего учебного заведения какое-то…безобразие! Вы, Мирошниченко… — мужчина пронзил меня свирепым взглядом. — как вы могли…ну ладно вы, молодая и неопытная, но как Виктор Сергеевич мог такого допустить?.. Вот так, значит, вы готовились к научной конференции?!
— Это ошибка… — вырвалось у меня.
— Молчать! — рявкнул Иван Петрович, вновь стукнув кулаком. Я вздрогнула, чувствуя, что сейчас стошнит от волнения. — А вы, Самойленко, — он посмотрел на Вовку, — могли хотя бы проверить содержание флешки, прежде чем серьезным людям запускать…ТАКОЕ! — мужчина чуть с цепи не сорвался и был готов кинуться на беднягу Вовку и сжать парнишке его худую шею.
— Я проверял! — обиженно воскликнул Вовка. Кадык на его горле нервно дрожал. — Там была презентация, про эти манипуляции! Нормальная была презентация! С графиками, а не…с тем, что все увидели! А потом Олеся Леонидовна перед выступлением Саши сказала мне выйти, потому что меня искал преподаватель по физике! Я ушел! И я ничего больше не включал!
Ректор страшно разозлился, жутко покраснев:
