— Ты молилась на ночь? — ее глаза не выражают любви, заботы или минимального материнского тепла. Лишь какую-то неясную одержимость.
Джой кивает, маленькой ручкой потирая мокрые щеки.
— Тогда никакие монстры тебе не страшны. А теперь спи, — жилистая рука убирает с лица Джой волосы и заправляет их за ухо. Женщина встает.
По мере отдаления матери от кровати Джой не успокаивается — наоборот, ею все больше овладевает леденящий душу страх. Дверь закрывается, и в комнате повисает удручающая тишина. Джой накрывается одеялом по подбородок и утыкается заплаканным взглядом в потолок: тени опять сгущаются, а шепотки и разговоры становятся громче, утягивая девочку за собой.
*
Ей семь. Она сидит за партой, но на уроках сосредоточиться не может. В ушах гудят шуршание карандашей по бумаге, шариковых ручек и мысли. Мысли каждого, кто находится в этом классе.
Джой потеет и смотрит на свою тетрадь через пелену слез. Не может отделаться от звучания мыслей одноклассников в своей голове, не знает, куда от них спрятаться. Мир давно перестал быть для нее тихим, но сейчас… Сейчас он готов буквально взорваться от переполняющих его звуков.
Вскоре и у других детей — у всего класса сразу — начинает болеть голова. Джой, вся красная, шумно дышит ртом и из последних сил отделяет чужие мысли от своих. Иначе она перестанет видеть между ними разницу и сойдет с ума.
Учитель спрашивает, все ли у Джой в порядке, но та не в силах ответить — лишь активно трясет головой. Тогда девочке предлагают выйти. Джой встает из-за стола, делает несколько шагов и падает без сознания. Как только глаза девочки закрываются, головная боль всех детей разом отступает, будто ее и не было.
*
Ей восемь. Джой запирается в ванной комнате на шпингалет и боится выйти, потому что отец перебрал с алкоголем и ругается, обваливая жену матом и ударами. Девочка слышит, как мужчина проклинает день, когда та родилась, винит во всем бестолковую мать и что-то ломает. Следом раздается грохот посуды.
Джой сидит под раковиной и смаргивает крупные слезы. От криков старая дверь буквально вибрирует. Через какое-то время ссора стихает, но девочка продолжает слышать мысли каждого, кто находится не просто в их квартире — во всем доме в целом.
«Убил бы собственными руками! Вот ведь дрянь! Больно мне надо содержать ее и эту мелкую сучку, которая и не факт, что от меня… Эта сучка с какими-то проблемами!» — доносится до маленьких ушей Джой, и та вздрагивает всем телом.
Хлопает входная дверь. Выждав немного, Джой поднимается с холодного пола и выходит в коридор. Идет мимо кухни и останавливается: там сидит покрытая морщинами женщина и вслух молится. Джой прячется за косяком двери, наблюдая за матерью, движения которой отражают безумие.
Их взгляды вдруг пересекаются. В глазах женщины — страх. Девочка поджимает губы и удаляется, слыша доносящийся из-за спины испуганный шепот. Так ее начала бояться собственная мать.
*
Джой вновь ощутила головокружение. Перед глазами потемнело, она часто заморгала и прошипела себе под нос от внезапного приступа боли.
— Я расскажу тебе все, если ты вернешься в Комиссию. Все о твоем детстве, родителях, силе… Ты ведь этого хотела? — Куратору пришлось достать припрятанный в рукаве туз, потому что другого выхода попросту не было. Она впервые считала, что проигрывает.
Джой сплюнула горькую слюну и замерла, точно готовясь к прыжку. Подождала пару секунд и, набросившись на Куратора, повалила ее спиной на асфальт и села сверху. Руки обвились вокруг женской шеи.
— Хотела… Но это было давно! — прокряхтела девушка, направляя всю оставшуюся энергию в руки. Она сжимала горло, чувствовала пальцами трахею и царапала ногтями безупречную кожу начальницы.
Комиссия пытала ее, врала в лицо, манипулировала, относилась как к вещи… И за всем этим стояла Куратор. Джой ни за что не вернется, ни за что не поверит ее сказкам, обещаниям, ни за что не позволит пользоваться способностью себе во вред. Лицо Куратора сначала стало красным, затем — посинело, отражая, как из нее постепенно уходит жизнь. Плечи дрожали от напряжения, но Джой не собиралась отступать: ей выпал такой шанс со всем этим покончить!.. Куратор цеплялась за нее пальцами, брыкалась, била каблуками по асфальту. И вдруг взглянула Джой прямо в глаза.
*
Четырнадцатилетняя Джой стояла в предбаннике душевой, прижимая к худому тельцу полотенце. За углом принимали душ остальные девочки из ее группы, что-то бурно обсуждая. Джой вслушивалась в каждое их слово.
— Ты веришь, что пожар устроила не она? — спросил кто-то, перекрикивая поток воды.
— Нет, конечно, ты ее видела? — ответил другой голос. — Мы ходили с ней в школу. Она всегда сидела на последней парте, и никто с ней не разговаривал.
— Она такая странная… Говорят, голоса какие-то слышит, — подключилась третья девочка.
— Наверное, они ей и сказали, чтобы она спалила всю квартиру, — продолжила первая.
— Моя мама работает врачом, так вот: никто даже не подтвердил, что она здорова. Ее просто взяли и направили сюда, к нам.
Шум воды стих. Джой стиснула пальцами мешочек с банными принадлежностями. Хотелось выскочить из-за угла и сказать, что все это — слухи и наглая ложь, но ноги буквально приросли к полу.
— Как ее к нам только пустили? Надо бы пожаловаться преподавателям: я не хочу учиться с психом.
Не выдержав, Джой отошла от стены и круто повернулась, намереваясь войти в душевую. Но не успела сделать и шаг, как столкнулась с кем-то; мыло, мочалка и баночка с шампунем — все это упало на пол.
Джой подняла глаза: на нее смотрела девочка на целую голову выше. Джой покраснела, собралась с мыслями и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но так и не решилась. Стыдливо потупила взгляд и задрожала всем телом.
«Убийца», — подумала та самая девочка, которая спала через пару кроватей от Джой и активнее всех распускала сплетни. Обойдя Джой, она скрылась за дверью в предбанник. Послышался злорадный смех. Джой нагнулась, подняла упавшие пожитки и прошла к одному из кранов, попутно смаргивая слезы.
Католический интернат для девочек, в котором Джой училась с первого класса по нынешний, не так давно стал ее постоянным домом. Как раз тогда, когда умерли оба ее родителя. Они погибли в пожаре, и, согласно официальной версии, причиной воспламенения стала забытая у конфорки плиты тряпка. Правда ли это? Джой предпочитала молчать.
Помывшись, Джой переоделась в форму и нехотя вернулась в общую спальню. Стоило ей зайти внутрь, как обсуждения разом стихли, и каждая девочка принялась делать вид, что занята своими делами. Сглотнув, Джой проследовала к своей кровати в самом углу. Всю дорогу, пока шла, она чувствовала, как ее провожают любопытные, насмешливые пары глаз. Остановившись у кровати, Джой положила мешочек на тумбочку и села; каркас кровати под ней неприятно скрипнул.
«Она сумасшедшая. Не хотела бы я спать с ней рядом. Интересно, что за голоса она там слышит? А вдруг эти голоса прикажут ей убить и нас? Она и выглядит так, будто якшается со злыми духами или призраками. Ну и жуть. Надеюсь, ее быстро переведут. Ей место в дурдоме».
Джой оттянула руками край юбки. За что ее наградили — или прокляли — этой силой?! Почему она не может жить, как все?! Почему вынуждена слушать все это и молчать, ведь иначе ее начнут бояться еще больше… С ресниц сорвалась крупная слезинка. Джой смотрела, как она летит вниз и готовится мокрым пятнышком остаться на юбке, но тут… Слезинка вдруг застыла в воздухе. Как маленький кусочек льда заблестела в тусклом свете торшера. Цвета вокруг стали какими-то оранжевыми, желто-зелеными, и Джой испуганно повернулась.
Чуть поодаль от ее кровати стояла женщина, одетая в черный плащ и шляпку с вуалью. Она улыбалась и махала рукой, в то время как все вокруг… Замерли. Подобно слезинке. Девочки, населявшие комнату, стали похожими на статуи.
Джой вскрикнула и с ногами забралась на кровать.