Куратор, все так же держа ее за загривок, наклонилась к самому уху и коротко скомандовала:

— Читай.

Девушка напряглась, приоткрыла один глаз и посмотрела на сидевшего перед ними мужчину: нелепое, жилистое телосложение, крупные очки, вжатая в плечи шея. Герб, аналитик Комиссии Времени, который всегда относился к ней с неподдельным дружелюбием, теперь был таким же обездвиженным узником, как и она сама.

Девушка, ведомая страхом, голодом и усталостью, сомкнула веки и прислушалась к тишине, прерываемой потрескиванием нити в лампочке и тяжелым дыханием возле щеки. Затем отреклась от внешнего мира, концентрируясь только на чужих мыслях, на их сбивчивом течении, но… Ничего не услышала. Пусто.

— Н-н… Не могу… — прокряхтела она, жалостливо сводя брови.

Куратор цокнула языком и резко выпустила спутавшиеся волосы из рук; девушка покачнулась, стерпела головокружение и уперлась виноватым взглядом в свои руки, покрытые многочисленными шрамами и перевязанные тугой кожей ремней.

— Точно. Постоянно забываю… — Куратор подошла ко второму креслу и жестом велела охранника подать ей шокер — тот послушно протянул его, и женщина приставила электроды к оголенному участку кожи, намереваясь вот-вот нажать заветную кнопку. Герб, столько лет проработавший с ней рука об руку, испуганно задергался. — …О твоей «особенности».

Уверенное нажатие — и мощный заряд тока окутал все тело мужчины. Девушка, которая к тому моменту подняла на бывшего коллегу поплывший взгляд, мгновенно ощутила боль в висках и стиснула зубы, чтобы не закричать.

«Вот ведь… Гребаная стерва!..»

Пустив искры, голубоватое свечение с клокотанием стихло и запряталось обратно в шокер. Герб с долей страха посмотрел на девушку: по характерному зуду в затылке он понял, что его только что прочитали.

«Если бы я мог… Я бы голыми руками завалил ее здесь… Что угодно, лишь бы никогда она не стала главой Комиссии!»

Девушка сглотнула. Именно ради этого она и сидела здесь с самого утра. Ей приходилось читать мысли почти сотни работников, копаться в их сокровенных переживаниях и выискивать среди бывших друзей, напарников и коллег предателей, ведь Куратор еще очень давно — на ее банальном примере — поняла, как опасно верить кому-то только на слово.

«Джой, послушай меня… Не сдавай, прошу…»

Джой нахмурилась. Она уже слышала это сегодня. И не только это: в основном ей желали смерти, как желают за спиной Куратору, крыли трехэтажном матом и жалели, что вообще с ней заговаривали. Только вот… Только вот мысли Герба, так умоляюще звучавшие в ее голове, возродили грезы о спасении.

«Джой… Я помогу тебе выбраться! Мы смогли выкрасть один портфель… Я помогу, если ты меня не выдашь!»

Смогли выкрасть портфель? Ага, конечно. Куратор спустила с цепей всех собак, и их точный нюх привел ее прямиком к потенциальным изменникам, подарил возможность читать мысли врагов напрямую, знать, что они задумают еще до того, как эти намерения будут озвучены… Эта сумасшедшая отправила на эшафот уже добрую дюжину сотрудников Комиссии — как только Джой перестанет быть им нужна, эта участь настигнет и ее, а затем — и Герба с его глупой, детской надеждой.

«Я клянусь, что помогу тебе сбежать. Сегодня же!.. Только, пожалуйста, молчи…»

Джой прикусила губу, разрываемая, с одной стороны, — чувством долга перед Гербом за то, что тот помогал ей, несмотря на неконтролируемую способность и беды, которые навлекла эта самая способность на них и на всю Комиссию в целом, а с другой — страхом за собственную жизнь, которая целиком и полностью зависела теперь от светловолосой дьяволицы.

— Ну?! — нетерпеливо произнесла Куратор. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы по одному выражению ее лица понять, как она недовольна. Тем, что вынуждена обращаться за помощью к предательнице. Девчонке, которую собственноручно хотелось вышвырнуть из Комиссии за то, что она облажалась и допустила роковую ошибку, последствия которой приходилось разгребать до сих пор.

Джой с сомнением взглянула на Герба, прочитала в его глазах немую клятву и приоткрыла пересохшие губы. Хотела вынести вердикт вслух, но не решилась и лишь слабо покачала головой. «Нет». Куратор, хоть и не поверила ее «экспертному мнению», повела одной бровью и пальцем указала на кожаные ремни. Охранник подошел, загремел металлическими пряжками и, освободив Герба, повел того к двери, оставляя девушку наедине с цербером в юбке. Герба ждет «чистка», дабы стереть из памяти столь негуманный инцидент с допросом, а вот Джой еще жить и жить с очередным своим предательством…

Куратор проводила аналитика взглядом, развернулась на каблуках и, вкладывая в каждый свой шаг мнимую угрозу — для всех, кто встанет у нее на пути, — подошла к освободившемуся креслу. Вальяжно села, закинула ногу на ногу и принялась описывать в воздухе круги носком лакированной туфли.

— Фу-у-ух… Это был последний на сегодня. Как самочувствие? Не забыла еще, кто я? — со стороны могло показаться, будто женщина и впрямь заботится о ком-то еще, кроме себя, но даже выжатая как лимон Джой уловила в конце ее фразы ядовитую издевку. Ладони сжались в кулаки. — Такая могущественная сила, но с такими… Печальными последствиями. Да, Джой?

Девушка демонстративно отвернулась.

— Ну-ну, не обижайся. Я ведь не со зла. И кстати — прости за эти… «Вынужденные меры», — Куратор изобразила в воздухе кавычки и кивнула на ремни. — Иначе ты бы не согласилась мне помогать. Не то чтобы мне необходимо твое согласие… Но так ведь куда интереснее, не находишь? Заставила ты нас побегать… Признаю: я удивлена тем, как долго тебе удавалось от меня прятаться. Но сейчас, я надеюсь, ты понимаешь, как безрассудно поступила.

Откуда в ней столько слащавой радости?.. В последний раз, когда они с Джой виделись, дела у Куратора шли не самым лучшим образом, а Комиссия разваливалась буквально на глазах. Еще и тот самый случай… «Оплошность», из-за которой девушка теперь сидела, пригвожденная к подлокотникам кресла, и боролась с нарастающей головной болью. Все услышанные за эти часы голоса смешались в один протяжный вой, вой отчаяния, и если бы не остатки гордости, то и Джой завыла бы. Прямо тут.

Сквозь гробовую тишину внешнего мира, выходившего за пределы черепной коробки, она вдруг услышала чьи-то мысли. Голос посмеивался над ней, продирался через боль и эхом звучал в ушах, точно насмехаясь над ее покалеченной, «несовершенной», как говорила Куратор, способностью.

«Совет директоров мертв, Эй Джей наслаждается роскошным видом с моего стола, а она… Полностью в моей власти».

Джой нахмурила брови и перевела на Куратора настороженный взгляд. Та завидела на ее лице сосредоточенность, блаженно прикрыла глаза от легкого зуда под волосами и растянула губы в улыбке.

— О-оу, как это трогательно. Ты так стараешься, — женщина поежилась, сбила волну щекотливых мурашек и мгновенно разорвала мысленный канал. — Раньше ты могла делать это легко, не корча эти свои жалкие гримасы.

Джой вновь ощутила в голове пустоту, потеряла связь с мыслями Куратора и обреченно вздохнула.

— Тебе, наверное, интересно, что все это значит? — женщина подалась вперед, с безумным удовольствием наблюдая за бессилием Джой, которая некогда была одним из лучших работников Комиссии и самым любимым питомцем своей начальницы. — Да, ты все правильно поняла: члены хваленого совета директоров убиты. Все до единого. И знаешь, кто это сделал? Твой бывший дружок.

Джой опешила от слов Куратора и не смогла скрыть удивление. Пятый? Но как?..

При мысли о нем в груди болезненно закололо, ребра стиснули сердце и острыми концами вонзились в плоть. Состояние девушки отразилось и на ее лице, чем Куратор с ехидством воспользовалась: