От тяжких дум голова раскалывалась. Я потер виски. Не помогло. Глянул на брата. Мирт печально смотрел на меня.

– Мы ничего не узнаем, Тур, пока не найдем Изабеллу.

– Ты прав, Мирт.

– Обещай мне, что бы ни случилось, ты постараешься привезти Изабеллу живой.

– Обещаю, брат.

Я поднялся, обнял на прощание Мирта, похлопав его по плечу. Спустился. Алмаз ждал у входа, держа под уздцы коней. Беркут с двумя воинами скакали к нам, придерживая на поводу рвущихся вперед собак. Я вскочил на коня, подав рукой сигнал к движению:

– В путь! Да будет удачной дорога, – пришпорил скакуна, рванув вослед удаляющейся белой точке.

Солнце садилось быстро. Мы гнали лошадей, чтобы с наступлением темноты не потерять из виду Изабеллу. Были уже близко, когда, поднявшись на возвышенность, разглядели картину, которая заставила нас осадить лошадей. Изабелла парила в высоте под белым саваном. Над ней, расправив огромные крылья, завис сказочный сармак33 цвета черненого серебра. Давно не видели люди сармаков. Говорят, ушли они из-за варнов, их алчности и бесчестия. Вот и стала земля Варнареи бесплодной пустыней. А рядом кружил кречет и посвистывал: «Кию-кию-кию». Так общаются эти птицы между собой. Сармак повернул свою огромную голову к белому вестнику, казалось, кивнул и растаял в лучах заходящего солнца. А саван с Изабеллой дал крен и резко пошел вниз к лесу. «Только бы не разбилась!» – мысль метнулась и ужалила гадюкой. Я пришпорил коня, он вздыбился и пустился галопом. Воины с собаками отстали.

Солнце зашло, но белая птица все летела над рекой, указывая путь беглянки. Мне пришлось ждать отставших. Сдержал норовистого коня. Похлопал его по крутой, взмокшей шее. Спешился. Алмаз подъехал первым и спросил:

– Дядя, как думаешь, что это было?

– Мы ничего не узнаем, пока не найдем Изабеллу, – ответил я словами Мирта, – и она нужна живой, во что бы то ни стало.

Свистом позвал я кречета, раз, другой. Но он не откликнулся, не вернулся. Растворился в темноте подобно сармаку. Вскоре нас догнали воины с собаками. В ветвях раскидистого дерева Беркут заметил обрывки савана и веревки. «Вот же глаз у парня, – с гордостью подумал я, – И в стрельбе первый, отличный воин вышел. Не зря ему имя такое дали». Под деревом собаки закружили, подавая голос, всем видом показывали, что взяли след. Их спустили с поводков. И они помчались в лес, дунули по кругу, добежали до реки, вновь вернулись к лесу, сделали крюк, промчались мимо нас к большому валуну у берега. Еще раз прошлись по кругу. У кромки воды заскулили, поджав виновато хвосты. «Умная девочка», – усмехнулся себе в усы.

– Дядя, собаки потеряли след.

– Вижу, Беркут, – устало протянул я, – идем дальше по берегу. Захватывайте с собаками ближайший участок леса. Скорее всего, она прошла вниз по течению. Но вода очень холодная, девчонка должна подняться на берег. Алмаз, идешь со мной. У моста все встречаемся.

Мы пошли с Алмазом по тропе, ведя под уздцы лошадей и не спускаясь к воде. Темно. Можно поскользнуться, и быстрина унесет. Берег возвышался над рекой. У густых зарослей бредины я задумался. Остановились. Помолчали.

– Двенадцать лет назад, – начал я, – в такой же теплый день, когда солнце садилось и женщины, искупавшись и постирав белье в реке, возвращались домой, на них напали варны. То был отряд разведчиков. Как сказала одна из женщин, было три воина. Никогда раньше варны не заходили так далеко вглубь Даргореи. Женщины были без охраны. Они бросили корзины с бельем, схватили детей и побежали. Варны отрезали двоих, среди них была твоя сестра Милана с маленькой Изабеллой. Стали окружать, стремясь захватить в плен. Изабелла крикнула девушке, чтобы бежала в сторону моста, и прыгала в реку с высоких берегов, не сдаваясь в плен врагам. Они побежали. А варны начали на них охоту как на дичь, совершенно забыв об остальных. Женщины бежали, кричали. Их услышали в селении и бросились на помощь. Милана с Изабеллой на руках бежала впереди, увлекая за собой всех. Вот здесь, на этом самом месте, девушка с разбегу прыгнула в воду. Дария тогда была более полноводной, чем сейчас. Варна, гнавшегося за этой девушкой, настигли наши стрелы. Двое других продолжали погоню за Миланой. Солнце село. Мы потеряли из виду Милану и гнавшихся за ней. Домчались до моста, но и там никого не было. Ночью прочесывали весь берег. Утром продолжили поиски у кромки воды. Далеко от моста вниз по течению разыскали девушку без сознания. Ее сильно побило об камни, но она дышала, была жива. Еще ниже по течению обнаружили труп второго варна. Над телом хозяина, склонив голову, стоял роскошный жеребец. Преданный, видно, скакал за своим другом, пока река не выбросила искромсанное тело на берег. Ни Миланы, ни третьего из нападавших так и не нашли, – тяжелый вздох вырвался из груди.

– А Изабелла? Каким чудом она спаслась? Ты никогда об этом не рассказывал, дядя.

– Изабелла, – я невольно улыбнулся воспоминаниям о необычной утренней находке, – малышка мирно спала в дупле старого дуба, того самого, на поляне.

– Где собаки потеряли след?

– Да.

– Но как же она туда попала?

– Когда мы с братом ее спросили об этом, она стала рассказывать про доброго сармака, который отнес ее поближе к дому. Сначала мы думали, что детский разум помутился из-за испуга и разлуки с матерью. Но нет, Изабелла была совершенно здорова. И мы перестали задавать вопросы, чтобы не напоминать девочке о страшном событии.

– Дядя, Изабелла не могла ведь превратиться в удду? – с затаенной надеждой парень заглянул мне в глаза.

– А хочу верить, что ее душа осталась чиста, Алмаз. И мы найдем ее, обязательно. С рассветом начнем поиски у кромки воды.

Мы пошли к мосту, ведя коней на поводу и заглядывая под каждый куст.

Низкий, бархатистый мужской голос с нотками суровости завораживал. Он казался мне знакомым и даже родным. Я слушала историю, по щекам катились слезы, оставляя горячие, мокрые дорожки. Капали на пересохшие губы, обжигая их. Я слизывала соленую влагу, но от этого становилось только горше. Из груди рвалось: «Я здесь! Вытащите меня отсюда. Я так замерзла, устала и хочу домой». Но что-то останавливало меня, какое-то неведомое мне доселе чувство. А последняя фраза мужчины и вовсе осадила желание выдать себя. «Они отождествляют меня с Изабеллой. Но думают, что эта девушка могла превратиться в нечисть, – мысли мелькали и жгли разум огненными всполохами озарений. – „А ведьм… во все века сжигали люди на кострах“. Так, кажется, Высоцкий пел? Вот-вот. Саван. Петроглифы с ритуалом жертвоприношения. Сложенные кострища на площадке башни. Кто эта девушка? Нет. Не выдам себя».

Голоса стихли. Слышны были удаляющиеся шаги и редкое фырканье лошадей. Я сидела тихой мышкой, скрючившись и боясь пошевелиться. Не знаю, сколько прошло времени. За ветками бредины был виден только краешек темной воды. Хотелось спать. Но я боялась провалиться в сон, ведь на рассвете погоня должна была, сделав круг, вернуться по берегу реки. Тогда меня точно обнаружат. Стараясь не шуметь, вынула из ножен кинжал и положила рядом: «Вот и твой черед пришел, друг мой кама». Все произошедшее не хотело укладываться в голове и поддаваться хоть малейшему анализу.

Рука затекла, находясь в одном положении, онемела. Немного развернувшись на спину, приподняла и начала разминать ее. Противные, острые иголки забегали, закололи изнутри. Растирая руку, стала разглядывать свое убежище. Глаза привыкли к темноте. Да и ночь сдавала позиции, борясь с приближающимся рассветом. Грот, видимо, вымывался рекой во время паводков. Глинистая земля с выступающими острыми камнями и переплетенными корнями деревьев была сырой и холодной. В дальней стене под корявым, торчащим корешком виднелась чья-то нора. В таких укромных местах строят себе домики ондатры и выдры. Глянула сквозь шторы из ветвей. Полоска воды, которую я могла разглядеть, заметно посветлела. По ней в сторону берега на спине плыл зверек, придерживая лапками большую серебристую рыбу. Выдра. Зверь хитрый и смышленый, немногие животные умеют на спине плавать. Добравшись до кромки воды, выдра перевернулась, ухватила половчее рыбину, юркнула в грот. Глазки-бусинки уставились на меня. Выпустив свою добычу, присвистнула, заверещала, приготовившись к прыжку. И вдруг… Да не выдра это вовсе, а старуха с морщинистым лицом и черными как смоль, бегающими глазами. Кинулась на меня, целясь острыми, мелкими зубами прямо в шею. И повисла на кинжале, хрюкая и ловя воздух ртом, как сом, выброшенный на берег.