Мои щёки опаляет жар стыда, потому что, кажется, я начинаю догадываться о том, что здесь на самом деле происходит… И Никлаус… Неужели, он…

Он сидит на одном из стульев спиной ко мне, и оборачивается себе за плечо. Обескураженный в первую секунду узнавания взгляд уже в следующую полыхает такой лютой злобой, что я готова провалиться сквозь землю. Бежать! Я должна сбежать отсюда!

Я даже дергаюсь обратно к двери, но в следующее мгновение в мой локоть впиваются цепкие пальцы.

– С ума сойти, какая ты молоденькая, – причитает женщина с синими кругами под глазами, утягивая нас к стульям. – Бедная, бедная девочка. Но ты правильно поступила, придя сюда. Я в твоём возрасте даже не осознавала, что больна…

Да, она усаживает меня на свободный стул ровно напротив Никлауса, и садится сама на стул рядом. Я смотрю исключительно на свои сцепленные в замок руки и не представляю, как быть и что делать. В голове хаос, чувства бушуют внутри ураганом.

Зачем? Зачем я сюда пришла?!

Пока остальные рассаживаются по кругу, я чувствую на себе обжигающий нутро взгляд Никлауса. Уверена, он не отвел его ни на секунду, после того как я так беспардонно вторглась в его личное.

Мисс Лейн права – я невозможно глупая!

– Итак, уважаемые, как всегда рад вас всех приветствовать и видеть. Вы все невероятно смелые люди, и сильные, что немаловажно. Представлюсь новеньким: меня зовут Джозеф Осборн, и я куратор нашей дружной группы. Теперь вы. Кто хочет рассказать нам о себе первым?

В комнате воцаряется звенящая тишина. Я замечаю, как многие вжимаются в спинки стульев, словно хотят стать как можно незаметней. Я делаю то же самое, не в силах поднять головы. Но всё же замечаю напротив молниеносное движение вперёд.

– Я начну, – прорезает тишину хриплый голос Никлауса.

Непроизвольно поднимаю на него глаза, и слышу сбоку восхищённый шёпот женщины:

– О-о-о, этот мальчик никогда не говорил. Давно мечтала услышать его историю.

А вот я, напротив, очень боюсь её услышать…

Никлаус обводит собравшихся взглядом, сплетает в замок пальцы сложенных на колени рук и негромко произносит:

– Всем привет, меня зовут Никлаус, и я алкоголик.

Я чувствую, как мелко дрожат мои руки, слегка пугаюсь, когда народ нестройным хором приветствует Ника. Его взгляд замирает на мне, и он продолжает:

– Впервые я попробовал алкоголь в тринадцать лет. На вкус ничего особенного, а вот те ощущения, что он приносил, пришлись мне по нраву. Он отключает мозг и значительно понижает уровень ответственности. А они все – все, кто меня окружал, – возложили на меня большие надежды. Я ведь победил страшную болезнь, полностью выздоровел, и теперь обязан стать, по меньшей мере, седьмым чудом света. – Никлаус горько усмехается и откидывается на спинку стула: – Я нашёл своё спасение в выпивке, обрёл подобие свободы, и не думал о том, что разочаровываю всех вокруг. А я их точно разочаровывал: плохо учился, не имел особых талантов, бросил борьбу, не стал капитаном школьной команды по регби. Неудивительно, что они стали мне помогать в исполнении их мечт. Алкоголь позволял мне забить на это, нёс меня по течению своих хмельных паров, пока… Я пришёл сюда из-за девушки. Хотел посмотреть, понять, может. Она сказала: я должен бросить пить не ради кого-то, а ради себя. И, пожалуй, она единственная, кто не ждал от меня подвигов. Она вообще ничего от меня не ждала. – Лицо Никлауса стало бледным, он отвел от меня взгляд и почти процедил сквозь зубы: – Эта стерва уверяет меня в том, что не играла, что ей было плевать на наше соперничество с братом, но какого-то хрена припёрлась на его вечеринку, тем самым дав понять, что она предпочла его. Чего она добивалась? Хотела оценить, как глубоко смогла пробраться мне под кожу?! Понять, насколько сильно я на ней помешан?! Чтобы – что? Позлорадствовать? И сразу после броситься в объятия другого?!

– Ты всё неправильно понял… – едва слышно шепчу я.

Взгляд затуманивается. Я смаргиваю слёзы, обжигающие щёки, и вижу, как Никлаус вновь поворачивает голову в мою сторону. Выплёвывает жёстко:

– А как ещё это понимать?!

– Я… Мне…

– Так он о тебе говорит? – раздается шёпот сбоку.

– Я просил тебя не приходить, – цедит Никлаус. – Но потешить своё тщеславие для тебя оказалось важнее, чем моя просьба, верно? Ты и сейчас продолжаешь ему потворствовать.

– Это не так! – подскакиваю я на ноги, вызывая у людей вокруг дружное «ох…». Виновато осматриваюсь. Смущаюсь. И злюсь. На Никлауса. Бросаю ему в лицо: – Я пришла туда к тебе, идиот!

Находиться здесь дальше у меня больше нет желания, поэтому я срываюсь к двери.

– Что это вообще означает? – насмешливо доносится мне в спину. – Ан-ни, отвечай!

– Куда вы? Собрание ещё не закончилось!

– Не нужно, Глория. Пусть идут. Кто продолжи…

Дверь хлопает за моей спиной и тут же открывается вновь.

– Стой! Как ты могла прийти туда ко мне?!

Снова хлопает, но я уже открываю ту, что ведёт на улицу. Кричу, не оборачиваясь:

– Обманом, Никлаус!

Сбегаю по лесенкам, но дальше последней мне уйти не удаётся: Никлаус ловит мою кисть и разворачивает к себе лицом, требует:

– Объясни!

– Это ты виноват! – подаюсь я к нему. – Разбрасываешь свой телефон где попало или даёшь им пользоваться кому попало!

Никлаус недоумённо смотрит на меня в ответ. Я выдёргиваю свою руку, прячу лицо в ладонях и падаю на ступеньку. Из горла вырываются рыдания. Его история… Я приняла её близко к сердцу и теперь ничего не могу с собой поделать. Мне безумно жаль того выздоровевшего мальчика, на которого в один миг обрушилось столько чужих надежд.

Никлаус опускается рядом, накрывает ладонью моё колено, сжимает его пальцами, негромко произносит:

– Я не понимаю, Ан-ни…

Я прерывисто втягиваю воздух, с остервенением стираю слёзы с глаз и вынимаю из нагрудного кармана комбинезона телефон. Шмыгая носом, открываю переписку с Никлаусом и предлагаю телефон ему.

– Но… – начинает он через минуту. – Я этого не писал…

– Знаю. Это написала Ава.

– Ава.

Никлаус отворачивается в сторону и с силой сжимает пальцы на моём телефоне, так, что белеют костяшки. Ещё немного, и мне придётся копить на новый.

Я поднимаю глаза выше, впиваюсь взглядом в его немного хищный профиль и представляю Никлауса подростком, нашедшим своё спасение в алкогольном дурмане. Неужели и Роберт ждёт от него каких-то выдающихся успехов? В какой сфере? Спорт?

Глаза снова печёт, грудь сдавливает новая порция рыданий, мне невыносимо крепко хочется обнять Ника, но кто я такая, чтобы его жалеть?..

Мне не удаётся сдержать судорожный вздох, и Никлаус в тот же миг поворачивается ко мне. Смотрит так, словно впервые видит или разглядывает с другой точки зрения, что больше похоже на правду, а затем возвращает мне телефон. Молчит. Я не выдерживаю:

– Я тогда жутко злилась на тебя – ждала, наверное, полчаса. А потом… Не надо было мне поддаваться эмоциям. И ты… Вместо объяснений по старой привычке грубил. Аву с твоим телефон я увидела позже, и всё поняла, но было поздно. После всех тех слов, что мы наговорили друг другу… После всей этой лжи… Предательств… Самым разумным, Никлаус, было начать новую жизнь. Нам всем, понимаешь?

– Нет, – отрезает он. Усмехается и отворачивается в сторону: – Ты, Ан-ни, при всей своей хвалёной смелости и силе духа всегда выбираешь лёгкий путь. Тот, что на самой поверхности. Его ещё называют: «сбежать от проблем».

– Теперь ты, помимо всего прочего, считаешь меня трусихой? – стискиваю я зубы. – Превосходно.

Меня злит то, что совсем недавно мисс Лейн, кажется, говорила о том же. Очевидные решения, цели, неподкреплённые мечтой, а значит, жизнь, лишённая страстных желаний, борьбы и полноты чувств.

– Я считаю тебя умной дурой, – усмехается Никлаус.

Так, ну всё, довольно.

Поднимаюсь на ноги, чтобы уйти. Снова. Вся жизнь по накатанной – сбежать оттуда, уйти отсюда. И ни в коем случае не останавливаться, чтобы принять бой лицом к лицу с кем бы то ни было. Особенно самой с собой.