Я знал, что она не придёт на эту чёртову вечеринку, устроенную моим великолепным братом. Знал. Но всё же остался дома и даже спустился вниз. Хрен знает зачем. Наверное, хотел лишний раз убедиться в том, что Новенькая выше того, чтобы идти на поводу у кого-либо.

Но, очевидно, Гросс для неё не кто-либо.

Потому что она пришла.

Пришла, чёрт возьми!

Грёбаная стерва, ненавижу.

Девчонка чувствует мой ненавистный взгляд и безошибочно находит меня в толпе, которая, впрочем, держится на расстоянии от меня. Я горько усмехаюсь, двигаю по столешнице кухонного островка бутылку виски и, наполнив отравой рюмку, опрокидываю её в себя. Смотрю в это время на Новенькую, не собираясь скрывать ярость, что плещется внутри меня бурлящей лавой. Почти не морщусь, потому что горечь в груди куда сильнее, чем та, что обжигает горло, и наполняю рюмку вновь.

Стерва на какой-то хрен прётся ко мне. Хочет объяснить свой чёртов поступок? Но пусть она катится со своими разговорами куда подальше!

Останавливается рядом и смотрит на меня так, словно я должен что-то ей объяснять. Какого хрена?!

– Я всё понял, Новенькая, – выплёвываю я, вынимая из пачки сигарету, чиркаю её зажигалкой и, сделав глубокую затяжку, выпускаю едкий дым в её, чёрт возьми, красивое лицо. – Могла не утруждаться.

Она опирается бедром на островок, скрещивает руки на груди и вздёргивает бровь:

– Прости?

Стерва.

– Пошла ты, – я снова выдыхаю дым в её сторону.

Прикрывает глаза, словно пытается сдержать злость, воскрешая в моём воспалённом мозгу воспоминания о каждом, чёрт возьми, поцелуе. Хватаю её за руку и дёргаю на себя, врезая спину в островок. Она морщится от боли, а я напираю спереди, упирая ладони в стол по обеим сторонам от неё. Склоняюсь к её тонкой шее: как всегда, пахнет охренительно, и замираю около уха:

– Нравится, стерва? Тащишься от того, как я близко?

– Ты пьян, Ник, и у тебя в одной руке сигарета, если ты забыл, – говорит она сухо.

Ненавижу.

Не открывая глаз, наслаждаюсь её частым дыханием, смазано касаюсь её губ своими, чтобы оставить смачный поцелуй в ямке уха с другой стороны лица. Сладкая и ядовитая.

– Ты такая же, как все, – выдыхаю я ей в ухо. – Дешёвка, возомнившая себя особенной. Без нас ты так и осталась бы серой мышью, эмигрировавшей из России, ясно?

– Я вас об этом не просила, идиот! – шипит она в ответ.

Я по-настоящему наслаждаюсь следующими словами, потому что стерва их заслужила:

– Пошла. На хрен. Ан-ни.

Резко отталкиваюсь от стола, стряхиваю в её сторону пепел сигареты и глубоко затягиваюсь, чтобы вновь процедить вместе с дымом:

– Пошла на хрен.

– Макензи, ты редкостный говнюк! – тоже цедит она. – Эгоистичный, беспринципный и бездушный мудак!

Синь глаз блестит праведным гневом, упругая грудь часто вздымается. Все вместе это выводит меня из себя, потому что эта соблазнительная стерва пришла к нему. Не ко мне.

– Я это всё уже слышал, – не церемонясь, я отпихиваю её в сторону, чтобы добраться до бутылки. – Вали к нему, раз пришла.

– Так ты этого хочешь?

Я скидываю бычок в горлышко пустой бутылки и смотрю на неё.

Хочу ли я этого?! После того, как она сама сюда притащилась? О нет, я хочу совсем другого.

– Я хочу, чтобы ты отвалила от меня, наконец.

Новенькая на мгновение теряется, а затем зло выплёвывает:

– Прекрасно! Я так и поступлю.

– Я счастлив, видишь? – горько усмехаюсь я. – Проваливай уже.

Отворачиваюсь от неё, но чувствую на себе её обжигающий взгляд. Какого хрена? Я был готов умолять её не приходить. Написал ей об этом. Но она пришла. Так какого хрена? Чего она, чёрт возьми, добивается?

Стерва не двигается с места ещё полминуты, а затем резко разворачивается и уходит. Её чёртовы кудри, аромат которых буквально сводит меня с ума, пружинят на каждом шагу.

Чёрт, почему так хреново?

Хочу броситься вслед за ней, прижать к стене и впиться в её сладкие губки, чтобы эта идиотка, наконец, поняла какую ошибку совершила, явившись сюда не ко мне. И плевать на всё.

Но меня опережает Оливер. Опять.

И её вороватый взгляд в мою сторону, когда она обжимается с другим – похлеще удара под дых, он словно выворачивает все внутренности, бросает их в ревущее пламя и сжигает дотла.

Но я чувствую себя, как чёртов мазохист, потому что снова смотрю в их сторону.

Ол добился, чего хотел. Она здесь, с ним. Безусловная победа.

Вот только…

Эта стерва моя!

Отталкиваюсь руками от островка и стремительно направляюсь к этим двоим. Сразу же хватаю Оливера за шкирку и отпихиваю его в сторону, чтобы прорычать напуганной девчонке:

– Ты, кажется, уходила. Так вали!

Оливер бросается обратно и цедит у моего лица:

– Какого хрена, придурок?!

Не обращаю на него внимания, хватаю стерву за руку и, не жалея силы, дергаю от стены. Она валится на спинку дивана. В этот момент Гросс психует и хватает меня за грудки:

– Что, бесишься из-за того, что проиграл?

Кто-то убавил музыку. Прихлебалы брата собираются в круг возле нас, чтобы посмотреть на шоу. Она тоже смотрит.

– Я никогда не проигрываю, и тебе лучше всех это известно, – усмехаюсь я в рожу Гросса и отталкиваю его от себя.

– Она пришла! – ревёт он, тыча в неё указательным пальцем. – Она знала, что это значит! И ты это знал!

– Мне плевать, – выплёвываю я и смотрю на Новенькую: – Сейчас она идёт домой.

Эта стерва переводит на меня растерянный взгляд, в котором сквозит боль, но мне плевать, я прожигаю её своим яростным взглядом. А в следующий миг меня отбрасывает немного в сторону, потому что в скулу врезается кулак Гросса. Боль взрывает мозг, а во рту появляется металлический привкус крови. Ловлю равновесие, опираясь ладонями в колени, и смачно сплёвываю кровь на бежевый ковёр мамы, который она так обожает. Затем медленно распрямляюсь и улыбаюсь.

Значит, вот чего добивалась эта стерва.

Хорошо. Пусть будет так, как она хочет.

Бросаюсь к брату и врезаю свой кулак ему в живот.

– Ты не можешь меня заставить! – ору я, толкая кухонную дверь в кафе на 18-й улице, выскакивая в зал, чтобы собрать пустые кружки, как обычно это делаю в конце рабочей смены.

Мы с Викой снова ругаемся.

Сестра категорически против того, что я задумала сделать со своей жизнью.

Да, в ту ужасную ночь она промолчала, и я засыпала в её объятиях с твёрдой мыслью, что у меня всё получится, ведь единственный родной человек в этой стране будет на моей стороне, оказывая помощь. Но не тут-то было.

Уже на следующее утро, за завтраком, Вика сухо сообщила, что не позволит мне по глупости испортить своё будущее.

По глупости!

Мои чувства, по которым потоптались грязными ботинками все, кому не лень, – глупость! Вы представляете?

В то утро мы с сестрой поскандалили в первый раз. Затем на следующий день. И ругаемся сейчас, потому что я сегодня принципиально не пошла в колледж.

– Я не намерена забирать твои документы из колледжа! – выскакивает сестра в зал вслед за мной.

Немногочисленные посетители переводят свои взгляды с меня на неё и обратно. Джек, хозяин кафе, удручённо качает головой – похоже, наш спор доносился до них ещё тогда, когда мы кричали друг на друга в кухне.

Я передёргиваю плечами, хватаю со стойки поднос и иду в конец зала. Сестра продолжает кричать в мою спину:

– Этот учебный год уже оплачен, и ты не имеешь права выкидывать наши с Робом деньги на ветер! И мы намерены оплатить и следующий год! Ты обязана посещать занятия!

– Я бросила учёбу! – в который раз повторяю я. – И, если у вас нет возможности вернуть деньги за этот год, я сама готова вернуть вам всё до цента! Со временем.