У всего есть начало, некая причина, начинающая сборку из различных звеньев. Цепочка, длиною в бесконечность, не находит себе места и змеёй сворачивается в опасную спираль, напряжённую для решающего рывка. И лишь найдя просвет, можно изменить движения этой гюрзы, победить её. Но только умеющий забыть себя, как единицу, только умеющий соединить в себе все голоса – от крика до шёпота – только ему под силу победить великую змею…

* * *

Цветок нежно сиял, мерцая в такт биений её сердца: каждый его натужный удар в груди отзывался ласковым миганием света. Такой хрупкий, но такой могущественный… Восторг захватил все её чувства, страха больше не существовало. Величественно распахивал свой сонный бутон цветок, постепенно начиная сиять всё ярче и ярче, впитывая с жадностью её энергию. Она, с трудом сдерживая шумное дыхание, осторожно протянула дрожащую руку к цветку – ощутить прохладу его лепестков и.… открыла глаза.

Сирша проснулась в комнате, показавшейся ей незнакомой, и испугалась. Она озиралась в недоумении по сторонам, пытаясь понять, где находится, пока взгляд наконец не сфокусировался. Узнала привычные детали и успокоилась. Оказывается – это её комната, ставшая всего на пару мгновений чужой. Глубокий и несколько огорчённый вздох прогнал остатки сна, всколыхнув висящие под потолком листы с текстами для зубрёжки.

Листы давно покрылись тонким слоем пыли из-за ненужности, но причин снимать их не было, а потому они оставались висеть на стене, грустно нахмурившись пожелтевшими углами. Девушка лениво пробежалась по приевшимся столбцам текста, который когда-то требовалось выучить, и нахмурилась, припоминая виденное во сне. Ей вновь снилась другая жизнь, совершенно отличная от нынешней, жизнь, где она что-то значила и умела. А оказывается она всё же тут, в этой крохотной пыльной комнатке…

Взгляд упал на руки. Вот они поднимаются, вращаются, перегибаясь в кистях, слегка хрустят не разогретые суставы, руки переплетают солнечные лучи, превращая их в косы, играют на них, словно на струнах. Пальцы словно чужие, не желают двигаться, как того хочется Сирше. Но придётся им слушаться: впереди ещё целый день, который нужно пережить, и там их помощь очень понадобится.

Сирша потянулась, подражая одной из ленивых привычек своей пушистой любимицы – Мары. Вообще полностью Мару звали Тамаркой, но то ли от лени произносить длинное для кошки имя, то ли исходя из соображений, что оно слишком человеческое для миниатюрной версии демона, Тамарку сократили до более звучного и короткого имени. Да и шло оно больше для чёрной медлительной кошки, от которой веяло спокойствием и уютом.

Стоило чуточку пошевелиться, как Мара подала короткое и ласковое «мр-р-рык», перешедшее в привычную утреннюю песенку-мурчалку.

– А-а-а, и тебе доброе утро, Маруш, гляжу, ты в настроении, – улыбнулась Сирша. Приветствие подружки донеслось откуда-то слева, с другого края постели: Марка любила спать в ногах хозяйки, существенно мешая при этом ворочаться во сне, ведь Сирша боялась случайно столкнуть или ударить кошку.

Мысли не спешили появляться в голове, напоминая сонных с зимы пчёл, которые вроде и приступают к работе, но медленно, ещё не стряхнув тяжесть зимнего сна со своих крылышек. Они лениво перебирали своими лапками, словно плыли в медовой реке – движения были крайне медленными и вялыми. Ровно такими и были мысли в голове Сирши.

В воздухе, наполненным золотом солнечного света, мерцала лёгкая искрящаяся дымка. В детстве казалось, что это пыльца фей, и вот-вот появится сама обладательница этого сияния. Сейчас Сирша прекрасно знала, что это всего лишь пыль, но насколько приятнее было видеть мир именно таким, полным радостных мелочей! Тогда всё становилось совершенно иным, наполненным волшебством, загадками и магией, которые живут во всех сказках. Сирша счастливо улыбнулась, пожимая и пропуская меж пальцев мех мурчащей и разомлевшей Мары, перебравшейся под правый бок хозяйки.

Вставать совершенно не хотелось, веки вновь начали приятно наливаться тяжестью, медленно опускались на глаза тёмной шторой. Но сдаться так просто было неинтересно, и взгляд Сирши лениво перебегал по комнате, цепляясь на секунду-другую к какой-нибудь вещи, чтобы возродить связанные с ней воспоминания.

Такие догонялки сна и памяти были некой традицией у Сирши в те дни, когда не намечалось крупных и важных дел. Тогда можно было позволить себе лежать в постели долго-долго. Ощущать своё тело в пространстве удавалось именно в такие моменты: ничто не мешало отдаться ленивому ощущению веса конечностей на ткани простыни; ничто не заставляло разрушить ощутимую границу между прохладным воздухом снаружи и сонным теплом внутри барьера-одеяла. Даже шевелиться в такие моменты могло быть опасным: обстановка резко вздрагивала, обретая из мягких черт – резкие, чётко обозначенные и неприятно реальные. Мысли перетекали в состояние работы и обычной жизни, ускорялись и требовали действий. А этого Сирше сейчас вовсе не хотелось, и она рассматривала узоры занавесок, ища в них новые образы: часто старые линии размывались, соединяясь во что-то ещё необнаруженное. Сегодня это был образ короля: выгнутые линии рисовали сердито сдвинутые брови, острый нос казалось может уколоть, а ниточка рта выходила из складки тюля, придавая всему выражению ещё и презрения. Брр-р-р, какая сегодня неприятная фантазия… Сирша повела взгляд перекатываться по предметам дальше. Сухие розы, растрёпанная памятная кукла из трав, подаренная мамой, какая-то доска… Доска? Что ещё за доска?

От удивления Сирша приподнялась на локте, рассматривая странную находку – сон мигом стащил пелену размытости с её глаз, и мир стал резким, неприятно настоящим.

Доска. Раньше Сирша не замечала этого прямоугольного монстра, но сейчас, при золотистых рассветных лучах, он чётко проступал сквозь голубую, с бронзово-розовыми переплетениями цветов, бумагу стен, чётко выделяясь по контуру. Сирша протянула руку и легонько нажала на доску. Ничего не произошло, как и ожидалось: дерево ответило непроницаемой твёрдостью, даже не подав намёка на тайник. Ждать какого-то ответного действия от доски, как это бывает в захватывающих дух историях о магии, не приходилось. Но Сирше было интересно играть в эту игру – мало ли что, вдруг этот случай отличается от других, поэтому проверить всегда стоило. И она, следуя этому своему принципу, не сдавалась. Насторожившись, девушка легонько простукивала дерево, перемещаясь по всей длине рёбер доски. Та тут же глухо отозвалась сухим звуком, словно недовольная старуха, которую потревожили ни с того ни с сего.

Сирша заинтересованно прищурилась. Фантазия рисовала ей тайники и тайные заговоры, древние манускрипты и много подобных вещей, покрытых толстенным слоем махровой пыли. Но она тут же сама рассмеялась своим мыслям: дом был построен около сорока лет назад бродячими артистами. Он задумывался как временное пристанище, а потому был сложен из кривых досок и прочего бросового материала. Потом дом облагораживался год за годом её родителями, поселившимися там. Речь о каких-то тайниках, а тем паче волшебных, идти не могла. К тому же Сирша помнила, что было тут вместо стены: мама рассказывала, что когда-то на этом месте был дверной проём, с течением времени оказавшийся неудобным и ненужным, поэтому его и забили досками, сделав стену сплошной. Но сплошной она только казалась, ведь внутри была чернота, рвущаяся наружу и сдерживаемая лишь двумя тонкими слоями досок по бокам.

Девушка резко вскочила с постели, вспугнув при этом уже вовсю храпевшую Марку:

– Эге-гей! С добрым утром! – она подхватила недовольную сонную кошку и стала кружиться вместе с той. – Мара, нам пора вставать, иначе придётся остаться без завтрака! Айда умываться и готовить!