За столом пристально наблюдала за американцем, вслушиваясь в их вяло текущий диалог. Они время от времени перебрасывались фразами, несущими в себе мало важной информации, я же молчала и старалась вообще не привлекать внимание. Было бы идеально слиться с изумрудной велюровой обивкой кресла или расщепиться на атомы, потому что меня пугала сдержанность отца и отсрочка неминуемого наказания. Пусть лучше бы сразу казнил, чем томил в ожидании чего-то неизвестного.

Мужчины сделали заказ, не удосужившись спросить о моих предпочтениях, выбрав за меня. Что ж, мне не привыкать.

— Дмитрий Александрович, условия нашей сделки соблюдены? — деловито поинтересовался иностранец, отпиливая тупым ножом ломтик мяса от бифштекса.

— Возникли некоторые трудности с одним из пунктов… я готов уступить вам в чем-нибудь другом, — сообщил отец, болтая виски в запотевшем стакане.

У американца на мгновение яростью вспыхнули глаза, а затем на губы снова натянулась дружелюбная улыбка:

— О каком пункте идёт речь, господин Милославский?

Отец залпом осушил стакан и с резким, глухим стуком поставил его на стол. Медленно выдохнул, косясь на меня исподлобья и обдавая холодом синих глаз.

— Первый пункт больше не исполним. Не досмотрел, пока был в командировке, — едва слышно выговорил, закусывая ломтиком ветчины, обжигающую связки горечь алкоголя.

Джей, как к нему обращался отец, перевёл на меня лютый взгляд. Ноздри трепетали в такт, поднимающейся груди. С чего бы ему на меня так смотреть? Как я могу быть виновата в сорванной сделке?

Заерзала на месте, ощущая сгущающуюся с каждой секундой напряженную атмосферу. Медленно поглощала салат, не чувствуя вкуса и ожидая продолжения.

— Очень плохо, — резко отчеканил, швыряя накрахмаленную салфетку на стол, коей только что утер рот.

— Сделка отменяется? — прочистил горло папа, запахивая и застегивая пиджак на темно-синюю пуговицу.

Американец снова вернул хищный взгляд к моему лицу, открыто рассматривая, словно отыскивал на нем неведомую подсказку. Я робела. Нехорошая у него энергетика. Такая, что хотелось поскорее уйти. Как бы сделать, чтобы он перестал глазеть на меня…

— Нет. Но сроки исполнения переносятся. Я заберу ее через неделю, — прозвучало монотонно и холодно. — И доли будут равными.

Ее?

— По рукам, — согласился отец со вздохом облегчения. Он боялся, что Джей откажется от договора. Что ж, может на радостях успешных переговоров он смилуется и не устроит порку.

— Мне пора. Всего хорошего, Дмитрий Александрович, — мужчина пожал ему руку и вернул взгляд ко мне, — до скорой встречи, Вероника.

От его голоса по коже пробежал холодок.

— До какой ещё встречи? — пролепетала, глядя в след, удаляющемуся мужчине. Папа осушил ещё один стакан с виски, откидываясь на спинку кресла. Не получив ответ, я снова предприняла попытку прояснить ситуацию:

— У вас какая-то важная сделка, да? Будет ещё один приём и я должна присутствовать?

— Это твой будущий муж, дочка. Через неделю ты улетишь в Америку.

Я улыбнулась и быстро захлопала глазами, переваривая услышанное:

— Прости, что ты сказал? Я не совсем поняла, наверное.

Он наконец взглянул на меня. По загорелому виску стекала блестящая капелька пота и это не от жары. Нет.

— Ты выйдешь за него замуж, — произнёс по слогам четко поставленным голосом.

— Нет, не выйду, — замотала головой, продолжая улыбаться, дрожащими губами. — Нет! Это такая шутка, да? Хочешь меня наказать — накажи. Вот прям здесь и сейчас. При всех! Я даже не пикну, честное слово, — истерично затараторила, всматриваясь в отстраненное родительское лицо.

Он ведь не может быть таким жестоким. Я ведь его кровь и плоть.

— Избавь меня от бабских истерик. Я сказал выйдешь и точка! — стукнул крупным кулаком по столу, привлекая внимание немногочисленных посетителей.

— Но… я ведь не люблю. Да я видела его лишь дважды!

— Твоя мать тоже меня не любила. Но исполнила волю своего отца. Не ерепенилась. И ты исполни свой долг с честью! — наседал отец, а мне не хватало воздуха.

— И где она сейчас?! — стала срываться на крик. Хуже замужества уже ничего не будет. — Что за средневековые манеры?! Какой ещё долг?!

Мои слова больно хлестнули его и он приподнял губу в оскале, плотно сжав челюсти процедил:

— Ты выйдешь за него или обещаю превратить твою жизнь в ад.

— Что ты такое говоришь, отец? Как можно так обойтись со своим единственным ребёнком? — шептала, пытаясь отыскать в отцовских глазах хоть каплю сомнения. Слабину. Но там была железная непоколебимость.

— Ты не единственная. Второй ребёнок — это мой бизнес. И мне нужен ваш союз, чтобы сохранить компанию на плаву, понимаешь? Мне нужно это слияние!

— То есть, ты меня продаёшь? Как кобылу на торгах?! Единственную дочь!

— Я забочусь о твоём будущем! Он состоятельный человек, ты не будешь ни в чем нуждаться!

— Что бы на это сказала мама? — последняя попытка вразумить, теперь чужого для меня человека.

— Твой дед точно так же продал ее мне. И ничего, прожили столько лет. Стерпится-слюбится, я-то знаю.

— Может поэтому она и покончила с собой… Не боишься, что я закончу так же? — спросила дрожащим от слез голосом.

— Он не даст тебе умереть, не беспокойся. По нашему соглашению ты должна родить наследника. МОЕГО наследника, с МОЕЙ фамилией. Мальчика, который продолжит МОЙ род. Ему-то я и завещаю все своё имущество!

— Я для тебя разменная монета…

Отец говорил что-то ещё, я видела как шевелятся его губы и гневно дёргаются брови, но ничего не слышала. Моя жизнь летела с самого крутого обрыва, стремительно набирая обороты, а я не могла что-либо исправить. Просто стояла и глядела, как рушатся мечты, желания. Как умирает надежда спастись и ещё хоть раз увидеть Глеба.

Неделя до отъезда в Америку стала, повторяющимся изо дня в день кошмаром. Пленницей сидела в комнате, покидая ее лишь для приема пиши. Отец не заглядывал. Мое состояние его мало волновало, да и вообще вся я целиком.

Меня пугала неизвестность. В чужую страну, к чужому мужчине, без защиты, без денег, без поддержки. Как я там выживу и что меня ждёт? Эта мысль основательно засела в голове, вытесняя беспокойство о мелочах. Таких, как неоконченная учеба в институте и горькое чувство нелюбимого ребёнка, например. Ощущала себя беспомощной, как новорождённый котёнок, которого нерадивые хозяева решили утопить. И топит меня отец своими собственными руками.

За эти дни я узнала, что слезам есть свой лимит. Видимо, где-то внутри спрятан резервуар, что их накапливает и когда слишком много плачешь он пустеет. И тогда возникает отвратительное чувство неудовлетворённости: заплакать хочешь, но не можешь. Психологи говорят, что слёзы это уникальная защитная функция организма и пострадавшему нужно дать возможность выплакаться. Мол становится легче. Но, похоже, не в моем случае.

Опустошённость. Безысходность. Апатия, периодами сменяющаяся паникой. Все это мешало соображать, лишая призрачной надежды на спасение. Я искала любую возможность, чтобы ускользнуть от своей охраны и найти Глеба. До последнего не могла поверить, что это все происходит со мной…

За три дня до вылета в Нью-Йорк мне все же удалось сбежать. Отец был недоволен моим бледным видом и вызвал на дом врача. Тот похмыкал, покряхтел, покручивая в руках стетоскоп и заключил: требуется полное обследование. Смелый человек, надо признать. Пошёл наперекор отцу и убедил, что все процедуры нужно провести в его частной клинике, а не дома на коленке. Папенька забоялся, запереживал, что его товар вдруг оказался некачественным и тут же отправил меня в больницу, взяв слово с доктора, что тот будет пристально следить за мной. Ну и двух охранников-амбалов обещал приставить.

Слушала их разговор и делала вид ещё болезненнее и ущербнее, ловя удачу за хвост. Меня экстренно доставили в больницу. Анализы, узи, ЭКГ, осмотр у всех врачей. Дай Бог здоровья женщине психологу, которая выгнала амбалов из палаты, сказав, что мне требуется отдых и мой болезненный вид всего лишь результат эмоционального истощения. Только захлопнулась за ее спиной дверь, как я сорвалась с постели и ринулась к окну. Первый этаж и решёток нет — клиника, со своим охраняемым двором. Перемахнула через подоконник и побежала. Ни денег, ни документов, но энтузиазма хоть отбавляй. Неслась со всех ног, торопясь покинуть территорию клиники. На охранном пункте перешла на шаг, чтобы не вызывать подозрений и, миновав его, снова пустилась бежать. Надежда забрезжила на горизонте. Только бы найти Глеба! Документы восстановлю, Бог с ними, а деньги заработаю.