Я нисколько не был против, когда Аделинда предложила назвать дочь, что родилась у нас после положенного Богом срока, Белиндой. Белинда, так Белинда. Кстати, это обозначает – красивая змея.
А при следующих родах Аделинда померла. Не удалось спасти ни её, ни ребёнка. Я остался один, с трёхлетней малышкой на руках. Тогдашний предстоятель, царствия ему Небесного, поддержал и утешил меня в горе. Он всячески помогал мне и моей маленькой Белинде. В голодные же времена, кои частенько наступают здесь ранней весной, делился куском хлеба.
Патре обучил малышку грамоте, и к восьми годам она уже бойко читала вслух, могла написать письмо без помарок и ошибок. К ней стали обращаться соседи – когда в услугах писца, либо чтеца у них возникала надобность. Девочка помогала всем, не взимая за это платы, ибо братья и сёстры во Христе – как учил её патре – должны во всём помогать друг другу.
Белокурая Аделинда навсегда осталась в моём сердце. Никогда более не помышлял я о том, чтобы жениться заново и привести в дом мачеху малышке Белинде. Неизвестно ещё, как чужая женщина отнеслась бы к моему ребёнку! Кстати говоря, патре не раз пытался заводить об этом речь, но я был глух к подобного рода разговорам. В конце концов, он отступился.
Да, ещё – я стал постоянным прихожанином Дома Божьего. Истинно воцерковлённым, если можно так сказать. Причащался, исповедовался, участвовал в службах, а так же немалое время уделял богоспасительным беседам со своим наставником. Думаю, не стоит упоминать, что примеру родителя во всём следовала и Белинда.
Так продолжалось десять лет – пока не появились эти…, считавшие себя истинными христианами. Они называли себя оригенианами или оригениями, почитая учение небезызвестного александрийского скопца Оригена Диаманта, как единственно правильное. Однако назвать христианами их, у меня до сих пор не поворачивается язык.
Оригении пришли издалека, откуда-то с востока. По всей вероятности, изгнанные из своих родных краёв за мерзкие дела. А впрочем, родины у них не было вовсе – равно как ни роду, ни племени. Ибо неофит, вступающий в ряды оригениан, обязан был порвать все прежние узы и отдаться в полное и безраздельное владение своей, так называемой, новой семьи.
Здесь, в приграничье, ставшем давно уже проходным двором для всяческих варварских армий, осело много всякого сброда. Каких только языков тут не услышишь, на каких людей не насмотришься! Одни исповедуют кафолическое христианство, другие – арианство, многие всё ещё поклоняются старым богам.
Поэтому, появление в Астуре очередной христианской общины – пусть и обособленной от всех, но всё же почитающей Иисуса – почти ни у кого не вызвало подозрений. Ни у кого, за исключением патре.
Он невзлюбил новоявленных христиан сразу же. Обозвал их почему-то нечестивцами, слугами сатаны и прочими нелестными эпитетами. Я, как впрочем, и большинство горожан, до поры считал подобное отношение предстоятеля к вновь прибывшим поселенцам обыкновенной ревностью. Ведь всем известно, что, к примеру, кафолики недолюбливают ариан, а те отвечают им взаимностью. Борьба за души прихожан, только и всего. А тут ещё – неизвестно откуда появившиеся, христиане непонятного толка!
Однако, как показало время, патре предвидел будущее. Обидные определения, коих не жалел святой отец в адрес оригенистов, на самом деле оказались пророческими.
Поначалу их было не более десятка. Крепкие молодые мужчины с загорелыми лицами, бородатые, одетые по восточной моде, пришли как-то в город. Они скупили несколько хузов, бревенчатых варварских жилищ на окраине города, и прилегающую к ним землю.
Скоро подтянулись иные члены общины – мужчины и женщины, преимущественно молодого возраста. Имелись среди них и дети, стариков же было мало.
Поминающие Бога всуе – к месту и не к месту – переселенцы резко выделялись среди местного населения. Здесь, в северном углу Империи, не принято выпячивать своей веры. Сие касается каждого, с какой бы стороны лимеса он ни жил. Эти же, даже не успев ещё толком обжиться, принялись на каждом углу города трубить о своей богоизбранности.
Я, конечно, преувеличиваю – труб у оригениев не имелось, зато имелся горячий темперамент и пылкая, доходящая до фанатизма, вера. Вера, установленная и чётко ограниченная их канонами, нарушить которые не посмел бы ни один из них даже под страхом смерти.
Одно из купленных зданий переселенцы приспособили для своих собраний. Тайных собраний, я добавлю. Любопытствующих, из числа праздных зевак, коих немало в нашем городе, на свои вечери они не допускали категорически. Непосвящённые не должны присутствовать на их литургиях – этот покон исполнялся оригенистами неукоснительно.
Тем не менее, они активно начали насаждать свою религию. Да, да – именно так, религию! Отличную от кафолической, как небо от земли. Оригениане открыто стали призывать горожан вступать в свои ряды. Их проповедники бродили по улицам города, наведывались в близлежащие сёла и даже безбоязненно околачивались возле городской церкви, совращая добрых кафоликов с пути истинного.
Среди этих странных последователей Иисуса подвизалась и наша общая знакомая. Насколько я знаю – бывшая рабыня, выкупленная новыми «христианами» у варвара на торжище, что регулярно проводится под стенами Астура. Имя ей Стангулла*(лат. стан – олово, гулла – глотка). Да-да, не смейся, именно – Оловянная Глотка!
Многим варварам свойственно чувство юмора, причём весьма своеобразное. Прежний хозяин её обладал весёлым нравом. Понукаемая им, дурнушка бродила между рядами купцов и распевала на всё торжище непотребные варварские песни, изрядно веселя тем самым народ.
Говорят, что поселенцы, во время своих нощных агап*(агапа – вечеря любви, в I—V веках н. э. – вечернее или ночное собрание христиан для молитвы, причащения и вкушения пищи с воспоминанием Иисуса Христа) любили выводить необычайной красоты разноголосые гимны. А голос Стангуллы настолько же великолепен, насколько страшна внешность и отвратителен нрав. Именно её «оловянную глотку» выкупили оригениане у варвара, ибо всё остальное в ней никуда не годится.
Скоро по городу пошли различные разговоры. Дескать, общинники умеют исцелять больных – даже тех, которые находятся при смерти. Впрочем, в разговорах такого рода нет ничего особенного – любой знахарь распространяет о себе подобные слухи.
Но, дальше – больше. Досужие городские сплетники всё более самозабвенно чесали языками. По словам их, однажды некий оригенист вознёсся на небо. Правда, не очень высоко – он смог подняться лишь до уровня зубьев сторожевой башни, не выше.
Но самая громкая новость, если можно её так назвать, всколыхнувшая город – это байка о человеке, воскрешённом оригениями уже после того, как душа его покинула тело.
Если коротко, то суть сей истории в следующем. Некие селяне из варваров, на торжище под стенами города разругались в пух и прах с группой оригениан. Ссора их закончилась битвой на ножах и последующей смертью одного из варваров.
Причиной конфликтуса явились, конечно же, не расхождения во взглядах на цену товара, как это потом пытались представить поселенцы, ибо за мешок репы никто из варваров даже не подумает обнажить оружие.
Немногим ранее имело место похищение молодой девушки, варварянки. Она исчезла прямо из родного вихса. Собственно говоря, это не было похищением в полном смысле, ибо девушку, прельстив красивыми речами о Боге и любви, оригении увели из дома в свою общину вполне добровольно.
Эти странные последователи Христа упорно распространяли свою религию не только в Астурисе. Они свободно ходили с проповедями и по окрестным варварским гардам – благо, народы севера совершенно терпимы ко всяческим верованиям и культам.
В общем, конфликтус случился, обнажились мечи. В ходе ссоры получил ранение один из оригенистов, пожилой же варвар-арья скончался от удара гладием*(гладий – короткий римский меч) в грудь. Северяне, а их на торжище было большинство, схватились за свои скрамасаксы*(большой, до 70 см длины лезвия, нож).
