– Не уверен, что понимаю.
– Всё очень просто, – Сергей прикурил сигарету стальной зажигалкой с выгравированным на ней портретом Хемингуэя. – Слышал про тайных покупателей?
Кто же про них не слышал. Мужик с диктофоном за пазухой приходит в «Эльдорадо» и делает вид, что собирается покупать плазму, а на самом деле анкетирует продавцов, за что «Эльдорадо» и платит таким, как он.
– Теперь понял, – сказал я. – Хотите, чтобы я под прикрытием собрал материал для раздела «О коллективе»?
– Именно.
– Не уверен, что это хорошая идея, и…
– Нет-нет, ты уверен, – успокоил меня Сергей. – Послушай, у меня в магазине работают опытные и крутые ребята. Они меня никогда не подводят, и мне не нужны никакие тайные покупатели, чтобы знать: в торговом зале всё путём. Я на работе месяцами не появляюсь, им не нужен контроль – они же музыканты, сечёшь? Просто хочу угореть над ними, разыграть по-свойски. Им это самим понравится, когда они прочитают твою писанину. Мы же с тобой оба знаем, что ты пишешь не хуже Фицджеральда, а?
С последними словами Сергей кивнул на зажигалку с Хемингуэем.
– Хорошо, – всё ещё сомневаясь, сказал я. – Разыграть по-свойски – это всегда пожалуйста. Но неужели вы думаете, что я в первую же минуту не выдам себя? Я гитару держал в руках дважды в жизни: один – на фотосессии, второй – в драке.
Сергей вдумчиво погладил бороду.
– Об этом я не подумал. Хотя… с другой стороны – это даже хорошо. Изобразишь парня, который ничего не понимает в инструментах, это будет ещё веселее!
– Сергей, – осторожно сказал я. – Ну я же не актёр, в конце концов.
– Не актёр?
– Совсем нет.
– Проверь-ка счёт.
Я достал мобильный и зашёл в банковское приложение. Дважды пересчитав нули поступившей суммы, спросил:
– Во сколько приходить?
– В любое время с девяти до девяти, – улыбнулся Сергей, затушив сигарету. – Хотя лучше с десяти до девяти – не уверен, что они открываются вовремя. Они же музыканты, сечёшь?
Он надел шляпу с очками и встал.
– Кстати, это только предоплата, ещё столько же получишь по результатам. А теперь побегу – дела.
– Помню, – сказал я. – Барабанные палочки из гикори.
– Точно. Ты же понял, что это я про кокаин?
– Разумеется.
– Ну, бывай!
«Теория струн» притаилась в самом сердце кирпичных джунглей Петроградской стороны. Чтобы не вызвать подозрений, я явился после полудня, если точнее – в полшестого вечера. По дороге купил в переходе тёмные очки-авиаторы, чтобы играть хоть немного убедительнее.
Захожу в магазин. В нём ни души, кроме трёх продавцов.
Первый, сняв майку, играет на ударных и трясёт осветлёнными волосами. Второй весь в чёрном, словно Джонни Кэш, расположился за электронным пианино, вплетает в камнепад барабанов диковинную мелодию в стиле джаз. Третий – самый большой, с косой саженью в локте – сидит за кассой в одежде и головном уборе североамериканского индейца. Он пристально вглядывается в монитор и иногда щёлкает мышью – видно, сводит кассовый отчёт. Когда я вхожу, ни один из сотрудников не отрывается от своих дел. Прохожу мимо кассира, он даже не глядит в мою сторону, только кликает мышью и серьёзнеет ещё больше.
Дважды неторопливо обхожу магазин по периметру, рассматриваю гитары, изо всех сил бью в гонг – никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Подхожу к пианисту, машу рукой в пределах его видимости. Тот ведет себя, будто он Рэй Чарлз: продолжает играть.
В бодром ритме он без конца поёт одни и те же строки голосом Тома Уэйтса:
«…Не вешай дартс на дверь,
Не вешай дартс на дверь,
А ты не вешай, ты не вешай,
Ты не вешай дартс на дверь!
Не вешай дартс на две-е-ерь,
Не вешай дартс на две-е-ерь,
А ты не вешай, ты не вешай,
Ты не вешай дартс на дверь…»
– Извините, – говорю я, перепробовав всё остальное. – «Дартс» – это название игры, её невозможно повесить на дверь. В данном случае лучше подойдет «мишень» – она хотя бы является предметом.
Продавец перестаёт играть, а за ним и ударник.
– Проклятье, – говорит пианист. – Это нарушит всю ритмическую канву.
– Ничего в этом не понимаю, – отвечаю я. – Я не музыкант.
– Тогда что ты здесь делаешь? Погреться зашёл?
– Зашёл выбрать гитару брату в подарок.
– Такой подарок обрадует музыканта лишь в том случае, если он его выбирал сам, – ухмыляется пианист.
Барабанщик отбивает шутку: «Бадум-тссс…»
Кассир рычит, но, похоже, не на меня, а на свой отчёт.
Я отвечаю пианисту:
– Мы с братом однояйцевые близнецы. Поэтому я лучше всех в мире знаю, чего он хочет. Мы доверяем друг другу даже такие вещи.
– Неужели? – восклицает пианист. – Тогда моя помощь тебе точно не понадобится.
И возвращается к игре на пианино.
– Послушай, – говорю я. – Понимаю, что ты занят, но сейчас тебе и правда стоит оторваться и выполнить свою работу.
Пианист снова прерывается и, задумавшись на секунду, говорит:
– У нас кончились гитары.
– Как это кончились? Я же их вижу.
– Это муляжи.
– Муляжи?
– Муляжи, имитация, не более того. Не трогай их руками, пожалуйста. Приходи в другой день. Или в другой магазин. Спасибо за понимание, мы перезвоним.
– Какие же это муляжи? – я беру одну гитару в руки и провожу по струнам.
– А-ла-ла-ла-ла-ла!.. – вопит пианист, лупя по клавишам пианино без разбору. – Видишь, она не издаёт никаких звуков, немедленно поставь на место.
И начинает играть мелодию из «Марио». Через два такта подключается барабанщик.
Я подхожу к кассе и обращаюсь к индейцу:
– Продай медиатор, вождь.
Кассир медленно и не отрываясь от дела отвечает:
– Ты можешь сжечь лес, но тебе не поцеловать пиранью.
– Что?
– Ты всё равно потеряешь медиатор и придёшь за новым.
– Ладно, – говорю я. – Тогда мне три медиатора.
– Тигр не отбрасывает тени, когда убивает сурка.
– В Америке тигры только в зоопарках, умник.
– Три медиатора лишь отсрочат неизбежное, – говорит вождь и неожиданно бьёт кулаком по клавиатуре. – Лучше научись играть пальцами, чужеземец.
– К сожалению, я не могу подарить брату на день рождения этот совет. Может, расскажешь, почему в этом магазине никто ничего не продаёт?
– Разве ты не видишь, что у нас обеденный перерыв?
– Не вижу. Почему вы тогда не закрыли дверь и не повесили табличку?
– Замок сломался.
– А табличку?
Индеец впервые отвлекается от монитора и внимательно смотрит мне в линзы очков. Затем достаёт из-под прилавка небольшую курительную трубку, подносит к ней зажигалку, втягивает огонь и снова уставляется в монитор.
– Вождь, – говорю я. – Ты что это, куришь травку прямо за прилавком?
– У тебя проблемы с этим, чужеземец?
– У меня – никаких, если не брать во внимание, что мне тут ничего не продают. А у тебя от этого проблем не будет?
– Послушай, бледнолицый пришелец, – произносит огромный парень с перьями на голове. – Разве ты не видишь, кто я? Каждый день в полседьмого вечера я выхожу на промоакцию. Играю возле магазина на электрогитаре «Одинокого пастуха». Исполняю танец привлечения гостей. Раньше этого момента ни одна душа не заходит в магазин. А ты мало того, что пришёл раньше срока, так ещё и запрещаешь команчу курить трубку мира. Какой я команч без трубки мира?
– А если зайдёт полицейский? Что с запахом марихуаны?
– Там, откуда ты родом, даже пахнуть травкой – преступление?
– Боюсь, что да.
– Сочувствую, чужеземец. Тебе понравится на нашем континенте.
В последней надежде я подхожу к барабанщику, теперь исполняющему соло.
– Можешь продать мне гитару? – кричу я ему на ухо.
– Конечно, нет проблем!
Он тут же прерывается и встаёт из-за установки.