«Найдёныш уже не спал, он шевелил ножками и радовался другу, лежащему рядом. Прикасался слегка к нему, утыкался в него носом, ощущал его запахи, боялся смотреть в одно место, хотя его безумно к нему влекло. Он сходил на горшок, унёс его, почистил зубы, высморкался, удивившись трубному звуку, испугался, что у него вырос хобот, посмотрел в зеркало, убедился в отсутствии органа слона или слонёнка, хотя был словно укрыт ушами со стыда, умылся, почувствовал себя здоровым, сварил кашу, разбудил друга и позвал его на кухню. Друг его обнимал, отламывал хлеб и кормил его. Найдёныш ел и вздыхал, переживал за себя и за друга, но в целом был доволен, потому что его друг был рядом и с ним».
Выкинул рыбьи хвостики, вынес мусор, подумал, что советские люди в 1991 году открыли Америку и весь мир, как Колумб, уничтожив индейцев племени Пума, Сникерс, Виспа и Марс, и на этом испугались дальнейших открытий, потому хлынули в Кастанеду и Пелевина, хотя был снят фильм «Вспомнить всё» – это только к примеру, но внешний космос заменил внутренний; может, это и верно, но останавливаться нельзя, нужно шагать вперёд – к звёздам – столицам – и к городам – планетам; к сёлам и к деревням. Литература шла, он её вдохновлял и заносил в блокнот:
«Друг после завтрака оделся и ушёл. Найдёныш провожал его у дверей. Удивлялся, молчал. Через полчаса друг вернулся и положил пакет у порога. Найдёныш сделал движение к неизвестному, но застыл. Посмотрел вопрошающе на друга. Тот кивнул. Найдёныш подошёл осторожно к покупке, обнаружил дыню и заурчал. Обнял своего друга. Хотел поднять дыню, но не смог: слишком тяжёлая. Друг помыл руки, помыл дыню, нарезал её, повязал шею Найдёныша платком и положил перед ним дольки. Найдёныш стал есть. Увлёкся сперва, а потом бросил взгляд на друга. Протянул ему свой кусок. Друг взял, назвал Найдёныша Соловушем и откусил. Сел рядом с другом и коснулся его ноги. Найдёныш вздрогнул и покраснел, но ничего не сказал. Просто продолжил есть».
Фёдор сделал глоток пива, отложил в сторону смартфон и распахнул занавески, впустил в комнату солнце, чей ребёнок – шаровая молния. Вслух произнёс:
– Читатели – кости, за которые дерутся писатели – хищные псы. И что делать? Пустить время вспять, вернуться к волкам, стать ими, охотиться и есть жирные куски лосей, оленей и кабанов.
Он оделся и поехал на Дворцовую площадь, в метро вёл себя как пища, проглоченная этим змием, которого вёл Адам, распадался, растекался по вагонам сердцем и почками, «Бесами» и «Братьями Карамазовыми», вышел, выбрался наружу, прошёл до столпа и прошёл металлодетекторы, чтобы смотреть силовой экстрим. Силачи переворачивали колеса, тянули машины, бросали гири, поднимали брёвна и тянули канаты. А когда всё закончилось, вышел ведущий и присудил победу атлету Турчинскому, сказав зрителям, что перед ними выступали не спортсмены, а поэты. Всё, что видели зрители, было стихами. Ему захлопали, выразив согласие с ним. Вручили призы и цветы, распустили толпу, и Фёдор пошёл в гости к Ивану, который расходился тучами – мозгом, умом. Дождинки произнесли:
– Женщины хорошие, почти все, но если начинают стареть, то сходят с ума. И ещё: если дело касается чувств, то они идут на любую низость, всё считают нормой: гадить, жалить, кусать. Блокировать, не отбирать на конкурс песню, роман или фильм, подсыпать в кофе стрихнин. Давать яблоко Адаму, так как Ева хотела быть женою бога: чтобы Адам стал им или бог женился на ней.
Они выпили кофе, Иван посмотрел на Фёдора и сказал, что пишет сейчас рассказ.
– А чем занимаешься ты? – спросил он.
– Тоже пишу.
– Прочтёшь?
Фёдор достал телефон и зачитал:
– Друг включил телевизор, и он и Найдёныш узнали о пришедшей из Китая заразе. Найдёныш крайне испугался, поэтому друг оделся и пошёл в аптеку. Принёс маски, перчатки и антисептик. Обработал Найдёныша им. Нацепил на него маску и уложил в кровать. Тот лежал, и испуганно дышал, и смотрел. Друг нарезал лимон и принёс цитрус Найдёнышу. Тот попытался съесть, но маска помешала ему сделать это. Он посмотрел вопросительно на друга. Тот кивнул, и Найдёныш опустил маску вниз и скушал лимон. Снова поднял забрало и как Дон Кихот отправился в мир сказок и грёз.
– О, хорошо, – произнёс Иван, – для детей и для взрослых, как «В конце ноября».
– Ну, на то и рассчитано.
– Продолжай, всё окей.
Фёдор макнул печенье в кофе, съел его и посмотрел глазами Тургенева вокруг. Всё вернулось на десять-пятнадцать лет назад, потому стало ново и свежо. «Кости в человеке – дороги, по которым он идёт в голову – город, чтобы в нём найти работу и жену».
Иван задымил папиросой и сказал:
– В пачке двадцать сигарет потому, что двадцать пальцев. Некоторые шустрят и шутят, продают по двадцать одной сигарете. Но я не о том, я про то, что курильщик съедает пальцы, он насыщается ими. И это показано в фильме «Мертвец». Это людоедство. Вот в чём запрет.
Фёдор выслушал его и подумал:
«Найдёныш начал икать, он зажимал себе нос и считал до десяти, пил воду маленькими глотками – ничего не помогало. Тогда он внимательно посмотрел на друга. Тот только пожал плечами. Найдёныш ещё поикал, после чего вздрогнул и понял. Он перестал вспоминать и мыслить себя, и икота прошла. Он перекрестился и закрыл глаза, чтобы спать».
ФМ тоже закурил, после чего Иван предложил сходить на бокс. Через десять минут они двинулись в путь, доехали на авто Тургенева, припарковались и пошли в зал ФОКа. Взяв билеты, устроились на четырнадцатом ряду и стали смотреть русских, узбеков, грузин и армян. Выходили бойцы и ломали друг другу Феллини, Пазолини, Тарковского и Параджанова. Фёдор глядел, но в какой-то момент заскучал и написал:
«Друг решил сводить Найдёныша в церковь. Тот сперва испугался, но потом согласился. Оделся как подобает, покормил хомячка, повязал голову платком, и они пошли. На входе Найдёныш долго кланялся и крестился, так что другу даже пришлось вмешаться. Он повёл друга внутрь, где они зажгли свечи под Иисусом, и Найдёныш спросил друга, возможен ли Христос сейчас. Он ответил утвердительно, но пояснил, что тот придёт в совершенно другом обличии и из нового места, и при этом любой может стать яйцом или животом, из которого родится Христос. Найдёныш выслушал друга и обнял его. Посмотрел на Иисуса немного испуганно и словно на зеркало и пошёл с другом домой, чтобы сварить ему борщ и пришить пуговицу на его рубашке».
Бои кончились, Фёдор и Иван устроились в полутёмном кафе, взяли хинкали и «Натахтари», поели и устроили борьбу на руках, как языками Куприн и Грин. В какой-то момент Иван начал побеждать, и Фёдор заговорил:
– Сильнее меня писателя и мыслителя нет, эти двое двинулись с двух полушарий земли, встретились, ударились и породили меня, и я в тексте – ураган, цунами, тайфун, мои герои – борьба, штанга, бокс, MMA в обличиях людей, если я пишу проститутку, то такую, что памятник, любой женский монумент, моя ручка – гриф, она весит пятнадцать или двадцать килограмм, я отжимаю её с блинами по краям, которые – колёса «КамАЗа», «БелАЗа» и «КрАЗа», но нет, даже круче – колёса поезда, везущего танки из Владивостока в Калининград. Именно таково моё письмо: железное колесо с торчащей из его сердцевины красной розой – головой человека.
Рука Ивана дрогнула, он проиграл, надулся, обвинил Фёдора в творческом допинге и потому заказал «Мтаби», выпил его и закурил. Фёдор начал крутить слова в голове:
«Около дома Найдёныш увидел песочницу с детьми. „О-о-о“, – сказал он и посмотрел на друга. Тот разрешил ему удалиться, и Найдёныш пошёл играть. Посыпал песочек, полепил из него фигуры, пообщался с ребятами, поругался с одним ребёнком и вернулся к своему другу. Сел с ним на лавочку и захотел пива, но промолчал. Просто вздохнул, посетовал молча на свою женскую судьбу, погоревал, покуковал немного, понял, что он Соловуш, подумал о Христе, Хайдеггере и Бродском и пошёл за другом домой, опасаясь лифта, как железного дракона, глотающего людей».
