Фёдор отправил сообщение, выкурил сигарету и затушил бычок о него самого. В голове пробежала мысль. Согласно ей выходило, что двенадцать месяцев – это двенадцать апостолов, и тринадцатый – это Христос, который вычеркнут из истории, но он должен прийти и разорвать эту цепь, вклиниться в неё, разнести замкнутость мира, круг и увести на Марс, Юпитер, Сатурн. Дальше, дальше и дальше, от чего кружится голова и не верит в себя. И в свете этого становится понятна поэма «Двенадцать», революция, Христос, которых Сталин свернул в косяк и закурил.
ФМ потягал пудовую гирю, вспотел, сходил в душ, поменял бельё, покурил и подумал:
«Однажды вечером Найдёныш возвращался домой, уже стемнело, он шёл, торопился к другу, у соседнего дома зашёл в темную арку и оказался в чьих-то грубых руках. Они заскользили по нему. Найдёныш так испугался, что не смог даже закричать, прося о помощи людей. Он сжал сильно ноги, собрал все свои силы, вырвался и устремился прочь. Он не знал, преследует ли насильник его – он бежал, бежал и бежал – к другу, к себе, домой».
Поехал в частный мужской писательский клуб, сел в ложе, поздоровавшись с Николаем и Львом, взял коньяк, настроился писать или смотреть стриптиз, выбрал и то, и другое.
«Найдёныш вечером читал и писал, учился, друг смотрел телевизор. В какой-то момент Расторопша подошла к другу и попросила помочь. Не могла понять одно слово. Друг надел очки, взял тетрадь и прочитал: любовь. Поднял глаза к Найдёнышу, увидел во взгляде его вопрос, объяснил, что любовь – это когда двое – один, это то, что меж ними. Найдёныш сперва удивился, но что-то усвоил себе и ушёл в пушистых тапках к себе, там написал то, что понял: любовь – это друг и Найдёныш вместе, остался доволен, искупался, расправил постель и уснул. Друг смотрел дальше фильм».
Девушка скинула лифчик, закрыла грудь, обнажила её, показала соски – розы, с шипами – зреющим молоком. Фёдор мыслил двоих, отношения, её и его, когда он – это она и он, она – только он, жертвоприношение, Тарковский, и выходит, что гомосексуализм как истинная любовь.
Задымил сигаретой, превзошёл при помощи неё себя, остался доволен таким, сделал глоток, словно куннилингус, так как пить из горла – минет, а стакан – тому противоположное, понял: Адам первый родил, мужчина это сделал, но из ребра, получил преимущество, и вся линия истории – месть женщины мужчине, возврат долга, порождение его из себя. И мужчина с женщиной – рыба в океане, она всплывает, конечно, но вне его не живёт, потому океан, море, река, озеро – виды женщин; но есть ещё и пруды. Подошёл Лев, сел рядом, выпил коньяк и сказал:
– Никто не понял названия моего романа «Война и мир»: там мир не как состояние, а как бытие, наличное. Ну, это кто-то осознал, но ни до кого не дошло, что война – тоже. Можно говорить: «Я объездил весь мир», и можно утверждать: «Мы обитаем в войне», но это неверно: мы не в ней. Есть вселенная и антивселенная: первая – мир, вторая – война. И воюют не страны у нас между собой, а те, кто сражаются друг с другом, и все остальные, где едят, пьют, работают и умирают от старости. Воюют война и мир. Об этом и мой роман. Не СССР и Германия убивали друг друга, уничтожали – нет: они и все остальные участники конфликта бились с теми, кто не воевал.
Фёдор кивнул, выпил со Львом, задумался о его словах, пришёл в себя, отметил, что писатель ушёл, зажёг свечу, достал книгу «Чечня», начал читать.
«Друг на работе внезапно почувствовал недомогание, отпросился, пошёл домой. Добрёл до подъезда, застал Найдёныша за продажей, встревожил его своим видом, поднялся к себе. Найдёныш перепугался, свернул бизнес и заспешил за другом. Дома застал его на постели, померил ему температуру, отметил, что она высокая, пошёл за телефоном, позвонил в скорую, не дождался ответа и отправился на кухню делать чай с малиной. Напоил друга, укрыл его, поставил ведёрко у кровати, зашагал в аптеку, объяснил аптекарю ситуацию, купил лекарства и отнёс их домой. Начал лечить своего друга. Открыл ему вишнёвый компот. Налил в стакан. Сел рядом с другом и стал ожидать поправки».
Чеченцы сравнивались с железом, с жёсткостью: меч, ятаган, кинжал – это чеченец, нашедший себе применение с самых давних времён. Но пуля, снаряд, ракета – люди, заступившие за себя, поднявшиеся до бога: человекобожественность. Фёдор заказал кальян, ударился в ещё большее одиночество, наступающее на него со всех сторон в виде воздуха, мрака, света, людей.
«Найдёныш, не дождавшись поправки друга, сходил в кладовку и принёс оттуда банки, посмотрел на друга. Тот помотал головой, объяснил нежелательность банок во время температуры, выпил таблетку, которую дала Расторопша, запил водой, закрыл глаза и уснул. Найдёныш начал вязать, прислушиваясь к дыханию друга и готовый в любую секунду прийти ему на помощь».
К Фёдору подошла девушка, подтянула колготки перед ним и пошла дальше. Он только хмыкнул, расплатился и двинулся на ночную прогулку, сшибал тростью бутылки, стоявшие на бордюрах, курил алмазы и бриллианты, втягивал в голову мысли и образы, чтобы писать роман. Добрёл до остановки, сел в ней на лавку и стал ожидать автобуса из Венесуэлы, Чили и Перу. Захотел прокатиться на маршрутке по всей земле. «Гитлер – гусеница, Гейтс или Цукерберг – бабочка: гусеница гадка, потому нацизм осудили, бабочка легка и красива, но гусеница – это то, кем она была; и речь в обоих случаях о захвате мира, но разными способами; бункеры – это коконы, что понимают всё». Понял, что поездка – шутка, побрёл далее, наткнулся на крики и драку, махались скины и кавказцы, пара девушек и парней снимали битву на камеры, Фёдор прошёл дальше, но почувствовал волнение и боль в груди, побежал назад и бросился на скинов, этот факт их смутил, они не ожидали русского начала против них, они прекратили удары руками и ногами, то же сделали и горцы, все двинулись пить водку, но держались напряжённо и отчужденно, братства никакого не было и не могло быть, но алкоголь пили, морщились, поглаживали синяки и ссадины, ФМ говорил немного, пытался сблизить стороны, но его слова разбивались о глухую стену, в конце бритоголовые вообще обозвали его хачом и ушли, Фёдор усмехнулся, не посчитал себя оскорблённым, выпил водки с ингушом Зауром и зашагал дальше, куря сигарету «Казбек».
«Друг не спал, ворочался, Найдёныш поменял ему майку и решил поделиться, рассказать о попытке его изнасилования. Друг выслушал Расторопшу и отчитал и отругал её за то, что она не сказала раньше и не обратилась в полицию. Найдёныш испугался и задумался и, когда друг уснул, позвонил „02“. Трубку никто не взял, тогда Найдёныш собрался и пошёл в участок. Там так объяснял случившееся, что полицейские заперли его, так как подумали о признании в преступлении. Расторопша заплакала, начала звонить и писать другу, звать его, спрашивать о здоровье и вообще. Друг всё понял, кое-как оделся и пришёл за Найдёнышем. Всё разъяснил, дождался освобождения Расторопши, написал заявление за неё и ушёл с ней домой. Там лёг на постель и забылся, пока Найдёныш пёк другу пирог – в благодарность за содеянное и свободу, раскатывал тесто и начинял его картофелем и грибами, радовался и молчал. Через час всё было готово, Расторопша отрезала кусок, заварила чай, отнесла всё другу, уже не спящему, повязала ему салфетку и поставила поднос перед ним. Он поблагодарил её и приступил к трапезе. Найдёныш сидел и смотрел, радовался за друга и ничуть не скучал. Вскоре включил телевизор и начал смотреть мультфильм про бурёнушку, гуляющую и прячущуюся от бандитов со своим другом на антресолях, где они обнимались и понимали друг друга без слов».
Представил убийство себя ножом, когда будет падать снег в свете неоновых фонарей, а его тело станет душой: простыня на ней заалеет, полицейские заговорят по рации, через пару метров ребята выпьют пива, чуть дальше продадут шаурму. Ничего не изменится, потому что его смерть – взрыв такой силы, что всё останется как прежде, на своих местах, при своих делах. Именно так, он закурил и вызвал такси. Когда оно приехало, душа его закинула тело в салон, попрощалась с ним до утра и ушла на поиски приключений, в книги Булгакова и Рембо, шагающие назад.
