Он развернулся к двери, кивком головы указал Ромену на сидящую в прежней позе Виольну. Тот тут же спохватился, подскочил к своей наставнице и помог ей подняться.

— Нет, и там не добрый, — вздохнул Ортей, тоже вставая, и махнул рукой: — Забудьте… Домой.

***

— Они говорили, что подбирают в дуэты совместимых по характеру ренов, — пожаловался ему Ромен пару дней спустя. — Тогда как, объясни, они могли настолько облажаться с нашим?..

Марк, уже кое-что знавший о том, как Форса набирает дуэты, деликатно промолчал.

— Не то что бы мы не ладили, — продолжал Ромен, нервно крутя в пальцах гвоздь, который никак не решался вбить в новую деревянную скамейку. — Мы ни разу ещё не ссорились за всё время. И разговариваем. Она мне рассказывала про своих родителей из внешнего мира, я ей — про своих… Я ей свои рассказы давал читать. Знаешь, читала. До конца. А потом плечами пожимала — я же, говорит, не разбираюсь, вроде бы неплохо. И всё. Не то что ты, к каждой мелочи придрался…

— Прости.

— Нет, это наоборот хорошо, — рассмеялся Ром. — По крайней мере, тебе не всё равно… А она мне несколько раз пыталась втолковать что-то про бесконечность, время и пространство — а я сижу, ушами хлопаю и совсем тупым себя ощущаю. И тренировки… Это вообще провал. Тянутся и тянутся, а толку — ноль. Девятнадцать пятидневий прошло, а мы так и не научились ни слышать, ни понимать друг друга… Э-э-э… Тебе не надоело мой нытьё?

— Нет, — усмехнулся Марк, как раз подумавший, что Ромен вовсе не был молчуном — его нужно было лишь разговорить как следует.

Лето вступило в свои права, и даже вечернее солнце припекало без особой жалости. Чёрные гвозди в банке нагрелись и обжигали руки перед тем, как Марк вгонял их в свежее, пахучее дерево.

— Тебе с Риной повезло, — заметил Ромен чуть погодя. — Она тебя здорово подтянула. И с этой Ареной — фиг бы Ольна стала такой ерундой заниматься, если бы меня кто вызвал.

— Это точно, — ухмыльнулся Марк. — Повезло. И это ещё слабо сказано. Я ведь её сначала побаивался, а она оказалась только с виду мрачная и злая. А на деле, наверное, самый понимающий рен из всех, кого я знаю… — он осёкся, сообразив, с каким выражением на лице произносит эти слова.

— Тина говорит, — Ромен бросил на него осторожный, быстрый взгляд, — что вы с ней…

— Ей показалось, — оборвал его Марк чуть резче, чем собирался. — Ничего нет.

— А-а-а, — протянул Ромен. — Извини, я не… Слушай, я знаю, ты переживаешь. Я думаю, всё хорошо будет. Ортей ведь места себе не находит, он точно что-нибудь придумает…

— Ортей места себе не находит именно потому, что в этот раз у него не получается ничего придумать, — горько сказал Марк и тут же решил сменить тему: — А как у тебя с…

Хорош сплетничать, нотт. Дуй ко мне в комнату.

— У меня — что? — не понял Ромен, удивлённо глядя на замолкшего одногодника.

— Нет, ничего, — Марк поднялся с колен и поставил банку с гвоздями на новую скамейку. — Я пойду, меня Орт зовёт.

***

— Да что вы как дети! — разозлился куратор. — Трудно понять, что это необходимость, а не моя прихоть?

Марк, застывший посреди его комнаты, перевёл взгляд на наставницу, стоящую напротив. Стало понятно, почему на ней рубаха Орта, которая так смутила Марка в начале. Которую куратор только что потребовал снять.

— Если меня отправят на задание, — продолжал Ортей, закатывая глаза, — или снова нарядят в орнаменты, заниматься этим всё равно придётся ему, — он кивнул на Марка. — Поэтому прекращай строить из себя и дай мне научить его.

Рубра фыркнула и принялась стягивать через голову рубаху, под которой не оказалось вообще ничего. Марк неловко отвёл глаза.

— Не тушуйся, там всё равно разглядывать нечего, — насмешливо протянул куратор. — Как и щупать. Руку сюда.

Марк послушно положил пальцы на шею старшей, чуть ниже орнаменты.

— Веди вниз по сосудам, — велел Ортей. — Ещё ниже… Нашёл?

— Это как… — Марк нахмурился. — Как сгусток энергии…

— Не «как», а он самый и есть. Цикл разорван, но организм борется, пытается восстановить его. В результате образуются вот такие комки — и ни туда, ни сюда. Выхода для них нет. Они растут, начинают задерживать кровоток, причиняют боль. Кровообращение нарушено, в мозг не поступает достаточно кислорода. Вот и вся причина.

— Их можно убрать?

— А как ты думаешь, зачем я тебя сюда позвал? Полюбоваться на вот эту голую тушку? Разбивай. Создавай крошечный импульс и бей прямо по сгустку, он должен раздробиться и уйти.

Марк поспешно повиновался и тут же пожалел — наставница вздрогнула и втянула через сжатые зубы воздух.

— Нежнее, — насмешливо скривился Ортей. — Вот так же нежно, как ты на неё сейчас смотришь.

Марк кое-как управился с руками, а затем со спиной старшей — создавать волны настолько слабые и маленькие, чтобы причинять минимум боли, было не так-то просто. Даже под неустанным руководством куратора. Но куда сложнее стало, когда пришлось вернуться к ключицам и спускаться ниже. Собственные пальцы казались слишком грубыми, слишком неуместными на этой тонкой, смуглой коже, на этой маленькой, словно подростковой, груди.

— Может, ты выйдешь? — во вздохом попросила Карина у старшего, когда Марк в очередной раз промазал мимо застоя. — Он уже всё понял.

Атр сжал зубы. Откуда-то он знал, что наставница не столько сама смущена, сколько переживает за него, за его колотящееся сердце и дрожащие руки. И правда, без внимательного взгляда куратора, преследующего каждое движение Марка, было бы куда проще.

— И оставить тебя с ним наедине? — хихикнул Ортей. — Нет уж, когда ещё такое развлечение представится.

***

Но куратор оказался прав — на следующий день Карине стало намного лучше. Критически осмотрев её со всех сторон, Ортей велел ей ехать вместе с семьёй на учения у четвёртой вышки. Нечего, мол, отлынивать.

Марк, наслаждаясь ровно катящимися по дорожкам колёсами, вырвался вперёд — скорость странным образом помогала избавиться от неприятных мыслей. От мыслей вообще. Но стоило выехать из сектора, как всё удовольствие сошло на нет, а сердце трусливо попыталось спрятаться куда-то в желудок. У самых ворот, прислонив свой циклофор к чёрной ограде, стояла Нилана. Судя по позе, ждала она уже довольно давно.

— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался он, спешиваясь.

Её лицо вытянулось. Марк обругал себя — ну почему у него не выходит контролировать свои интонации?

— Надо поговорить, — с явным усилием проглотив обиду, произнесла наконец она. — Хватит бегать от меня…

— Эй, Марк, слушай, а если… О, — догнавший его Ромен, видно, не сразу заметил девушку за широкой спиной одногодника и сконфузился. — Прости. Потом, — и со всех сил заработал педалями.

Нилана хихикнула.

— Да, моя вина, — запоздало отозвался Марк. — Давай… поговорим.

— Только честно, — предупредила Нилана. — Я тебе больше не нравлюсь?

— Я… Нет, это не…

— О-о-о, Лана! — Талат, как раз выезжающий из ворот следом за Азирой, радостно замахал руками. — Давно не виделись! Как жизнь?

— Нормально, — отозвалась та, стараясь не рассмеяться при виде Марка, устало прикрывшего лицо ладонью. — Как сам?

— Отлично! — просиял её одногодник. — Знаешь, тут, в Форсе, вообще не скучно! Ой… — он с обидой оглянулся на наставницу, только что отвесившую ему подзатыльник. — А-а-а, вы общаетесь… Понял, свалил. Увидимся!

— Что? — подняла брови Нилана при виде на кислого лица Марка. — Мы хорошо в школе общались. Тал забавный. Так ты… мне сегодня ответишь?

— М-м-м, — Марк сейчас, честно говоря, искренне желал ещё хоть небольшую отсрочку — он никак не мог решить, что делать, и зачем-то взял её за руку. — Я… Ты не думай, ты мне очень нравишься… Просто…

— Просто — что? — поторопила она.

Он глубоко вдохнул, чувствуя отвращение к себе. Надо всего лишь сказать правду — это же совсем нетрудно! Перестать мучить себя и её неопределённостью. Почему ему этот разговор кажется куда сложнее, чем бой с Ретоком на Арене?