А через полчаса меня обняли. Руками и хоботом. Было очень специфично, я даже немного повырывался, вспомнив Аллеаллу. Может быть, даже немного покричал.

Впрочем, это потрясение было куда слабее, чем у другого разумного. Задушенный вопль пораженной по самые жабры души Датсуне я услышал, закрывая за уволенным Артхуулом дверь:

— ЧЕТЫРЕ?!!

— Четыре! — подтвердил звонкий и злорадный голос Тами, — А еще тридцать две запасных! Тридцать третьей будешь? Ой, подожди, еще есть филийский вжух, корабль, кентаврица и мальчик! Но мальчик на Новый Год!

— (звук падения в обморок)

Интересно, о чем это они?

Через три дня суеты, скандалов, споров, выступлений, песен и плясок наступило время Турнира. Все отборочные туры закончились, наступило время смертельной битвы, в которой должен был остаться только один. Ну, не совсем смертельной, потому как здесь были мы и куакарабилли, чтобы бить в бубен чувствующих себя наиболее уязвленными пассионариев. А таких было много. Каждый первый, кто всерьез питал надежду выиграть, не мог смириться с решением жюри.

Большая часть плакала, кричала, пропивала последние деньги, стояла в ночи на коленях и орала в небо «за что?» или там «если бы я мог использовать свой приём «Пробирающий до глубин души глас!», но меньшая, приехавшая подготовленной, затратившая немалые деньги и всерьез рассчитывавшая на победу, были куда более деятельны. Впрочем, без активных навыков, не работающих на территории Агабахабары, даже эти мстительные пройдохи ничего особо не могли. Но пытались.

Дошло до того, что нам пришлось всех конкурсантов селить в опустевшей мэрии, которую было легче всего защищать. Это позволило выдохнуть… но недостаточно, так как сами защищаемые были совсем не прочь плеснуть конкуренту литр слабительного в утренний чай или там зарезать его в сортире под шумок. Особо сильно наседали как Датсуне Гику и нашу Мимику, от чего количество соревнующихся к первому основному туру сократилось на 14 разумных, и их осталось всего 56.

Я даже Мимику поймал с утра крутящейся на кухне и что-то хотящей от блюдца с пирожками, что Тами, вооруженная моим кулинарным молотком, приготовила для Датсуне, находящейся у нас на коште. Поймав бардессу за хвост, я тихо и вежливо у нее спросил, нужно ли мне попросить у нашего уважаемого Бенджоу Магамами неразрывной мусорный пакетик, в котором так хорошо топить всякое непотребство. Кошкодевочка спала с лица, а затем клятвенно уверила, что больше не будет. Вообще и никогда. Погрозив ей пальцем со словами «Пакетик!», я взял девушку подмышку и ушел на ежедневный утренний спич.

К методике утренних обращений к народу мы пришли, зверски умаявшись за первый день общежития в мэрии. Это был такой ад, что Магамами несколько раз срывался, обещая хулиганам и злодеям адские муки, только вот бардов было не остановить. Это племя на угрозы всегда слабо велось, от того и пыталось чудить, с презрением посматривая на лежащих неудачников, поймавших от куакарабилли «в морду» за дело.

Но выход нашелся! Мой эволюционировавший из «Оратора» «Глас судьбы», которым я с небольшой трибуны по 15 минут с утра рассказывал всем присутствующим о равенстве, братстве, соревновательном духе, чести, достоинстве, труде, мире и мае жестко напрягал мозги присутствующим, ставя их всех на своеобразные ментальные рельсы. То есть, после моей гипножабы, как я окрестил эти речи, циничный и видавший виды подлец просто чувствовал глубокий душевный дискомфорт, затевая какую-нибудь падлу, а кто-то менее битый и стреляный, вроде нашей полурослицы, которая действительно пробилась на самый верх благодаря молодости, внешности, голосу и знанию 923-ех приемов «как засветить нижнее белье в танце», был готов хоть в пионеры, хоть в комсомол, хоть в межрасовую групповушку, но только ради светлого будущего и думая о вожде.

В общем, это позволило нам выдохнуть и сохранить достаточное количество певучих гадов для Турнира. Тем более что местное аборигенство оживилось, повеселело, а еще прислало сюда аж две сотни дополнительной охраны, чем практически всё спасло. Вот какой я дипломатичный. Правда, из-за идеи, которой я поделился с Артхуулом Гримгардотом, мне пришлось выдержать долгий и неприятный разговор с Джаго Посредником и Гримбльдуком Тендертэтчем, но тут кое-как выкрутились, найдя компромисс, который показался всем удовлетворительным.

Сами состязания меня не интересовали совершенно. Пока Магамами и его присные судили, рядили, орали и слушали, я отдыхал, либо просто валяясь в кровати, либо уходя на Веритас, который теперь, из-за регулярных рейсов на пляж в другой оконечности острова, приходилось подзаряжать. Матильда и Самара уже бегали загоревшими как две кубинки, а Кинтаро так и вовсе был как бритый шоколадный заяц. Мне даже позволили заглянуть в трюм одним глазком. Что тут сказать? Если бы там не было душновато, то вот прямо идеальная мечта сперматоксикозного школьника в исполнении «супермегаплюс» с бонусами! Ковры, напитки, фрукты и целый табун хвостатых красавиц, мающихся от скуки.

Черт побери, теперь буду считать эту часть моего корабля освященной!

Впрочем, сегодня я сюда припёрся по серьезному поводу. Правда, пришлось потрудиться, чтобы отвести взгляд от страдающих на палубе фигней Саяки с Матильдой, так как на обеих одежды было на носовой платок в совокупности, но я превозмог искушение, помотав головой, а затем обратился к нужному мне разумному:

— Самара! Настало твоё время!

Замершая на полушаге кентаврица, тащившая куда-то тазик с фруктами, медленно повернула ко мне свою верхнюю часть, демонстрируя напряженность, скованность, удивление, подозрение, шок и предчувствие чего-то нехорошего. Разочаровывать я её не стал, тут же заявив:

— Ты мне нужна как женщина! Пойдем скорее!

Всё, пациент готов. Брык с копыт, звон тазика, фрукты по палубе и укоризненный возглас Кинтаро:

— Мач-сан! Ну что вы…

— Так гораздо проще, чем объяснять ей тут что к чему, — пояснил я, опытным и почти привычным движением взваливая кентаврицу на плечо и перехватывая её человеческое туловище свободной рукой, — Принесу, поставлю, дам задачу.

— Ну можно было же по-другому…

— Можно, — соглашаюсь я многозначительно с обычным японским неслучившимся императором, каверзно щуря глаза, — Еще как было можно…

Есть у меня причины немножко потыркать эту сладкую парочку. Еще какие!

— Мач! — орёт Саяка, болтаясь на вантах. Одной ногой она зацепилась за канат, позволяя всему остальному своему телу безвольно болтаться под утренним бризом, — Мач! Увези нас отсюда! Я уже не могу пить и бездельничать!!

— Крепись, дорогая! — весело ору я ей в ответ, уходя в обнимку с вырубившейся кентаврицей, — Превзойди себя!

— Не могууууууу! — доносится мне в спину жалобный стон. Ну да, нам всем тут уже остовагинело, ну что это за жизнь, в конце концов? Пить, жрать и сексом трахаться — это просто чудесно, но сколько можно?! Наша команда привыкла к совершенно иной жизни, где есть схватки, интриги, мордобой, насилие… насилие! Тут почти все насилие узурпировали куакарабилли и я их теперь понимаю!

Самара мне понадобилась, потому что прошёл слушок, что некоторые личности прекрасного пола быстро научились сбрасывать эффект моей утренней гипножабы, от чего сговариваются устроить нечто нехорошее кое-кому там, куда мне доступа нет. А именно — в женском туалете. Вот и пригодится мне коняжечка, хватит ей загорать, пусть поработает, последит за порядком…

Приближался финал. Росли ставки, обозначались фавориты, звенели нервы. Спасало то, что ежедневно отплывали корабли с сдавшимися, убавляя количество хулиганов на острове, но все равно было туго. Причины, по которым мы продолжали работать на Магамами, были просты — благодарность Мимике, желание расстаться с архимагом на нейтральных чувствах, да и мои тайные цели, которые приходилось держать при себе с момента, как я покинул заполненную битыми и не только бутылками сокровищницу. Именно там у меня зародился план, как выйти сухим из этой гадкой лужи под названием Поллюза. Пока всё шло гладко… хоть это и было утомительно. Благо еще что все четверо вылеченных от жопоголосия не стали раздувать скандал, а предпочли удрать с острова тайком и в тот же день, как всё случилось.