- Всё время говоришь, что забо-о-тишься, - юноша продолжал очаровательно икать, захлебываясь в собственных слезах, - но сегодня тебе было абсолютно плевать на меня. Я-я не вещь.

- Конечно нет, птичка, - тон мужчины оставался таким же сладким, а руки все так же оставались неподвижны, позволяя Питеру оставаться на грани паники, делая всю работу. Он даже позволил своим коленям немного расслабиться, чтобы мальчик почувствовал, как его больше ничего не держит. – Я очень дорожу тобой. Ты лучшее, что случалось со мной.

Интересно, осознавал ли юноша, что сейчас происходило? Выполненная из пласта какого-то светлого, карамельного дерева дверь почти неслышно скрипнула. Дарси хмыкнула, ступая так же осторожно, чтобы звук её шпилек не казался столь оглушительным, свалив все рулоны и папки в угол, утягивая за собой своего помощника. Им следовало покинуть комнату и предупредить остальных, что сегодня уже ждать было бесполезно, иначе гнева Антонио не избежать.

Питер сморгнул застлавшую глаза влагу, ощущая, как та немного холодит пунцовые щеки. Он буквально терял равновесие, словно раскачиваясь на бушующих волнах. Картины с искусно исполненными лицами смотрели осуждающе, и, думалось Питеру, что они вот-вот сойдут со своих золоченых рам, чтобы самостоятельно сказать ему об этом. Глаза Тони по-прежнему были наполнены лаской и нежностью, но теперь они как будто не касались его. Будто бы Тони совсем отгородился.

Что, если Питер больше не нужен?

Его дрожь не прекращалась, мысли зайцами прыгали туда-сюда, а Тони все смотрел на него своими ледяными глазами, его мощная грудь, усеянная серебристо-серыми волосками вздымалась при каждом вдохе, тот будто чего-то ждал. Шли секунды, тишина заполняла все вокруг и даже далёкие звуки каблуков больше не были слышны. Надежда исчезла, Питер чувствовал, как ломается. Внутри него разверзлась бездна, что затягивала всю его жизнь в небытие, и имя той бездне было Антонио Карбонелл, глава самой влиятельный преступной семьи на континенте.

И под властью момента он, со сбитым дыханьем, ощущая, как слабеют конечности, вряд ли вообще осознавая, что делает, подался вперед, целуя мягкие, тёплые губы своего мучителя, скользят языком сквозь разомкнутые зубы, желая получить еще хоть капельку тепла. Дыхание Тони напоминало терпкий, чуть горьковатый шоколад, как те сигары, что он курил. Питер больше не ощущал ничего, мир вокруг, отравленный чумой противоречивых чувств, умирал. Ему казалось, он бредил, когда легкие, как бабочка прикосновения, наконец, оставили свои обжигающие следы на затянутой в тугой корсет талии. Воздуха не хватало. Аккуратно подстриженная бородка с вкраплениями серебра покалывала кожу.

- Mio uccellino, non posso vivere senza di te, - прямо в губы Тони повторил однажды сказанную им же фразу, от чего по спине Питера пробежали искры. – Ты так красиво выглядишь в этом платье, - он скользнул ниже, вынуждая мальчика подставить шею, прикусывая тонкую кожу на челюсти, чем вызвал тихий стон. – Сидел в этих милых маленьких трусиках, - рука скользнула под подол платья, - когда все глазели на тебя.

Необъяснимый прилив счастья, такого яркого, что мог затмить и солнце, вдруг наполнил грудь юноши, чувство сильных рук, вновь сжимающих его бедра, показалось, дали ему опору. Нежные поцелуи, сменяясь жадными укусами, оставляя ярко-красные пятна на шее. Его не бросили. Он был нужен.

- Ты этого хотел, малыш? – еще один особо сильный укус пришелся на основание шеи. – Так чертовски красиво крутился в этом платьице, что даже слепой не мог не заметить тебя. Ты знал, что даже президент гребаных Соединенных Штатов хотел попробовать тебя? – это была провокация, и Питер заглотил наживку, отчаянно вздрогнув, его взгляд на секунду сделался испуганным, но Тони продолжал, позволяя своим прикосновениям стать откровенней, - все в порядке, моя птичка, я здесь, чтобы защитить тебя.

Усадив хрупкую фигурку меж своих ног, мужчина прижал Питера к своей груди. Лента за лентой завязки на спине и рукавах ослабли, и платье поползло вниз. Мужчина запечатлел по поцелую на каждом фарфоровом плечике.

- Все в порядке, детка, я здесь, с тобой, и я никуда не уйду, - тугие узлы корсета больше не сдавливали, и Питер хрипло выдохнул. – Я ненавидел каждую секунду, когда их глаза жадно обшаривали тебя. Ведь это только мое, - под прохладным воздухом, более не скрываемые ничем, его соски затвердели, и Тони не упустил возможности покатать каждую горошину между теплых пальцев, делая их более чувствительными. Питер лишь глубже забрался в объятья монстра. – Скажи это, mio uccellino, кому ты принадлежишь? - голос опустился до шепота. – Давай же.

- Тебе, - было произнесено так же легко, как вдох. – Я т-твой.

- Это мой мальчик, - язык скользнул по нежной шее, оставляя за собой легкий ожог от бородки. Если Питер и почувствовал, как в его бедро ткнулся твердый член, то он это никак не показал, не было на его лице даже капли былого страха, лишь отчаянная потребность принадлежать. – Все в порядке, я позабочусь о тебе. Давай снимем это с тебя, чтобы было удобней.

Питер больше не плакал, ведомый чужой волей, он приподнялся, и платье скользнуло вниз, распластавшись по полу, и в ярких бликах собственных кристаллов оно стало похоже на пеструю лужу.

Чужая ладонь накрыла запертый в клетке член, слегка потирая, и как юноша и подозревал, клетка переставала казаться ему чуждой, только небольшое неудобство, но как только ласка стала настойчивей, плоть разбухла и покраснела. С губ Питера сорвался унизительный скулеж.

- Ты что-то хочешь мне сказать, м? – прикосновение стало настойчивей, Тони пососал место собственнического укуса, делая его темнее.

- Нет, - было произнесено настолько тихо, что мужчина, не сиди он вплотную, вряд ли бы услышал. Мрачная улыбка украсила его губы. Мышцы Питера напряглись, а бедра неожиданно качнулись, в явном предвкушении кончить после нескольких дней воздержания, но плотно сидевшее кольцо помешало, отчего новое хныканье сорвалось с его губ.

- Всегда такой хороший мальчик. Посмотри, твой член буквально пускает слюни, - чтобы подчеркнуть свои слова, Тони большим пальцем скользнул по головке, используя предэякулят. - Потрогай свои соски для меня. Вот так, малыш, а теперь покрути их.

Учитывая то, как настойчиво мужчина ласкал его член, это казалось пыткой.

- Можно… - он вдруг запнулся, на что бывший дон заинтересованно приподнял брови.

- Можно «что»?

- Я, мне, - с губ Питера сорвался стон, и Тони почувствовал необходимость посмотреть в эти разбитые карие глаза, языком собрать сверкающие слезинки, а после наклониться к искусанным плюшевым губам, чтобы дать попробовать этот неповторимый вкус. Мальчик был самым изысканным деликатесом. – Мне нужно…

- Что тебе нужно? – с рыком он опрокинул Питера на бархатный диванчик. Он ожидал увидеть в его глазах панику, страх, может быть, стыд, но увидел там лишь нужду. Питер нуждался в том, чтобы его защищали и оберегали, холили, лелеяли, обожали. – Так что же тебе нужно, моя милая маленькая птичка?

- Не оставляй меня, Тони, - сумел выдавить он.

И, наконец, получив долгожданный ответ, мужчина просто стянул кружевные трусики вниз, обнажив стройные бедра.

- Приподнимись немного, - он заставил мальчика раздвинуть бедра, свесив ногу с дивана, а сам же чуть отодвинулся. – Посмотри на себя, ты такой очаровательный. Твоя милая розовая дырочка трепещет, - он коснулся сморщенной кожи, жадно наблюдая за тем, как румянец на щеках Питера становится ярче. – Такой умный мальчик, ни разу даже не попробовал коснуться себя без моего ведома.

Влажный, смоченный слюной палец толкнулся в тело Питера. Его щеки и кончики ушей вспыхнули. Образы сотен фантазий, которые у него были об этом моменте, замелькали у него перед глазами. Это было не так, как с Квентином. Это было нежно и медленно, палец скользнул внутрь, не царапая и не разрывая на части. Он расставил ноги шире, наслаждаясь прикосновением, чувствуя себя вяло, его переполненное возбуждением тело будто бы плыло на волнах. Голова упала на подушку, а нога скользнула по бархатной обивке. Наслаждение прикосновениями Тони, его вниманием переполняло Питера.