- Тони? – подняв голову, юноша встретился с глубоким взглядом холодных глаз. Находясь так близко, он мог чувствовать терпкий аромат сигар, смешавшийся с запахом одеколона.

- Да? – не замедляя шаг, мужчина пересек широкий холл. Эхо от каблуков начищенных туфель приглушенно отдавалось под высокими потолочными сводами. Практически плоская, вогнутая вовнутрь хрустальная люстра, словно корона, переливалась в дневном свете, лившимся со всех сторон из огромных, от пола до потолка окон, едва прикрытых нежными тюлевыми занавесками.

- Ты уже можешь отпустить меня, - тихо прошелестел Питер, боясь того, как его голос разнесется по всему зданию, отразившись от молочного, практически зеркального, идеально гладкого гранитного пола, что покрывал собой весь первый этаж, виднеясь так же и за дальними дверьми, ведущими в комнаты.

- Ни за что, mio cuore, - ласково фыркнул бывший дон, чей глубокий баритон вызывал у Питера мурашки. - Ты можешь простудиться.

Тони, конечно, преувеличивал. В особняке было достаточно тепло, хоть и в спешке, но в каждую комнату было проведено отопление, не говоря уже о теплых полах. Сам мужчина, может быть, и любил прохладу, но не мог позволить своей птичке заболеть.

Питер смущенно надул губы, не найдясь, что ответить. От волнения его сердце гулко билось в груди. Одной улыбки Тони хватало, чтобы в животе запорхали бабочки.

Минув высокую лестницу и длинный, витиеватый коридор, выполненный в типичном английском стиле, ноги Питера, наконец, коснулись пола. Это было странное, почти дезориентирующее чувство потери контакта, когда сильные руки удерживали, как будто вес его тела не имел никакого значения, а тяжелый, горький аромат сигар и одеколона больше не щекотал ноздри. Плащ на плечах, едва мужчина выпустил Питера из объятий, перестал казаться таким же уютным, напротив, теперь на плечах ощущалось давление тяжести драпа. Только сейчас юноша понял, что разница в росте была колоссальной, чтобы взглянуть в глаза Тони, ему необходимо было запрокинуть голову.

- Ecco, uccellino mio, - за той дверью, куда его внес мужчина, оказалась светлая, просторная комната, выполненная в минималистичном дизайне, будто бы ожидая, когда ту украсят. Несколько шкафов, забитых журналами и книгами, приземистый гладкий комод, стоящий впритык, темно-синий диванчик, письменный стол – вот и вся мебель.

Питер вопросительно взглянул на бывшего дона, завившиеся в тугие кудри от влаги волосы упали на глаза, что сделало взгляд медовых глаз из-под челки еще невиннее. Человек перед ним, похоже, был до смешного богат, что, в свою очередь, ставило Питера в тупик. Должен ли он что-то сказать или, может, сделать? Каким бы Тони ни был обаятельным и галантным снаружи, он наверняка привык к определенному типу общения и наверняка имел какие-то ожидания? Мальчик очаровательно закусил губу, чувствуя нарастающую панику. Что он должен сделать, как себя вести? Такие люди как он были постоянно заняты, а это значило, что Питер наверняка оторвал его от чего-то важного. Должен ли он просто вежливо поблагодарить или же дать ответную услугу? У него было не так много денег, но судя по заинтересованности Тони танцами и балетом, Питер вполне мог достать для него несколько эксклюзивных билетов в театр через старых знакомых тетушки. Это было бы немного затруднительно, но бесспорно было бы хорошим ответным подарком.

- Большое спасибо, Т-тони, за то, что выручил меня, - пробормотал Питер, мучительно краснея. – Мне жаль, если я отвлек тебя от чего-то важного. - В его голосе послышалось затаенное отчаяние, что заставило Антонио внутренне напрячься.

- Тебе не за что меня благодарить, tesoro, - теплая рука коснулась лба юноши, ловкие пальцы завели непослушную челку за ухо. – Я был бы рад помочь тебе еще сотню раз, если бы это означало, что я снова могу тебя обнять, - бывший дон несколько секунд смотрел прямо в доверчивые глаза своей птички, пока тот смущенно не отвел их.

- Спасибо, - голос мальчика вдруг упал до шепота. – Я не знаю, что случилось бы, если бы не ты.

Хорошо, что в это мгновенье Питер смотрел куда-то в сторону, потому что ровно на одну секунду лицо Антонио исказила ненависть. Как смел этот сын шлюхи поставить его птичку в такое опасное положение? Зубы мужчины скрипнули - никто не трогает то, что принадлежит Антонио Карбонеллу. С самого детства он был гребаным собственником, от чего не редко страдали близкие, в том числе сестра.

- Я бы спас тебя, даже если бы не знал, что нужно спасать.

- Звучит очень глупо, - Питер хихикнул и неожиданно окутавшая их обоих атмосфера напряженности рассеялась.

- Я же пообещал, что буду твоим рыцарем, caro, - Тони подмигнул, на что Питер облизнул пересохшие губы, чувствуя, как необъяснимое чувство электрическим зарядом касается его паха.

- Мн-мне бы душ принять, - картинно ежась, вдруг выпалил парень, меняя тему. – Где я могу это сделать?

Губы Тони расплылись в нежной улыбке, он мягко приобнял мальчика за плечи, направляя вглубь комнаты, туда, где за забитыми книгами шкафами цвета слоновой кости было скрыто несколько неприметных дверей. Щелкнув золотистой ручкой, он впустил их в такую же светлую ванную комнату. Рот Питера комично приоткрылся.

- За другой дверью, - он указал направо, по-прежнему обнимая юношу, желая продлить мгновения необъяснимых чувств, клокотавших в сердце, - располагается спальня. Тебе стоит принять горячую ванну, - Тони вдруг склонился, буквально войдя в личное пространство подростка и, нежно убрав со лба волосы, прижался губами к его лбу. Питер замер, забыв как дышать, наблюдая за тем, как мужчина с серебром в волосах отстранился, - температуры нет, но тебе стоило бы согреться. Прислуга принесет тебе сменную одежду.

И, не говоря ни слова, покинул ванную, прикрыв за собой дверь, так, будто бы это была самая естественная вещь в мире, оставив горящего от смущения подростка всматриваться в собственное расплывающееся отражение в светлом напольном кафеле, все еще держа на плечах тяжелое пальто.

А за достаточно прочными, пуленепробиваемыми окнами комнаты, скрываясь в тени пожухлой листвы деревьев, во двор въехала знакомая затонированная машина с достаточно большим багажником, способным вместить сразу несколько человек. Оставив пиджак на диванчике, и закатав рукава к локтю, Тони вдруг подумалось, - ведь у него было не больше двадцати свободных минут, но ничего, он мог быть достаточно быстрым и был уверен, что проведет их с пользой.

Близ черного входа, ведущего в зимний сад, за широкой лестницей из темного, почти черного дерева, которая величественно извивалась ко второму этажу, в самом углу, где обычно, как предполагали гости или «неслучайные посетители», скапливалась пыль, на самом деле пряталась плоская дверца без ручек и замков, больше похожая на неровную заплатку из куска старого дерева. Но стоило Антонио, растопырив пальцы, поднести руку к завитому в кральку, на первый взгляд плохо обработанному сучку, та едва слышно скрипнула от натуги, потянувшись назад и влево, пропуская внутрь, туда, где еще более закрученная серая, в подтеках ржавчины, железная лестница вела на несколько крутых пролетов вниз.

Хмыкнув, бывший дон захлопнул за собой проход и поспешил к старому лифту. Его гостей уже должны были доставить и устроить.

Через несколько секунд ребристая сетка, заменяющая собой стенки, слегка завибрировала, заскрипели тормоза и решетки дернулись в стороны, с оглушительным лязгом ударились о стенки, что заставило мужчину поморщиться. Кабина замерла, на доли секунды погрузив окружающее пространство в мнимую тишину, сопровождаемую легким скрежетом половиц и эха, что позволило услышать глухое, едва слышное, доносившееся из-за приоткрытой стальной двери «Отпустите!» и шорох, скорее похожий на приглушенный шум борьбы, чем на что-либо еще.

О, как Тони любил эти сладкие моменты, предшествующие агонии, когда жертва все еще убеждена, что ей не причинят боли, что она сможет вырваться. Гаснущая в глазах надежда была сладким из нектаров.