Серебряные нити неуверенно дернулись и застыли, продолжая удерживать в воздухе свое мертвое дитя. Впервые за все время сделались недвижимыми. И Лэйд понял, что это значит.

— Прочь! — рявкнул он, — Все! Назад!

Существо, агонизирующее в серебристом коконе, лопнуло с негромким бульканьем. Словно кто-то в сердцах швырнул оземь бумажный пакет, набитый купленными на рынке моллюсками. Не поддерживаемые больше в едином целом, его не единожды разрезанные и сшитые ткани обратились каскадами полужидкой плоти, в которых уже нельзя было разобрать ни частей, ни составляющих, ни прочих деталей.

Серебряные нити, оказывается, умели двигаться чудовищно быстро. Бросив умирающее и разваливающееся тело, больше не представлявшее для них интереса, они расцвели навстречу стрелявшим огромным, сотканным из серебра цветком, состоящим из такого количества тончайших струн, что, казалось, даже смрадный застоявшийся воздух архивного зала запел на тысячи голосов.

Коу стоял ближе всех. Может, чувствовал себя предводителем этого жалкого воинства, облаченного в твид и серую фланель? Хотел воодушевить своих людей личным примером? Или в самом деле полагал, что его противник испустит дух, получив несколько дюжин раскаленных свинцовых пуль из автоматического пистолета?

Лэйду на миг стало его жаль.

Пистолет Коу молчал, и молчал как-то неловко, неестественно, точно актер, позабывший слова. Едва ли в нем кончился боезапас, скорее, палец хозяина вдруг обмер по какой-то причине, не в силах более нажимать на спусковой крючок. И послушный механизм терпеливо ждал его прикосновения.

Лицо Коу казалось серым, а глаза на нем — неестественно белыми, будто мгновенно выцветшими. И в этих широко раскрытых глазах Лэйд отчетливо увидел ужас. Потому что глаза эти увидели то, что не полагалось видеть человеку.

— Коу! Назад!

Тончайшие серебряные усики, тянувшиеся к руке с пистолетом, беззвучно коснулись ее. Но не дрогнули, как это обычно бывает при соприкосновении. Напротив, точно растворились в воздухе. В воздухе или — Лэйд ощутил, как замерзает в груди дыхание — в плоти.

Две коротких секунды ничего не происходило. Коу сделал резкий вдох, только лишь сейчас научился дышать. Лицо из просто серого сделалось пепельным, губы задрожали.

К третьей секунде на его лице появилось выражение изумления.

— Вот черт, — пробормотал он, беспомощно дергая ртом, точно пытаясь улыбнуться, — Кажется, оно…

А потом его рука взорвалась.

Это походило на взрыв, словно он стиснул между пальцами динамитную шашку, но Лэйд знал, что это не было взрывом, скорее, взрывной, ускоренной в тысячи раз, трансформацией. Его кисть, сжимавшая пистолет, беззвучно лопнула, но не разлетелась кровавыми брызгами по залу, как если бы это был настоящий взрыв, а превратилась в ком сплющенный костей, мясных прожилок и деформированных стальных деталей, шипами торчащих во все стороны. Из этого бесформенного куска мяса отчетливо выступал оплавленный пистолетный ствол и куски рукояти.

Он не сломал ему руку, подумал Лэйд, сам не сразу сообразивший, что произошло. Он попросту сделал ее единым целым с револьвером. Перемешал и сплавил воедино.

Коу не закричал. Может, был слишком изумлен. Он беззвучно хватал губами воздух, уставившись на свою руку, ставшую единым целым с пистолетом. Если он и был чем-то занят в эту секунду, то лишь попыткой понять, что же с ним только что произошло.

Серебряные нити лениво шевельнулись вдоль его руки, мягко льня к рукаву. Лэйд не сомневался, что секундой спустя они сотворят подобную трансформацию и с его телом, но Коу повезло — кто-то из его подручных, вскрикнув, оттащил его, почти не сопротивляющегося, в сторону выхода. А дальше…

Лэйд видел, что было дальше.

***

Может, Коу и удалось уверить себя в том, будто он управляет этим сбродом, состоящим из вчерашних клерков и курьеров. Но в следующий же миг его отряд превратился в разрозненную ораву из панически бегущих людей, управлять которой было не проще, чем управлять роем фруктовых мух над блюдом с фруктами. Кто-то принялся палить, кто-то ничком бросился на пол, кто-то — должно быть, из числа наиболее здравомыслящих — бросился к двери.

Но мало кто из них успел. Поющие в воздухе струны, переплетающиеся в немыслимые узоры, обладали скоростью, многократно превышающей скорость человеческого тела. И движения их лишь на первый взгляд казались несогласованными, почти хаотическими. Очень быстро Лэйд убедился в том, что сила, управляющая ими, прекрасно сознавала происходящее.

Клерк, спасший жизнь Коу, не прожил достаточно долго для того, чтобы получить благодарность от «Биржевой компании Крамби». Оттащив своего шефа, он сам замешкался, сделавшись легкой мишенью и слишком поздно это заметив. Струны мягко обняли его со всех сторон, заключив в тонкий едва заметный кокон из переливающегося серебра. Негромкий шорох, дрожание нитей…

Он не успел закричать, успел лишь набрать в грудь воздух для крика. Серебряные струны тонко запели в воздухе, и вся плоть вместе с костюмом единой дымящейся грудой съехала с его костей, оставив в воздухе нелепо взмахнувший руками скелет. Кости его были отполированы до неестественной белизны и казались отлитыми из сахара первого сорта — такого белого, какой никогда не получается из тростника, произрастающего в Полинезии.

Серебряные струны запели. Они растягивались в воздухе, складываясь в чарующие узоры совершенно нечеловеческих и несимметричных форм, они искривлялись, образуя совершенно невозможные с точки зрения геометрии фигуры, они колебались и дрожали в потоках несуществующих ветров, дующих со всех направлений одновременно.

Человек, пытавшийся заслониться от клубка серебряных струн конторским стулом, заорал от изумления, когда неведомая сила мягко подняла его в воздух. Перепуганный до смерти, он даже отбросил свое никчемное оружие, будто это могло замедлить его вознесение, но едва ли выиграл на этом хотя бы долю секунды. В следующий миг его тело со страшной силой взмыло вверх и врезалось в потолок с силой пушечного ядра. Вниз, кружась, полетели угольные хлопья и обгоревшие клочья ткани. Лэйд рефлекторно бросил взгляд вверх, пытаясь понять, куда делось тело, однако обнаружил лишь влажный багрово-красный человекоподобный силуэт на перекрытии — точно кто-то, обладающий зачаточным художественным вкусом, попытался изобразить силуэт витрувианского человека[9], используя для этого малярную кисть и ведро свежего телячьего паштета.

Кто-то неподалеку истошно завизжал, когда кожа на его пальцах вдруг принялась загибаться цветочными лепестками, обнажая алое мясо. Кто-то вслепую стрелял, пока лениво шевельнувшиеся серебристые петли не разделили его, подобно спелому мандарину на дольки, мягко развалившиеся в стороны. Кто-то, подвывая от ужаса, пытался перезарядить оружие, пока серебряные нити, окружив его тело, отщипывали от него крошки и…

Лэйд бросился прочь, отшвыривая со своего пути мебель.

Единственный шанс спастись — добраться до двери во что бы то ни стало. Если проклятая тварь отвлечется на полминуты, кромсая прочих, у него, возможно, есть половина шанса или…

Лэйд резко остановился, ощутив тончайшее, как комариный свист, пение натянутой струны.

Четверть шанса?

Конторский стол, который стоял перед ним, вдруг едва заметно дернулся, сдавленный со всех сторон, и раскрошился, превратившись в груду источающих пар древесных опилок на полу. Лэйд шарахнулся в сторону и, кажется, вовремя. Потому что паркет в том месте, куда он едва было не поставил ногу, с хрустом лопнул. В нескольких дюймах от лица в воздухе развернулись серебряные усики, сплетающиеся в кокетливые петли. Усики, которые могли уничтожить человека одним лишь своим прикосновением, даже не подключая всей заложенной в них силы.

Лэйду показалось, что он ощущает, как они погружаются в его тело. Холодные, но не такие холодные, как медицинские инструменты на осмотре. Скорее, приятно прохладные. Они без сопротивления проникают под кожу и тянутся к костям, оплетают их, пускают новые побеги, прорастают в печень и сердце…