– Для начала – обеспечь ему подпитку энергией, – после недолгого молчания заявляет лич. – Немного, просто чтобы подстегнуть регенерацию. Насколько я помню, она была у него неплохой.

Остатки моего самообладания окончательно сдают, меня потряхивает. Но я выполняю указание: опустившись на колени рядом с телом, создаю связь и отправляю по ней тонкий ручеек энергии. Благо, вокруг ее столько, что можно не беспокоиться о восполнении собственных сил.

– Альд, неужели нет никакого другого выхода? – мой голос звучит настолько жалко, что в других обстоятельствах мне бы стало стыдно. Но не сейчас.

Снова молчание. Такое тягучее и давящее, что я начинаю жалеть о своем вопросе.

– Намекаешь на то, чтобы я опять стал подселенцем? – в голосе Альда звучит горькая усмешка, и вот теперь мне таки становится стыдно.

– Что ты, я не…

– Это могло бы стать неплохим вариантом, не будь у нас кое-каких досадных… обстоятельств.

Прерывая мою неловкую попытку оправдаться, лич говорит медленно и устало. Проводит скелетированными пальцами по костяным рукояткам инструментов. Это движение выглядит осторожным, даже почти ласковым.

– Первое обстоятельство – у нас нет Последней Милости, при помощи которой можно было бы изъять мою душу… относительно безопасно, – голос Альда обретает саркастические нотки. – Но даже будь у нас этот артефакт… ты не умеешь им пользоваться, а никому другому в этом доме я не доверяю.

От воспоминаний о действии Последней Милости и сопутствующих ощущениях я невольно вздрагиваю. Относительно безопасно, ага, конечно. Из-за этих мыслей слова подселенца о доверии доходят до моего разума с запозданием. Поэтому я даже не успеваю удивиться, когда он продолжает говорить.

– Будь у меня больше сил, я бы мог поспособствовать возвышению Алонта и без подселения в его тело, но… – продолжает лич и берет в руки инструмент с тонким крючком на конце, – его способности к некромантии настолько ничтожны, что без посторонней помощи он не протянет и пары минут.

– А умерцем, значит, протянет?..

– Да. По своей природе умерец похож на зомби. А так как зомби у нас становятся все умершие…

С этими словами Альд вдруг склоняется над бывшим комендантом, поднимает ему верхнюю губу и поддевает крючком десну на верхней челюсти. Я вздрагиваю и, не имея возможности зажмуриться, отворачиваюсь. Деактивировать чары зрения не решилась – мало ли, что мне придется делать дальше.

– …то владение некромантией умерцам для существования не требуется.

– Но пытать-то зачем? – мой голос дрожит почти так же сильно, как и потряхивает меня саму. – Как ты вообще до такого додумался?

– А это и не я.

Лич отвечает отстраненно и сосредоточенно. И мне совершенно не хочется знать, чем он в этот момент занят.

– Идею подал Суртаз. Он рассказал, что в его мире была возможность создания… хм… он называл их призраками. Странные существа, у нас таких нет. По крайней мере – ни об одном я не слышал. И это, пожалуй…

Слова бывшего подселенца прерываются глухим стоном бывшего коменданта.

– …к лучшему, – как ни в чем не бывало, продолжает Альд. – Не знаю, что Суртаз подразумевал под бестелесностью, но с его слов мне удалось понять, что встреча с любым таким существом – сомнительное удовольствие…

Раздается тихий сухой хруст. Снова стон. Я чувствую, как усиливается отток энергии – похоже, заработала регенерация сэра Алонта.

– Собственно, отвечая на твой вопрос…

Альд снова замолкает, прерванный звоном металла о металл. Раздается тихий скрежет, о происхождении которого я предпочитаю не задумываться.

– Главная проблема посмертной формы зомби – полная или частичная потеря памяти и самосознания. Искажается восприятие окружающего мира, теряется часть навыков и способность отдавать отчет своим поступкам. Разум становится… примитивным… Этим зомби отличается от лича, полностью сохраняющего черты своей личности в посмертии. По крайней мере, в первое время…

Отстраненность в голосе бывшего подселенца сменяется задумчивостью. Будто вместе с рассказом он одновременно размышляет над какой-то сложной загадкой.

– Умерец от зомби отличается тем, что сохраняет самосознание и память… Но личем не является, так как не использует некромантию для поддержания целостности своего тела. Поэтому он более уязвим к внешнему воздействию, и его довольно просто упокоить – как мертваря или любую другую нежить.

– Кстати, о мертварях, – в кои-то веки долгая и пространственная лекция Альда меня не раздражает, так как помогает отвлечься от происходящего. – Почему ими становятся даже довольно сильные некромаги? Разве они не должны стать личами?

– Причин на самом деле довольно много. Но основных – три. Это смерть в бессознательном состоянии, недостаточная подготовка или нежелание умирать. Собственно, правильно проведенная пытка позволяет обойти две из них.

– Не понимаю… – забывшись, я качаю головой и краем взгляда замечаю темное пятно на полу. Оно медленно растекается и скоро вот-вот доползет до края моей мантии. Отодвигаюсь и снова отвожу взгляд.

– По словам Суртаза, создание призрака подразумевало долгие пытки для того, чтобы мучительная смерть заставила человека навсегда обозлиться на всех живых. Под управлением опытного некроманта его душа становилась опасным оружием.

Липкий страх во мне уступает место всепоглощающей жалости. Не знаю, слышит нас сэр Алонт и хочет ли, чтобы все наконец закончилось, но самой мне этого определенно хочется.

– Мы же сейчас делаем не призрака, так ведь?

– Да. Хотя Суртаз в свое время пытался, – в голосе Альда проскальзывают стальные нотки, – ничего не вышло. Потому что нужен был еще какой-то артефакт, который не удалось воссоздать. Но для появления умерца он не требуется. Нужны трое подготовленных людей. Сведущий в пытках человек помогает будущему умерцу избавиться от страха смерти…

О да, очень действенная помощь.

– …присутствие опытного лекаря позволяет оставаться ему в сознании, а некромант-воскреситель следит, чтобы обретение посмертной формы прошло гладко и без происшествий. И, если требуется, использует кое-какие стабилизирующие чары…

– А ты, получается, – у меня вырывается нервный смешок, – делаешь все за троих?

– Получается, что так, – звучит спокойный ответ.

Снова звенят инструменты. Раздается тихое похрустывание и долгий мучительный стон старика.

– Сожалею, Алонт, но умирать вам пока что рано…

Альд принимается бормотать смутно знакомое заклинание. Вслушиваясь в эту причудливую скороговорку, я понимаю, что это исцеляющие чары.

Точно. Их подселенец использовал для лечения истерзанного упырем мальчишки – еще по осени. Как же давно это было…

– Шиз, перераспредели энергию, направь ее мне. Похоже, у кое-кого появились иные планы на посмертие.

Чувствуя, как возвращается нервная дрожь, я выбрасываю из головы все посторонние мысли и концентрируюсь на изменении потока. Задача оказывается неожиданно сложной. В какой-то момент у меня возникает ощущение, будто чьи-то сильные и цепкие руки держат мои запястья, я вздрагиваю и пытаюсь вырваться и…

…обнаруживаю себя в дальнем углу комнаты, под самым потолком. А внизу…

Ох, Шиза, отвернись, не надо на это смотреть.

…огромная лужа крови, в которой лежит изрезанное тело…

Я не могу отвернуться. Меня охватывает странное оцепенение, а внутри – ледяная пустота.

…нависающий над ним Альд небрежно отряхивает руки, и крупные алые капли разлетаются…

С хрустом сломанных костей я навзничь падаю на пол. Острая боль в моих многострадальных ногах выжигает чувство оцепенения и грубо разрывает энергетическую связь. Я почти ничего не чувствую, а вот Альду, судя по раздраженному шипению, не слишком приятно.

– В такие моменты мне не дает покоя вопрос, – даже в таком состоянии он умудряется язвить, – как ты, такая впечатлительная, вообще решилась стать некромантом?

Какой красивый потолок. Эти трещинки наверху просто прекрасны в своей непохожести на потеки крови.