Катя оглядела кованые ворота, представляя, каким было это место два года назад, когда здесь жила старушка. Воображение нарисовало дощатый забор, кусты сирени вдоль дорожки к маленькому дому с зелеными ставнями и галоши, брошенные на крыльце. Еще два года назад это место не слышало стука каблуков нелепых тапочек, не ограждалось от мира высокой каменной изгородью, не блистало роскошью, но было уютным и естественным, точно дворик был частью природы, прирученной человеком.

Катя двинулась дальше по улице и внезапно остановилась. Что-то в этой местности показалось ей знакомым. Она стояла перед покосившимся штакетником, за которым разрослась акация. Сквозь паутину колючих веток проглядывался домик – с облупленной краской, заколоченными ставнями и осыпавшимся с крыши шифером. В нем было практически не узнать тот аккуратный домик с фотографии. В памяти Кати возникли хозяева дома: радостная баб Таня, держащая под руку своего серьезного мужа. Эта картина словно говорила: бороться со временем бесполезно; оно состарит тебя, прочертит на твоем улыбающемся лице морщины, разрушит твой дом, покроет его паутиной поросли, а потом утопит твою жизнь в забвении.

Кате стало не по себе от таких мыслей. Захотелось убежать, но она не могла сдвинуться с места, точно ее приковали к земле. Ноги вдруг стали чугунными и перестали слушаться. Такое же чувство Катя испытывала когда-то в библиотеке. Ей не следовало уходить. Она сделала неуверенный шаг вперед, потом еще один – и оказалась рядом с трухлявым забором. Перекошенный хлипкий штакетник напомнил корявый почерк Ника. Катя толкнула деревянную калитку, и та распахнулась, покачиваясь на ржавых петлях. Прошмыгнув под строительной лентой, ограждающей территорию, Катя оказалась во дворике.

Там, где раньше была дорожка к дому, теперь валялся мусор и ветки. Катя медленно зашагала по трескучему настилу, боясь наступить на стекло. Миновала развалины, которые когда-то служили сараем, но были растащены на доски местными. От сарая остался лишь белесый фундамент, торчащий из земли, как зубы.

Ступени крыльца прогнулись под ее весом. Она не ощущала твердости под ногами – точно вместо сгнивших досок шла по комьям прессованной ваты. Спрятав желтый сверток в рюкзак и вооружившись телефоном, заменившим ей фонарик, Катя потянула дверь на себя. Разбухшее дерево прочно засело в проеме и не поддавалось. Тогда она уперлась ногой в стену дома и с силой потянула дверь обеими руками, а затем, резко рванув на себя, откинулась назад, упершись спиной в перила крыльца. Дверь с тугим скрипом распахнулась, бросив в непрошеную гостью облако пыли и затхлости. Катя закашлялась, закрывая лицо рукавом.

Дверь, открывшись, явила ей хлам и полумрак брошенного жилища. В редких солнечных лучах, пробившихся внутрь, беспокойно кружилась пыль. Катя переступила порог, глядя под ноги, чтобы не споткнуться. Разбитые стекла скалились в рамах мутными осколками, дыра в крыше проплешиной зияла на потолке. Обои с узором в мелкий цветочек ошметками висели на стенах, и милый рисунок на них никак не сочетался с пугающей атмосферой дома. Пол был усеян штукатуркой, падающей с потолка, пустыми банками, осколками и забытыми вещами, которые наверняка были перебраны воришками. Если здесь и оставалось что-то мало-мальски ценное, его вынесли и продали за копейки. Почему-то в этот миг Катя вспомнила тетрадь Шурика с коллекцией объявлений. Да, люди стараются выручить копейку за любой хлам.

Она прошла в другую комнату, некогда служившую кухней. На полу отчетливо виднелся темный квадрат. Очевидно, здесь стоял холодильник, под которым краска на полу сохранилась лучше. Но никакого холодильника в доме не оказалось. Кто-то даже розетки открутил – оголенные провода торчали из стен как щупальца. На подоконнике стоял треснувший керамический горшок с землей. Интересно, что росло в этом горшке десять лет назад: красная герань или привередливый фикус?

За кухней следовала широкая комната – зал. Катя сразу представила, как смотрелся бы у стены книжный шкаф, который баб Таня забрала с собой. Эта комната была захламлена картонными коробками, набитыми старой обувью. Мерзкий, кисловатый запах и копившаяся годами пыль не давали дышать. Прикрыв лицо шарфом, Катя стала изучать содержимое коробок, разыскивая книги. И хотя она видела в новом доме баб Тани целую библиотеку, у нее оставалась надежда, что где-то здесь окажется парочка забытых томов.

Телефон давал немного света, поэтому ей приходилось склоняться над каждой коробкой, чтобы разглядеть содержимое. Но кроме старого хлама, не забытого, а брошенного нарочно, здесь ничего не было.

В большой коробке, напичканной тряпьем, что-то зашуршало. Крыса! Катя отдернула руку, взвизгнула и отскочила. Хрустнула доска, потом – другая. Пол вдруг заскрипел, затрещал и провалился куда-то, а вместе с ним и сама Катя. Казалось, сердце подскочило к горлу и тут же упало в желудок. Спасло то, что одеждой она зацепилась за гвозди. Этого хватило, чтобы Катя успела схватиться за края обломанных досок. Она повисла на руках – и, казалось, вот-вот сорвется, но болтающиеся ноги вдруг наткнулись на какую-то опору рядом. Лестница – ее последний шанс не рухнуть.

Изловчившись, Катя дотянулась до перекладины и зацепилась за нее носком ботинка. Потянулась, неудачно дернулась и услышала предупреждающий треск досок. Ей все-таки удалось перебраться на лестницу. Снова почувствовав опору под ногами, Катя перевела дыхание. Она сняла с шеи шарф, оставив его болтаться на ржавых гвоздях. Посмотрела вниз – и, заметив пятно света, не сразу поняла, что во время падения уронила мобильник. Только этого не хватало! Пришлось спускаться.

Тело все еще дрожало от испуга, руки саднило от царапин и заноз, шея нестерпимо ныла. А Катя беспокоилась о мобильнике. Он упал в кучу гнилой соломы, поэтому оказался цел. Катя выставила телефон перед собой, освещая пространство горящим экраном.

Вдоль стен тянулись массивные полки, заставленные пыльными банками. Их мутное содержимое было невозможно опознать. Пол покрывала гнилая солома вперемешку с осколками, распространяя зловоние. Очевидно, старые банки взорвались. От тошнотворного запаха перехватило дыхание. Следовало выбираться отсюда как можно скорее. Катя метнулась к лестнице, но споткнулась и ударилась носом о деревянную перекладину. Чертыхнувшись (филолога тоже можно довести!), Катя направила свет телефона под ноги и увидела большую коробку, набитую тканью. Вначале она подумала, что обнаружила старую одежду, но все же решила проверить.

Пальцы наткнулись на что-то твердое – под слоем затхлых тряпок были спрятаны книги. Катя радостно взвизгнула – она не ошиблась! Подсказка Ника найдена!

Она присела на корточки, чтобы перебрать коробку с книгами. Поднять ее по лестнице не получилось бы, поэтому Катя осталась в подвале. Нужно изучить каждую книгу.

Она лихорадочно листала страницу за страницей. Разбухшая бумага тихо шелестела под ее пальцами, точно очнувшись ото сна. Просмотренные книги откладывались в сторону, поднимая за собой облачко пыли.

Опустошив коробку наполовину, она начала злиться и вместо лежащей сверху книги вытащила другую – с самого дна. Обложка совсем истерлась, трудно было различить название. Но и следующие страницы оказалась пусты, точь-в-точь как в книге из лужи. Катя дошла до последней страницы, на которой чернели корявые, острые буковки: «Здесь должна быть последняя глава, но будет последняя подсказка. И она заключается в том, что тебе больше незачем искать. Все, что ты должна была отыскать, ты нашла в себе».

К горлу подкатил комок, но Катя была слишком рассержена, чтобы заплакать. Схватив книгу без обложки, она сунула ее в рюкзак и поднялась по лестнице. Оказавшись наверху, Катя достала ручку, села на пол и написала в найденной книге:

– Что это значит?

– Ты нашла последнюю подсказку, поздравляю, – появилось на книжных страницах.

– Где мне тебя ждать? – требовательно спросила она.

– Тебе не нужно никого ждать. Твой автобус уходит через полчаса. Советую поторопиться.