–Иди ка глянь,куда это лях пошёл-приказал он одному из стрельцов.

Тот неохотно встал и последовал за Свинявским.Вернулся он быстро,сказал,что видимо лях пошёл до ветру,так как свернул за угол корчмы.

Свинявский же предполагая,что за ним могут следить,завернув за угол,притаился и стал ждать,но из-за угла так никто и не появился.Тогда он вышел на дорогу,осмотрелся,и спустившись по дорожной насыпи в поле,широким охватом обогнул редут,что прикрывал заставу с левой стороны.В редуте горел большой костёр,и вокруг грелись солдаты.Забрехала собака,то ли корчмаря,то ли с заставы,а может быть бродячая,приблудившаяся к людям,у которых всегда можно разжиться объедками.Её лай побудил пана Свинявского поторопится.Он с усилием вытаскивал ноги из глубоко снега, и вот, почти выбившись из сил, по правую руку от себя увидел он возки русских послов,два костра на расстоянии друг от друга,стрелецкие караулы,и то ради чего и пустился лях в столь необычное путешествие-посольских коней.Свинявский осторожно,выдавая себя скрипом снега,подошёл ближе и рассмотрел предметы своего вожделения.Несколько лошадей жевали овёс доставая его из торб одетых им на морды,остальные стояли,иногда вздёргивая головами, тревожимые беспокойными лошадиными снами.Все кони были расседланы.Но делать было не чего.Свинявский подобрался совсем близко,кони зафыркали.а он рванулся вперёд и легко вскочил на низкорослую лошадку.Ухватился за гриву,что было сил сжал ногами бока животного,ударил пятками под пах,и заорав:

–Давай,давай,коняга!Шибче!Шибче! – помчался прочь по заснеженной дороге.

За его спиной слышалось "Стой!Стой".Но его и след простыл.

Из немецкого возка выглянул дьяк Кручина:

–Что там?!-крикнул он.

Суетившиеся без толку стрельцы.замерли.

–Коня у нас украли!

–Кто?!

Стрельцы молчали.

–Что же не стреляли то?

–Так фитили не запалены!

–Эх вы,не надо было вас медовухой угощать!

И дьяк скрылся внутрь.Внутри уже почти уснувший боярин Кваснин-Окороков приоткрыл один глаз,и спросил:

–Чего там?

–Коня украли!-даже с некоторым задором воскликнул Кручина-Вот ведь,а!

–Кто…-опять засыпая спросил боярин,ответа он уже не слышал,не чувствовал как кутает его в одеяла Беда,как поправляет на нём шапку.

Не слышал как горячился прибежавший Телепнёв.Как вышедший из кордегардии капитан Хорст,приказал своим солдатам построится и повёл их к корчме.И как они,за одно со стрельцами,подняли и вытолкали в зашей,не успевших опомнится,ничего не понимающих.похоликов. Вытолкали их из корчмы.потом вытолкали за ворота,свистом и криками заставили почти бежать по дороге во след своему командиру.Зато слышал Орест Ипатьевич голос отца,явившегося ему во сне.

Во сне боярин Ипатий Кваснин был таким же как при жизни-тихим,словно боявшимся ступить за пределы отведённые его Богом,а пределы эти кончались ровно там,где заканчивался и сам боярин,то есть плоть его."Береги себя!"-говорил он во сне,и крестил сына трижды.Это «береги себя» стало для старого боярина чем то вроде оберега от всякого зла,злого человека и злой напасти.Ещё во времена правление матери нынешнего царя тихо сидел он в думе у самых дверей,молчаливый и не заметный.Это помогло ему сохранить себя,семью и дом.Те из бояр,что из кожи вон лезли только бы отхватить себе побольше власти.да властью той обогатится,звали его в свои заговоры,но он всякий раз отказывался,и в конце -концов к нему потеряли всякий интерес,забыли.Так вот забытый он и умер во время заседания думы,и когда палаты опустели,остался сидеть на своём месте у самой двери.Только когда дворовые осматривали царские хоромы на ночь,не забрался ли какой лихой человек,его нашли.

Так Орест получил в наследство все титлы отца.и по наследству же место в царской думе,став самым молодым,и самым не заметным думным боярином.

"Береги себя!"-Орест Кваснин всегда помнил слова отца,и решил,что мудрость эта правильная.Да вот хотябы пример его старшего брата был тому порукой.Брат Андрей,как говорил отец,пошёл не в него,не в деда.а в прадеда,Петра Кваснина,что с молодости был рубакой,а войдя в годы стал воеводой,грозой степных разбойников.Андрей был статен,телом ловок,умом быстр и гибок.На коне гарцевал так,что загляденье.На саблях рубится был мастак,а ворону в лет бил из лука.Все говорили про него – Сокол.И уже стали называть Квасниным-Соколовым,да как то конь брата оступился на крутом берегу реки,за Белым городом,упал с косогора,и подмял под себя всадника.Андрей промучился неделю,отхаркивая кровь,и отошёл.Горе было в доме великое.Все горевали,горевал и Орест,и повторял:"Надо беречь себя."

Он так и поступал.Будучи брату во всем противоположностью,на коне едва мог проехать версту,оружия в руки не брал,книжной премудрости не любил,был кроток,телом вял.Только иногда,если кто из дворни уж очень поперек его воли вставал,словно просыпался в нём ратный дух прадеда,и мог он настоять на воём,быть твёрдым,и даже жестоким.Но только в своём доме,а на людях нет.Потому и другие бояре,да прочие ему в звании равные люди,хоть и был он не беден,не думали о нём как о женихе для дочек своих,вот и коротал свои дни Орест.на тридцать первом году жизни,или тихо и не заметно в думе, куда ходит один раз через три, или так же в доме,поедая мочёные яблочки,любимое его лакомство.

В тот день,с самого утра,всё не задалось.Боярин проснулся от великого смущении в животе,и побежал в нужник,и бегал туда ещё не раз,не смотря на изрядное количество выпитого отвара полыми с сушёной черникой.Потом вздумалось скотникам откормленного борова забить,да упустили его,он и утёк через распахнутые ворота.А к полудню вдумалось дворовой бабе рожать.И вот только -только новорожденный издал первый крик,как въехал на двор царский гонец,дворцовый дворянин,в ярком кафтане,потребовал чтобы вышел к нему сам хозяин.Накинув на себя домашний кафтан,под руку поддерживаемый Бедой,измученный,Орест явился на крыльцо и выслушал речь гонца:

–Велено тебе боярин явится пред государем!Не медли,сей же час будь в Кремле!

От такого известия ноги Ореста ослабли,и если бы Беда не взял бы его крепко под руку,то скатился бы он с крыльца прямо к копытам коня на котором сидел гонец.

Но делать нечего.Прислушавшись к себе,бурление в животе вроде поутихло,боярин велел одеваться.

Путь в Кремль из Белого города был не долог.но в возке боярина так растрясло,что думал он как бы его опять не прихватила нужда.Но всё обошлось.

То что царь приехал с царицей и всеми своими домашними ,Орест Ипатьевич знал. Знал ,что царь будет в столице на Рождество, и что остановился он в Кремле, в царском дворце. Думал, что поднести государю в память Рождества 7076 года, и что поднести царице, царевичам. Что попросить для себя? Может службы какой? Но на службе себя не сберечь, поэтому решил, что для себя ничего просить не будет. А тут вот как вышло, всего два дня как царь с столице. А уже к себе требует!

К палатам кремлевским боярин привык, хоть и часто но всё же бывал здесь,а вот в кабинете царском никогда не бывал,и потому прежде чем пойти перекрестился на церковь Благовещения.Что там будет он не знал,но и не помня за собой никакой вины,не думал о плохом.На Красном крыльце его уже ждал думный дворянин, увидев которого пришёл Кваснин в смущение, говорили «чем больше почёт царский при встречи, тем дороже тебе станут свечи», имея ввиду отпевание,но думный дворянин поклонился боярину. жестом указал следовать за ним и повел Окорокова дворцовыми коридорами.У царского кабинета стояли рынды, во всем белом.со своими обычными топориками.зажатыми в обеих руках.а на против дверей,на скамье сидел и потягивался,видимо от бездельной тоски.царский оружничий , князь Афоня Вяземский, которого, как помнил Орест Кваснин, старые московские бояре, собиравшиеся порой у его покойного отца, именовали презрительно «литва дворовая». На подошедших Вяземский глянул мельком, и безразлично, а сопровождавший Ореста отворил дверь и боярин вошёл.

В царском кабинете было уже темно,цветные,новгородского стекла окошки слабо пропускали скупой после полуденный свет зимнего солнца.Зато горели свечи,выхватывая вкруг себя части палаты.Боярин прошёл мимо стола за которым в окружении писчих приборов,бумаг и прочих канцелярских премудростей сидел круглолицый,не молодой,с залысинами и отвислыми щеками,дьяк.Это был Андрей Щелкалов, второй посольский дьяк, или «сам себе дьяк», как за глаза называли этого всесильного сановника враги и завистники.Смотрел он на Ореста Окорокова пристально,с легкой усмешкой,а губы его были брезгливо поджаты.Но и это,и усмешка,не имели отношения к боярину.У Щелкалова всегда было такое выражение лица.и всегда были так вот поджаты губы.Кланяться ему боярин не стал,не по чину,хотя и была у него такая мысль.Уж больно в почёте был этот дьяк.Подходя ближе к царю боярин увидел,что в кабинете был четвёртый человек.Стоял он совсем в полутьме,так что и лица его было не разглядеть.вот только видно было,что одет онв заморские одежды.Стоял он вольно,положив обе руки на левый бок,так словно привык,что там у него что-то висит и есть за что держаться, или придерживать.