Дело, следовательно, не просто в истории как таковой: духовное возрождение должно опираться на те интенции исторического процесса, которые представляют собой определенные ценности, соотносящиеся с нашим сегодняшним пониманием духовности. Мы просто не в состоянии в процессе наших исторических размышлений каким-то чудом совсем забыть о самих себе, чтобы затем вновь добраться до нашего сегодняшнего самосознания – сквозь все века существования человечества. Ведь мы «здесь и сейчас» воспринимаем и осознаем эти века, причем из всего немыслимого по своему объему массива исторической информации, уже отобранной и структурированной в исторических источниках, мы опять же отбираем, структурируем и, разумеется, интерпретируем все то, что нам представляется наиболее важным. И сам этот путь отбора, структурирования и интерпретации основан на наших теперешних представлениях о человеке, обществе и мире, то есть на реальной жизненной философии человека, занявшегося историческими штудиями. Потому, когда посмеивались, что «у нас страна с непредсказуемым прошлым», имели в виду разнонаправленность официозного толкования истории, а вовсе не историю как таковую. Но здесь подразумевался и произвол толкования исторических фактов и произвольное их структурирование, то есть подразумевался субъективизм исторической интерпретации.

Что же делать? С одной стороны свободное и личностное отношение к истории неизбежно, с другой стороны оно на каждом шагу оборачивается субъективизмом, даже субъективизмом официозным, подминающим под свои прагматические и сиюминутные цели любые исторические свидетельства. Впрочем, дело здесь не в специфике истории как науки: все в этом мире мы воспринимаем личностно, и этот факт даже привел многих знаменитых философов прошлого к выводу о принципиальной непознаваемости окружающего нас мира, в том числе, разумеется, и самих себя как части этого принципиально непознаваемого мира. Все это естественным образом ведет к осознанию абсурдности самого познания, абсурдности осознания этой абсурдности, к абсурдности мира вообще и абсурдности самой абсурдности осознания абсурдности, то есть к принципиальному отказу от осознания как такового, так что единственное, что нам остается, – это посильное удовлетворение своих физиологических потребностей, чему и может вроде бы служить наша способность мыслительной деятельности. Говорить в этом контексте о каком-то «духовном возрождении» и вообще о «духовности» – просто бессмыслица.

Мы этого делать и не станем, ибо и вообще контекст скептической философии основан на представлении о человеке как об абсолютном индивидууме, где его физическая индивидуальность («неделимость») обусловливает и его духовную единичность. В этом контексте и вообще ни о чем говорить не надо, так как никто не услышит, то есть каждый поймет абсолютно по-своему, впрочем, в этом контексте и говорить-то ничего нельзя, поскольку сам язык (поверх факта его реального существования) просто невозможен.

Единственный у нас выход: отрешиться от абсолютизации нашей столь своеобычной индивидуальности, то есть признать, что при всей нашей замечательной неповторимости, есть в нас и нечто тождественное людям и миру и что, следовательно, функция нашей мыслительной деятельности заключается в соответствии этой деятельности точке неразличимости нашего Я и всего мироздания. Возможность познания и его смысл даны, следовательно, представлением о человеке как органической части универсума и исключаются, если мы признаем человека отторгнутым от целого и любой его части, признаем самодеятельность его человеческого существа.

А значит, и сущность исторического процесса может быть нам дана только через осознание нашей внутренней причастности миру, через эту «точку неразличимости» Я и не-Я, через то, что привносит совершенно необходимое для нашей жизни, в том числе и для нашего физического существования, начало – через ощущение смысла. Потому, когда мы – независимо от любых интерпретаций – обращаемся к истории, этим самым мы уже утверждаем наличие смысла исторического процесса, который соотносится со смыслом жизни человека как такового и, следовательно, со смыслом Бытия, в любом его проявлении.

Словом, личностная интерпретация истории, неизбежная сама по себе, не исключает возможности подлинного познания, но всегда обусловлена самосознанием человека и предполагает определенную свободу, а следовательно, и ответственность за свою концептуальную и фактическую наполненность. А значит, и исторический ракурс «духовного возрождения» основывается не столько на самой по себе истории, сколько на личностной интерпретации истории, которая в определенной мере социально и исторически же обусловлена, но ответственность за которую – по причине данной человеку свободы – всегда несет сам историк.

Во всяком случае Галина Лозко, будучи председателем Общества украинских язычников «Православ’я», этой ответственности не бежит, но издает журнал «Сварог», выступает на конференциях, принимает «диаспорных» язычников и т. д. Опять же явно «духовное возрождение» как возможность высказывать и популяризировать свои взгляда и взгляды своих единомышленников. И это в самом деле реальное достижение сегодняшнего дня, которое необходимо всеми средствами поддерживать и развивать.

Надо сказать, что принцип свободы вероисповедания, свободы слова и свободы информации основывается не только на готовности Вольтера отдать свою жизнь за возможность высказаться своему непримиримому оппоненту, но и на вполне официальных международных юридических документах, скажем, на принятой 4 ноября 1950 года Конвенции о защите прав человека и основных свобод (статьи 9,10) или принятой 26 мая 1995 года Конвенции СНГ о правах и основных свободах человека (статьи 10, И). И «Сварог» совершенно естественно опирается и не может не опираться на эти юридические отподобления процесса «духовного возрождения» человека. Заметим только, что международное гуманитарное право вообще и упомянутые конвенции в частности относятся к человеку как таковому, независимо от его пола и возраста, национальной, классовой или конфессиональной клановости. То есть, основаны они на взгляде, привнесенном в мир христианской цивилизацией, которой «Сварог» и объявляет войну.

«Нині, – читаем мы в передовице, написанной самой Г. Лозко, – коли прогресивна частина людства зрозуміла, що християнські цінності не виправдали сподівань на покращення людства, коли людство постає перед загрозою екологічної катастрофи, згадали про багатовіковий досвід своїх предків. Нині відродження природних релігій відбувається саме на грунті етичних культур. Це закономірний еволюційний процес. В 1996 р. створена Європейська асоціація природних релігій, засновано й діє 90 громад нацюнальних релігій в різних країнах світу»².

Не правда ли замечательна здесь родная фразеология, введенная в свое время в оборот идеологами Коммунистической партии: «прогресивна частина людства зрозуміла», «цінності не виправдали сподівань» и т. п.? Но главное – дух высказывания: бездоказательность, демагогия, решительность и, вместе с тем, лукавый кивок на Европу. В самом деле, почему «християнські цінності не виправдали сподівань на покращення людства», если – как минимум – все же «работают» те самые конвенции, которые дают возможность, в частности, существовать этому самому Обществу украинских язычников, да еще и издавать свой журнал? В какой мере угроза экологической катастрофы связана собственно с христианской идеологией? Где доказательство того, что возникновение этнических религий – это закономерный эволюционный процесс? То, что этот процесс, наряду со многими другими процессами, наличествует – факт. Но каково содержание этой «закономерности»? Ответов, разумеется, нет, но привычный с «застойных» времен псевдоэмоциональный пафос утверждения ничем не подтверждаемых догм, явно рассчитанных на «среднего читателя», наличествует.

Конечно же, обо всех этих рудиментах тоталитарного сознания в новой (т. е. хорошо забытой старой) упаковке можно было бы не упоминать – мало кому что нравится, если бы этот самый «Сварог» не декларировал принципы, широко распространившиеся также и среди людей, считающих себя причастными к христианской культуре.