Педагогический путь Сергея Борисовича начался в деревне на западной Украине. Он всегда с теплом вспоминал своих юных друзей, удивительную природу, походы и, конечно, пение, когда дневная суета стихает. Не было ни одного праздника в нашем доме, чтобы не звучала песня. Жена, Лариса Николаевна Бураго, в девичестве и поэтическом творчестве – Грабовская, играла на рояле и замечательно пела. Она получила филологическое образование и всю жизнь посвятила школе и детям.
После окончания Винницкого педагогического института Сергей Борисович поступает в аспирантуру и переезжает в Киев, где работает в Центральной научной библиотеке. После успешной защиты диссертации он начинает преподавать на подготовительном факультете Киевского государственного университета им. Тараса Шевченко иностранцам русский язык. Эфиопы и нигерийцы, лаосцы, корейцы, кубинцы, никарагуанцы – для всех студентов он был авторитетом и мудрым учителем. Молодой педагог считал, что главное в изучении иностранного языка – поставить правильное произношение, то есть обучить слышать и воспроизводить чужестранную речь. Затем необходимо актуализировать эти умения, и тут он обращался к классическим произведениям. В итоге к концу первого семестра студент африканец мог оживленно спорить на русском языке со студентом из Латинской Америки о наказании Раскольникова. К Сергею Борисовичу еще многие годы приходили благодарные письма от его учеников из разных стран.
В конце семидесятых, а затем в середине восьмидесятых он работает на Кубе сотрудником филиала русского языка имени А. С. Пушкина. За рубежом заканчивает книгу о Блоке, закладывает основы исследования «Музыка поэтической речи», совершенствуется в английском и осваивает испанский язык. Он выступает инициатором высвобождения из психиатрической больницы кубинского поэта Элисео Диего и переводчика «Слова о полку Игореве» на испанский язык Альфредо Кабальеро. На Кубе впервые будет им организован целый ряд музыкально-поэтических вечеров, которые станут предтечей киевского «Collegium»’а в Доме актера.
В начале девяностых, когда очарование перестройкой и «новым мышлением» приводит не только к распаду страны и ее обнищанию, но и к разобщению в научных и культурных сферах, Сергей Борисович основывает Международную научную конференцию «Язык и культура», которая призвана объединить гуманитариев из разных стран. Сформированное в работе конференции сообщество ученых до сих пор является незаменимой платформой для научного диалога и открытий в культурном мире, традиционно существуя вне политической конъюнктуры. Сергей Борисович, рассуждая о художественном произведении и его историческом контексте, любил цитировать Блока из записки о поэме «Двенадцать»: «…В море человеческой жизни есть и такая небольшая заводь, вроде Маркизовой лужи, которая называется политикой…».
В 1992 году С. Б. Бураго основывает научно-художественный журнал «Collegium», где публикуются работы А. Ф. Лосева, А. А. Белецкого, Д. В. Затонского, С. Б. Крымского и других замечательных ученых и мыслителей. А в 1994 году состоялись первые вечера ежемесячного журнала на сцене «Collegium», многие годы объединявшего киевскую интеллигенцию, где Сергей Борисович был ведущим и автором. Тематика вечеров была разнообразна и охватывала порой совершенно неожиданные сферы нашей жизни. Наряду с вечерами, посвященными писателям, поэтам, композиторам, философам, возникали темы, раскрывавшие философские проблемы времени и судьбы, любви и надежды.
В своей статье «Жизненная установка человека и цивилизационный процесс» (1997 г.) Сергей Борисович обращается к читателю: «…необходимо проектировать парадигму цивилизации третьего тысячелетия, то есть, основываясь на раскрываемом в самопознании понимании должного, строить собственную жизнь в соответствии с этим пониманием и тем самым определять не только собственное существование, но и в той или иной степени существование цивилизации третьего тысячелетия, цивилизации, которая, пережив страшный опыт XX века, может быть, перестанет быть антиподом культуры, но окажется ее социальной реализацией. Очень хочется в это верить, но ведь и в самом же деле, даже во внешнем опыте и даже в ощущениях явно (не говоря уже об опыте внутреннем), что «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. I, 5). Не обнимет его и в третьем тысячелетии, принципиально не может его объять: такова уже природа света, дающего жизнь, познание, любовь, смысл». И его слова вселяют надежду и в нас, уже живущих в новом тысячелетии, преисполненном трагедиями и сущностными разломами.
Ушел из жизни Сергей Борисович Бураго на грани двух тысячелетий в крещенские морозы 18 января 2000 г. Ему было пятьдесят пять лет. Сколько задумано, сколько еще можно было бы совершить! Но и сегодня, он продолжает дарить свет мысли и добрую искреннюю улыбку, обращенную к внимательному читателю с верой, надеждой, любовью.
Нам еще предстоит осмысление творческого наследия и времени, которое мы по-прежнему переживаем вместе.
Д.С. Бураго
Статьи разных лет
Человек, язык, культура: становление смысла[1]
«Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»
(Иоанн, I, 1–5).
Нам это откровение евангелиста кажется малопонятным и малоприемлемым и с точки зрения аристотелевой логики (как это одновременно Слово и принадлежит Богу и само является Богом?), и с точки зрения наших привычных представлений о безначалии мира.
Но вот астрономия с 1912 года (открытие Мелвина Слайфенра об удалении полутора десятков галактик от Земли) настаивает на том, что Вселенная имеет свое начало, именуемое в науке «Большим Взрывом», который должен ведь иметь и свою причину… «Дело в том, – заявляет по этому поводу директор Годдарского института космических исследований (США) проф. Роберт Джастроу, – что для ученого, всегда верившего в силу разума, такая ситуация заканчивается весьма нелепо. Он добрался до вершины высочайшего пика. Он подтягивается и заглядывает… Но что это… Его уже опередили!.. Ошеломленного ученого гостеприимно встречают… богословы. И сидят они здесь уже много веков»1.
Хорошо, но как же все-таки быть со Словом? Какое оно-то могло иметь отношение к «Большому Взрыву» или сотворению мира?
Вспомним, как переводил это место Евангелия от Иоанна Фауст:
«Вначале было Слово». С первых строк
Загадка. Так ли понял я намек?
Ведь я так высоко не ставлю слова,
Чтоб думать, что оно всему основа.
«В начале Мысль была». Вот перевод.
Он ближе этот стих передает.
Подумаю, однако, чтобы сразу
Не погубить работы первой фразой.
Могла ли мысль в сознанье жизнь вдохнуть?
«Была в начале Сила». Вот в чем суть.
Но после небольшого колебанья
Я отклоняю это толкованье. Я был опять, как вижу, с толку сбит:
«В начале было Дело» – стих гласит2.
Итак: Слово – Мысль – Дело. Само по себе слово не ставится Фаустом столь высоко, чтобы он смог позволить себе остановиться на буквальном переводе. Но что такое мысль без слова? И что такое сила без мысли или дело без силы? Очевидно, что речь здесь идет о трактовке евангельского текста, то есть о выявлении свойств все того же Слова, которое не может рассматриваться как некий случайный знак. Слово именно в этой его поверхностной трактовке, то есть слово как случайный знак, как, например, денежная купюра (Д.Юм3) или шахматная фигурка (Ф. де Соссюр4) не ставится Фаустом высоко, да и никем высоко ставиться не может.
