Наполовину полный стакан виски со льдом задрожал в руке Лукаса. Льдинки бились о стекло, напоминая дыхание загнанного зверя, обреченное, прерывистое… пробуждающее что-то первобытное, дикое, исполненное триумфа победителя.

— Я боялся, ты никогда этого не поймешь… или поймешь, но глупо распорядишься…

Стук стекла о поверхность, перезвон тающего льда, сбивающийся мужской голос, в котором трепет переплетался с восхищением, резал ничем не сдерживаемым эротизмом. Вдоль позвоночника словно огненной плетью вытянуло, я почти ощутила, как рвутся на волю черные крылья даже не падшего ангела, а ненасытной химеры. Не понадобилось слов. Глаза в глаза, повисшие секунды, наэлектризовавшие воздух сверкающими разрядами. Мы стали единым целым. Мы бросили вызов всем законам и теориям. Научились понимать друг друга с одного лишь взгляда.

— Тебе жизни не хватит искупить свои грехи.

Даже от звука собственного голоса по телу пробежала волна чувственного вожделения. Вот оно! Власть! Не шикарное тело абстрактного идола, не результат использования советов тренеров пикапа, даже не голод… Власть над мужчиной, которого боится сам дьявол. Власть, которую только то вложили в мои раскрытые ладони, будучи уверенными в том, что я не выроню и не сломаю эрзац чужого доверия.

От этих мыслей меня буквально выгнуло сладострастиями судорогами предвкушения. Распрямились плечи, походка обрела небывалую легкость. Я шла к своей цели. К мужчине, добровольно позволившего себя растерзать… и знающего о том, что я этого не сделаю.

Ток волнующей отдачи проник в каждый изгиб моего возбужденного тела, когда я грубо, без особой нежности и размышлений толкнула Лукаса в грудь. Был мой удар сильным, или жаждущий подчинения мужчина подыграл — я не знала до сих пор. И этого мне показалось безумно мало. Бросив ремень на постель, я накрутила на кулак его галстук, притянув к себе. Наши глаза были так близко, что от этого нелогичного безумия закружилась голова.

— Никто тебя не спасет. Охране нет сюда доступа.

— Никто не спасет, — хрипло повторил Лукас. Горные заледеневшие озера стремительно таяли, их заполняла тьма сорванных печатей.

— Ты на своей шкуре прочувствуешь, что значит быть рабом. Я тебе обещаю.

Тьма рванулась прочь с его сдавленным стоном, в котором пик сладострастия ударил взрывной волной уже нас обеих. Я почувствовала, как теряю над собой контроль. Как сжимаю пальцами скулы Лукаса, буквально продавливаю, стараясь причинить боль. Лава сладкого пламени бежала по венам, и мне оказалось мало тактильного прикосновения. Комната поплыла перед глазами, когда я буквально впилась губами в его рот, прикусив до крови, целуя жадно, неистово, словно выпивая.

Это было ни с чем не сравнимое ощущение. Один из хозяев долбаного города пал ниц передо мной — той, что совсем недавно дрожала от страха и боялась подобного поведения с его стороны. Хозяин стал рабом собственной невольницы, интуитивно разглядев в ней ту, кто сделает счастливым не только его. Каждый получал свой наркотик.

Недавняя домашняя пай-девочка с амбициями, попавшая в сети торговцев людьми — власть, которой никогда не владела. Тот, кто смертельно устал нести на себе бремя власти — иллюзию сброшенного с плеч камня, покой под чужим контролем. Этого не могло произойти в принципе. Но это происходило.

Обреченность и сладкая жажда подчиниться в глазах превратила Лукаса в кого-то другого. Он даже выглядел младше лет на двадцать с такой желанной уязвимостью в помутневшем от страсти взгляде. Это сводило меня с ума. Наполняло такой энергией, что, казалось, сейчас задрожат и посыпятся стекла, а вся электроника выйдет из строя. Состояние, близкое к аффекту, неуемная жажда, требующая немедленного утоления.

Я была подобна древней завоевательнице, ворвавшейся в падший город, чтобы надругаться над его царем. Хищному зверю, настигшему свою пару. Жажда обладать, растоптать, забрать волю и силы, насытить свое темное эго — как давно она жила во мне, и почему проснулась только сейчас? Вопросы без ответа. Им не место здесь, когда балом правит ненормальное вожделение.

Не будь я столь сильно ошарашена свалившейся на меня властью, может, вела бы игру по-другому. Заставила бы Лукаса избавиться от одежды самостоятельно, поцеловать туфли, которые он сам для меня и выбрал, может, придумала бы еще какой-нибудь ритуал, призванный взорвать сознание. Только сейчас мои мысли были далеко, телом управляла жажда обладания.

Пуговицы его рубашки разлетелись по постели, когда я рванула ее за отвороты, не дав шанса опомниться от агрессивного поцелуя. Когда он попытался отвести взгляд в сторону, я с непонятно откуда взявшейся яростью ударила его по щеке. Черт, да я едва ли не кончила от одного этого жеста!

— Мне всегда будет мало твоей боли. Всегда!

Я говорила правду. И ту правду ему хотелось слышать, как самую сладкую музыку. Поражаясь собственной смелости, прибывающих волн эротического безумия, я буквально распяла Лукаса на постели, удерживая его руки над головой. Странным было другое: мысли о совокуплении куда-то испарились, будто их и не было. То, что творилось в тот момент у меня в душе, было куда более сильным кайфом, чем обычный секс.

Руки раздавали удары, крутили кожу, тянули за волосы. Губы поглощали, словно я стремилась забрать у мужчины самый ценный дар, свободу и власть. Не понадобилось стеков, плеток, наручников и другой атрибутики. Ничего из этого не имело значения. Я владела. Я использовала. Я захлебывалась счастьем его отдачи. Шептала, что с ним сделаю, где место таким, как он, а волны запредельного наслаждения поднимались, унося меня куда-то прочь, в реальность, о существовании которой я не знала.

Интоксикация счастьем. Вот, на что это было похоже. Даже когда я открыла глаза и обнаружила, что лежу в постели. Совершенно без сил, в теле приятная невесомость, а ладони Лукаса гладят меня по щекам, волосам, словно я только что самолично бросила к его ногам ключи от Эдема.

Я попыталась воспроизвести в памяти недавние ощущения, но не нашла даже следа. Внутри было… умиротворение. Никакой жажды разрушить, подчинить, закабалить, выпить до капли душу страшного человека, чьего доверия я удостоилась. Моя душа самоочистилась, выплеснула все свои обиды одним движением.

— Я сварил тебе сладкий кофе. Поднимайся.

В его глазах было отражение моего состояния. Счастье. Я не отдавала себе отчета, как мы похожи в этот момент, и не задавала вопросов.

Кофе так кофе, даже приторно сладкий. По ощущениям было похоже на падение сахара в крови. Странно, как я еще не сожгла сама себя на костре столь необузданного желания! Щеки залил румянец. Откуда ему взяться после того, что произошло… а сколько времени прошло?

— Ты была великолепна. Моя Алмазная Грань. Я отчаялся найти того, кто однажды поймет меня так, как ты…

Меня поразила грусть в его голосе. Я даже моргнула. Неужели я стала первой, кто об этом догадалась?

— Вы… ты устал от ответственности. Быть сильным двадцать четыре часа в сутки, никаких сил не хватит. Предохранители сгорят.

Я натянула одеяло по самую шею. Слегка знобило. Да и смущение не желало уходить. Парадокс!

— Я… порвала вам рубашку. И прическа…

— Здесь есть сменный костюм. Здесь есть все, что необходимо. — Лукас вытянул руку, и я положила голову на его предплечье. Впервые а все время своего похищения я чувствовала себя счастливой. Но, как тогда уже поняла — со влюблённостью это не имело ничего общего.

Каждый получил свое. Сейчас мы наслаждались послевкусием своего персонального сорта наркотика. И даже ощущали друг друга, как самого близкого человека, которому доверили сокровенное. Негласно заключив договор, что эти правила действуют только здесь, в параллельной реальности изолированного пентхауса. Как только мы покинем его гостеприимные стены, все станет, как прежде. Барон работорговли и девочка, сумевшая разглядеть его слабости и желания за мощной, непробиваемой броней. Толь поэтому она еще жива, и ей позволено куда больше, чем другим. Но все может измениться. И расслабляться ей еще не время, даже с таким козырем в рукаве…