Аякс подвешивает дощечку на синюю веревочку рядом с дощечкой Люмин. Она тут же встает на носочки, чтобы рассмотреть, что он там нарисовал.

Созвездие путешественницы посередине — она узнает собственный меч и цветок из волос, по инерции поднимает ладонь, чтобы его коснуться. От созвездия исходят вверх лучи; по бокам две звездочки, как заколка у Паймон; и сверху, где-то в углу, маленький-маленький кит.

— Объяснишь? — с предвкушением спрашивает она.

Аякс прикрывает глаза, запрокидывая голову и выставляя щеки солнцу.

— Путешественница это, конечно, ты. Рядом с тобой звезды Паймон и Итэр, чтобы они всегда были рядом с тобой, а лучи — это знак того, что ты счастлива. А кит, — Аякс тихо вздыхает, улыбаясь, — это я. Так или иначе, здесь, рядом, или с высоты звезд, когда я захвачу мир и ты победишь меня.

Люмин сперва издает смешок; наверное, хочет сказать, что опять он пристает с этими глупостями, но почему-то молчит. Наверное, понимает, что он вполне серьезно — его амбиции никогда не были для нее секретом, как и признание, что лишь она сможет когда-нибудь его остановить, если придется.

Она опускает голову. Люмин рассматривает кусочки рыбы и креветок в своей тарелке. Аякс смотрит на нее, приоткрывает губы, чтобы как-то сгладить ее тоску, но не успевает ничего сказать.

— Не покоряй мир, ладно? — тихо просит она. — Давай лучше… путешествовать вместе по разным мирам. Их же много. Это куда интереснее, чем просто один, да и…

«Да и так мы будем вместе», — не заканчивает она, пусть и хочет.

Он этого не слышит, пусть и понимает.

Аякс мягко улыбается.

— Хорошо, — он снимает одну перчатку с ладони и протягивает ей мизинец, — только если ты исполнишь мое желание. Если это сделает тебя счастливой.

Люмин цепляется своим мизинчиком за чужой, слегка сгибает, чувствуя, какие его руки горячие после черных перчаток на солнце.

— Уже сбывается, — спешно говорит она, смотря на их маленькую детскую клятву, — осталось немного.

Аякс с улыбкой кивает. Опускает их руки, ласково целует в макушку; а потом бросает какую-то веселую фразу подоспевшей к ним Паймон. Люмин поднимает взгляд к дощечке; из-за порыва ветра с моря красные нитки ее кисточки путаются с синими с дощечки Аякса. Бубенчики звенят негромко; наоборот, ласково и едва слышно, приглушаемые падающей бархатной листвой сакуры.

Совсем немного.

========== Иродори ==========

Первый раз Люмин приглашает Чайльда на фестиваль первого полнолуния сугубо из вежливости. Просто проходит мимо Банка Северного королевства и решает заглянуть. Просто хобби у неё такое, по крышам рядом с фатуи гулять и на фестивали их приглашать.

— Прости, комрад, — говорит Чайльд, — наш знакомый консультант похоронного бюро подпортил мне репутацию… в Снежной дел невпроворот. Запусти за меня самый красивый фонарик!

Он словно виновато смеётся, ерошит рыжий ураган на затылке, но в его глазах нет и тени улыбки.

Люмин почти безразлично пожимает плечами. Нет, ей совсем не обидно; нет, позвала Тарталью вместе отпустить в ночное небо фонарик она не из большого желания, а исключительно из вежливости. Исключительно по старому знакомству и немножко из корыстных целей, чтобы побольше узнать о фатуи; он-то явно был куда приветливее Синьоры.

Нет, она не расстроилась. Совсем нет. Ни капельки.

Пока еще они друг от друга слишком далеки. Пока еще теплится обида за Золотую палату. Пока еще Тевкр не забрался на корабль до Ли Юэ.

Пока еще Люмин не знает, что Чайльд любит не только драки и корыстные планы; что Чайльд все сердце готов отдать своей семье.

Пока еще.

Второй раз она немного нервничает. Слишком многое за этот год изменилось; хотя бы то, что из вредного фатуи-шутника Тарталья стал ее ласкучим лисом Аяксом.

Начало письма она перечеркивает раз десять. «Аякс» кажется очень сухим; «Господин Предвестник» чересчур официальным, сквозь строки и море он может не понять и заволноваться; а «любимый» какое-то совсем уж тошнотворно неестественное.

Она критично осматривает все варианты и обставляет немного длинноватое и нескладное «мой любитель наводить хаос».

Аякс приходит с нового обращения в полный восторг.

«Прости, моя Царевна, — читает она ровные строчки, буковка к буковке, — что Скарамучча, что Арлеккино прибавили мне тут забот. Обещаю посмотреть с тобой на фейерверки в следующем году».

В этот раз сожаление, которое она держит в пальцах, искреннее, настоящее; она может его потрогать, как нежные цветы, которых коснись — рассыпется, а напоследок оставят бархатистость на пальцах и сладко-горький аромат перед носом.

И может представить Аякса. Как он свёл бы брови домиком, немного надул бы губы; может, попытался бы зацеловать щеки Люмин, пока она не начала бы смеяться и не забыла бы любые причины для грусти. Может, так бы все и было — но его рядом нет.

Люмин начинает понимать, как себя чувствует Тевкр. Маленький, заваленный обещаниями и завтраками; и понимающий, что так необходимо.

Только невыносимо скучающий то ли по уверенной ухмылке, то ли по нежной улыбке; то ли по нахальству в синих глазах, то ли по время от времени едва заметному проблеску сияния жизни в них; то ли по рыжим растрепанным волосам, то ли по тому, как смотрятся в них цветы, сорванные под рассветным солнцем, ещё с капельками прохладной росы на лепестках.

Но сейчас, спустя всего пару месяцев, у Люмин трепещет сердце; мечет крыльями, как пташка, которая вот-вот и вырвется из тесной клетки рёбер.

Она в Инадзуме.

Аякс в Инадзуме.

И фестиваль тоже в Инадзуме.

Пальцы Люмин не дрожат, когда она сжимает меч перед стражами руин. Не дрожат, когда приходится биться с Вестниками Бездны, и запястья не слабеют ни на секунду, когда она поднимает оружие против сотен и тысяч монстров на своём непростом пути.

Но кончики предательски покалывает, когда она открывает двери чайного дома Коморэ, где они условились увидеться.

— На Рито будет фестиваль Иродори, — говорит Люмин просто посреди ужина. — И мы… можем пойти вместе. Если ты хочешь.

Она прикусывает собственный язык и спешит почти опрокинуть в себя чай из маленькой-маленькой чашки размером с ее ладошку. Был бы здесь Тома, наверняка бы ужаснулся таким манерам.

Аякс, только-только неуклюже наколовший кусок рыбы на палочку, поднимает к ней взгляд. Он думает, перебирает в голове все свои поручения и обязанности; но Люмин перебивает прежде:

— Скарамучча не появится в это время, фестиваль организовывает фамильяр сёгуна. И в Банке все хорошо, из Разлома всех фатуи вывели. И в Снежную тебя не вызывают, я говорила с Катей. И даже Тевкр не собирается пробраться на какой-нибудь торговый корабль.

Аякс в ответ смеется, откладывая палочки даже без сожаления.

— Ты что, переписываешься за моей спиной с Тевкром?

Люмин улыбается и довольно загадочно отводит взгляд, пожимая плечами.

— Может быть.

— Может быть?

— Может быть, и не только с Тевкром. Тоня неделю не будет печь тебе оладушки, как вернёшься, если ты не пойдёшь со мной…

— Как ты подготовилась, — он с мягкой улыбкой сводит брови домиком; Люмин понимает, что ему из-за этого даже немного совестно, и ее такая реакция полностью устраивает. — Я просто не могу отказаться.

Она с гордой улыбкой вздергивает подбородок. Аякс упирается ладонью о низкий столик и звонко чмокает кончик ее носика.

Впрочем, даже если бы Аякс попытался казаться ещё более занятым, чем уже был (если такое вообще было возможно), то с треском бы провалился. У Люмин все было схвачено — и на следующий день ему пришло аж четыре письма из дома. Когда он забирал их утром у своего подчиненного, обернулся на Люмин, что нежилась в кровати — и очень убедительно делала вид, что вообще не знает, что там в этих письмах.

Тевкр начинал письмо радостно:

«Братик! Представляешь, Люми рассказала мне об одной книжке… Пожалуйста, купи ее для меня на фестивале!… После прошлого раза Тоня никак не пускает меня в порт — но я прорвусь!…»