– А ты, значит, все еще помнишь старого друга, Эст? Это очень приятно, когда снова встречаются одноклассники. А помнишь наш дует? Эстель и Эмиль – гроза старших классов. Вся школа дрожала!– Эмиль разразился заразительным смехом, полностью исчезнув под лавкой. Британи смотрела с неким соблазном подыграть запутавшемуся парню, и соблазн победил. Британи засмеялась своим грозным, но усиленно смягченным смехом, но видимо Эмиль не заметил ничего такого незнакомого в смехе Британи и вылез из-под лавки.
–Какими ветрами тебя занесло сюда? – облокотившись на стоечку, спросил Эмиль, выражая скверное удовольствие смотреть на засвеченное женское лицо Британи. Девушка постаралась войти в тень еще сильнее и принять развязный вид, каким обычно пользовалась «ее» Эстель. Расставив ноги и сложив с некой небрежностью руки крест на крест, Британи продолжила с некой карикатурностью, похаживая взад вперед и все время подергивая пальцами свой жесткий ворот.
–Да я тут…учусь уже.– выдавила она
– Ах да! Точно. Я помню, как сильно ты хотела уехать от отца. Ну… он у тебя конечно скверный тип. Ничего не скажешь. Помню, ты осталась на ночь со мной, да он голубями добрался с другого конца города и выпорол. Я ничего такого не думал, честно. Тогда мной двигали только дружеские чувства.
– Да я знаю. Ты ж не такой.
–А может я как раз таки такой,– ударив рукой об стойку, сказал Эмиль.
–да нет же! – вскричала визгливым тоном Британи. Эмиль на секунду замер. Он встал столбом, его лицо скривилось, и Британи уже собиралась уносить ноги подальше от стыда, но все сложилось намного приятнее. Эмиль вновь разразился грозным смехом, при этом еще громче, чем в первый раз. Его услышала старушка на другой стороне и сделала молодому человеку грубый выговор. Еще потом и бормотала что-то себе под нос. Эмиль, видимо, внял словам бабули, умолк и тихо достал пакет наполненный продуктами.
– Тут есть сыр, овощи и очень хорошее молоко, дорогуша. Держи. Оплаты не возьму совсем. Иди и не дуйся. Я тут могу тебе кое-что и так дать.
Британи и не стала думать. Она лишь хихикнула и решила поступить так, как это могла сделать Эстель. Она бы не стала упускать такого момента, когда не станут отнимать лишней монеты. Пакет оказался в руках Британи и та, махнув рукой парню, ушла в толпу.
Солнце осветило лицо Британи лишь в тот момент, когда она вышла в конец бесцеремонной толпы, поближе к выходу с рыночных прилавков. Наконец она остановилась рядом с пустыми лавочками, где меньше всего гулял народ и, с облегчением оперлась на пыльную столешницу. Только сейчас, почему то, до нее дошла необъяснимая усталость и боли в голове. Девушка потянула свободную от пакета руку к лентам чепца, которые давили ей на затылок и, оказывается, вызвали неприятную пульсацию. Голубые ленты отцепились друг от друга, и чепец слетел на землю. Вскоре он поддался ветру и начал стремительно улетать в неизвестном направлении. Но Британи не стала его догонять в этот раз. Она показалась самой себе слегка больной. Она была охвачена самой что не на есть интереснейшей мыслью. Глаза ее уставились в одну точку на самый ближний к входу прилавок, где красовались различные волосы и меха. Очень странно ей было на душе в этот момент, очень весело и одновременно тяжко. Маленький цирк как-то невольно поразил Британи своей нелепостью и, главное, сюжетом. Парень, может, был сильно слеп, раз не заметил ничего такого в доброй подруге детства, либо не стал вглядываться в лицо Британи, думая, что точно не обманется. Ведь ее впалые щеки, бледная и больная кожа никак не походила на «ее» Эстель. Разве что на очень больную Эстель, на Эстель, которая могла бы быть такой на кровати в бреду, может, так бы она выглядела лишь при смерти. А он точно говорил про Эстель? Думает, точно. Это было ясно как день, ведь он был уверен в Британи, когда она стала на минуту именно той Эстель, которую сама она увидела пару дней назад на своем пороге. Все это было слегка странно. Да и веселилась она как то совсем не так, как могла бы делать это Эстель. Размышления затягивали Британи все глубже в свои дебри и она могла бы стоять каменной статуей до ночи, а может и до утра, но этого не могло случиться…
Слух девушки начал тревожить скрип. Он был как скрип несмазанных, жестких, ржавых дверных петель у наспех состроенной избы. Так раздражало слух. Сильно бесило мысли в голове и не давало сосредоточиться. И вскоре Британи пришлось слегка пробудиться ото сна. Она подняла опустившуюся на грудь голову в поисках надоедливого звука. Она оглянулась вокруг беззвучного рынка, в котором осталось открытыми всего- то ничего лавчонок, да и то, лавчонок самых старых скряжонок, которые имели самый престранный товар и не могли его продать. Все эти продавщицы смотрели сквозь Британи и, впрочем, любой другой предмет. Их пустые глазенки уже засыпали от скуки, их товар мертво лежал на прилавке и ждал, когда же его кинут в море и забудут по ненадобности. Одна же бабка на всей улице своим скрипучим голосом разбавляла тишину. Она все наговаривала себе глупые иностранные словечки без разбора, нелепо вглядывалась в Британи и все поваживала скрученным носом, приглядывая зеленым глазом за оборачивающейся девчонкой поблизости ее лавчонки. А Британи уже и приметила ее, уже смотрела в ее изумрудный глаз и, все медля, старалась по нелепому подойти к ее лавке. Но она смущалась, и немного боялась старухи, ее странного товара и того, что так сильно приглянулось ей там, на прилавке этой бабки. Торговка волосами и мехами же все не по тихому, как можно громче наговаривая , подзывая очень нежными словами Британи, поваживала сухим пальчиком, приглашая гостью к себе все ближе. И так эта сухая скряга заулыбалась, когда неохотно, но очень смело, Британи шагнула навстречу старушке. За пару шагов Британи оказалась у лавки и почувствовала себя совсем исчахшей. В голову ей стукнула престранная мысль, которой она сразу невольно предалась ненадолго. Оглядев лавку с низу до верха, Британи переменялась доброй улыбкой с хозяйкой лавки и немного заболталась с ней о всяких неземных вещах, всяких звездах и иных разных ненужностях, приходящих с неба. Потом для приличия и в благодарность за приятную беседу, но с неприятным, предвещающим бурю, чувством, Британи купила хорошенький паричок за символическую цену и вышла бегом с рынка по добру по здорову. Выходя, Британи совсем показалось, что она заболела очень сильно.
Желтея, бледнея, Британи несла подаренные молодым глупым человеком продукты через убогие дворы Локарта. На этот раз она не то чтобы тяжелела от груза в руках, но от странного груза на своем сердце она двигалась совсем неуклюже. Перевалистой походкой, проходя через мост, она увидела свой чепец. Он просто лежал посередине мостика, на брусчатке и поджидал свою хозяйку, которая вновь привяжет его к столбу и уйдет, не желая нести его домой просто потому что он ей больше нигде не нужен. Британи подошла и нагнулась для того, чтобы поднять потерю и вернуть на свое место, где по какой то причине его никто не крал. Только Британи дернула чепец за ленточку, так сразу лента не поддалась и продолжила держать вещь посреди моста. Девушка дернула еще раз и немного сильнее, но чепец упрямо лежал на брусчатке. Тогда пальцы Британи обвили другую ленту, и та дала возможность поднять чепец только на немного. Но от такого обзора, как только хозяйка чепца глянула в открывшуюся местность, она поняла, что ленты намертво встряли в брусчатку непонятным образом. Бессмысленные попытки слишком быстро наскучили Британи, но еще бы чуть-чуть, и чепец был бы полностью у нее в руках. Но Британи было не до него и она развернулась в сторону убогих двориков с облупленными стенами. Солнце на этот раз полностью осветило окна и углы домов, которые теперь не только сильно пахли тухлой рыбой, но и выглядели и были больше похожи на огромную свалку с жителями в виде ободранных бедных зверушек. Британи выглянула из-за угла, чтобы посмотреть на количество людей, которые сейчас проходили бы в разные стороны и выходили из скрипучих дверей. Но на удивление в полдень там находилось всего два человека, которые о чем-то судорожно спорили. Британи глядела на это с небольшим испугом, но все-таки решила тихо, как мышь, проскользнуть мимо слегка невменяемых граждан, поэтому она сняла свой мешающийся плащ и кинула в сторону. Ноги направились вдоль стены, около которой не стояли жильцы дома. пакеты в руках шуршали и поэтому пришлось взять их в руки, прижать к груди покрепче. Теперь было тихо настолько, что ссора старой женщины и какого-то мужчины, повернутого спиной к Британи, была слышна даже самой Британи. Но она не стала останавливаться. Только изредка вслушивалась, чтобы по ней не попала первая же бутылка.
